Охота за «Красным Октябрём» - Том Клэнси

Подводный ракетоносец «Красный Октябрь»

Сила взрыва выбросила Райана из кресла, и он ударился головой о палубу. На мгновение он потерял сознание и пришёл в себя в темноте. В ушах стоял звон. Сотрясение, вызванное взрывом, привело к короткому замыканию в дюжине распределительных щитов, и прошло несколько секунд, прежде чем вспыхнул красный аварийный свет. На корме Джоунз успел вовремя сбросить наушники, а вот Бугаев, пытавшийся до последней секунды отвести в сторону приближающуюся торпеду, опоздал. Оглохший, с лопнувшей барабанной перепонкой, он корчился в отчаянных муках на палубе. В машинном отделении вставали моряки. Здесь свет продолжал гореть, и первое, что сделал Мелехин, – посмотрел на пульт регистрации повреждений.

Взрыв произошёл после попадания торпеды во внешний корпус, изготовленный из тонкой стали. Между ним и прочным корпусом находились балластные цистерны, наполненные водой и разделённые двухметровыми сотами, подобными пчелиным. За цистернами хранились баллоны со сжатым воздухом под высоким давлением. Далее располагались аккумуляторные батареи и только потом начинался прочный корпус ракетоносца. Торпеда попала в центр стального листа наружной обшивки, в нескольких футах от всех сварных швов. От взрыва образовалась пробоина диаметром около четырех метров, разрушились соты балластных цистерн и лопнули с полдесятка баллонов, но это поглотило значительную часть силы взрыва. Наконец, были повреждены тридцать крупных никель-кадмиевых аккумуляторов. Советские инженеры намеренно поместили их именно в этом месте. Они понимали, что такое расположение аккумуляторных батарей усложнит их обслуживание и зарядку и, что хуже всего, подвергнет опасности воздействия солёной морской воды, но всё это было принесено в жертву ради их вторичной задачи – создания дополнительного щита. Аккумуляторные батареи спасли ракетоносец. Будь они расположены в другом месте, сила взрыва повредила бы прочный корпус. А теперь сила взрыва оказалась в значительной мере рассеяна несколькими слоями защитной системы, аналогов которой не существует на подлодках западных флотов. В сварном шве прочного корпуса появилась трещина, и в радиорубку словно из шланга под огромным давлением хлестала струя воды, но в остальном прочный корпус уцелел.

В центральном посту Райан уже сидел в кресле, проверяя, работают ли приборы. Он слышал, как в переднем отсеке хлещет струя воды, и не знал, что делать дальше. Понятно было, что нельзя поддаваться панике, хотя у него была отчаянная потребность выплеснуть чувства.

– Что мне делать? – спросил Райан.

– Вы живы? – спросил Манкузо.

– Нет, черт побери, – я мёртв. Так что делать?

– Рамиус? – Манкузо увидел в руке капитана фонарик, который тот снял с переборки.

– Вниз, ныряем ко дну. – Рамиус снял телефонную трубку и приказал Мелехину в машинном отделении остановить турбины. Мелехин уже отдал такой приказ.

Райан толкнул от себя траверсу погружения. Подумать только, мелькнула мысль, в этой чёртовой подлодке, получившей эту чёртову пробоину, ему приказывают идти ко дну!

Ударная подлодка «В. К. Коновалов»

– Точное попадание, товарищ командир, – доложил мичман. – Двигатели остановились. Слышу потрескивание корпуса, он погружается. – Акустик послал нескольких импульсов в активном режиме, но не смог принять отражённых сигналов. Волны взрыва взбудоражили воду. По всему морю расходилось эхо взрыва. Образовались мириады воздушных пузырьков, создавших зону, непроницаемую для акустических волн вокруг цели и быстро закрывших её от окружающего мира. Активные импульсы отражались от облака пузырьков, а чувствительность пассивных датчиков резко уменьшилась из-за продолжающегося эха. Мичман мог с уверенностью сказать лишь, что одна торпеда попала в цель, скорее всего вторая. Он был достаточно опытен, чтобы отделить посторонний шум от отражённых сигналов, и ему удалось правильно истолковать почти все, что произошло.

Ударная подлодка Даллас

– Один-ноль в пользу противника, – заметил старший акустик. «Даллас» шёл слишком быстро и не мог полностью использовать своё гидролокационное оборудование, но невозможно было не услышать грохот взрыва. Его через корпус лодки услышала вся команда.

В центральном посту Чеймберз определил, что находится в двух милях от того места, где только что был «Октябрь». Все остальные смотрели на свои приборы, не обнаруживая чувств. Десять их товарищей находились на корабле, в который попала торпеда, а враг скрывался за стеной шума.

– Уменьшить скорость, треть мощности, – приказал Чеймберз.

– Треть мощности, слушаюсь, – повторил вахтенный офицер.

– Акустик, сообщите данные, – произнёс Чеймберз.

– Занимаюсь ими, сэр. – Старший акустик Лаваль напрягал слух, пытаясь разобраться в поступающих шумах. Ему потребовалось десять минут, и за это время ход «Далласа» уменьшился до десяти узлов.

– Мостик, докладывает гидропост. В ракетоносец попала одна торпеда. Не слышу шума двигателей… но и звуков разрушающегося корпуса не слышно. Повторяю, сэр, не слышно звуков разрушения корпуса.

– Слышите «альфу»?

– Нет, сэр, вода слишком взбаламучена.

На лице Чеймберза появилась недовольная гримаса. Ты офицер, сказал он себе, тебе платят за то, чтобы ты думал. Во-первых, что происходит? Во-вторых, что ты собираешься предпринять? Обдумай все и начинай действовать.

– Дистанция до цели?

– Примерно девять тысяч ярдов, сэр, – ответил Гудмэн, считывая данные с последнего огневого решения на экране компьютера, управляющего стрельбой. – «Альфа» находится за пределами «глухой» зоны.

– Глубина шестьсот футов. – Офицер на рулях глубины передал команду рулевому. Чеймберз обдумал ситуацию и принял решение. Он пожалел, что на лодке нет Манкузо и Манньона. Капитан и штурман относились к числу тех, кто представляли на «Далласе» комитет тактического управления. Было бы неплохо обсудить проблему и с опытными офицерами, но их не было сейчас на подлодке.

– Прошу внимания. Мы погружаемся. Волнение в море после взрыва будет оставаться относительно постоянным. Если оно начнёт успокаиваться, то сместится к поверхности, поэтому мы опустимся ниже его. Прежде всего нужно обнаружить ракетоносец. Если он не на расчётном месте, значит, опустился на дно. Глубина здесь всего девятьсот футов, так что он может лежать на дне с живой командой. Независимо от того, находится он на прежнем месте или на дне, необходимо занять позицию между ним и «альфой». – И, подумал он, если «альфа» снова пустит торпеды, я потоплю её, и пусть будут прокляты правила поведения на море в мирных условиях. Нужно обмануть этого парня. Но как? И где сейчас «Красный Октябрь»?

Подводный ракетоносец «Красный Октябрь»

Ракетоносец опускался быстрее, чем ожидалось. Взрыв разрушил цистерну выравнивания дифферента, что прибавило отрицательной плавучести и не входило в первоначальные расчёты.

Пробоина в радиорубке оказалась значительной, однако Мелехин заметил её на своём пульте повреждений и немедленно принял меры. В каждом отсеке находилась водоотливная помпа, работающая от электрической системы подлодки. Помпа радиорубки включилась вместе с основной помпой этой части ракетоносца, и им удалось, хотя и с трудом, откачать воду. Радиоаппаратура полностью вышла из строя, но никто и не собирался пользоваться радиосвязью.

– Райан, вверх до предела рули глубины и положите руль на правый борт, – скомандовал Рамиус.

– Руль на правый борт и вверх плоскости рулей глубины, – отрепетовал Райан. – Сейчас мы врежемся в дно?

– Постарайтесь обойтись без этого, – посоветовал Манкузо. – Пробоина может, увеличиться.

– Лучше не придумаешь… – проворчал Райан. Скорость погружения «Октября» уменьшилась, и он описал плавную дугу к востоку, заходя под «глухую» зону все ещё бурлящей воды. Рамиус хотел скрыться за ней, оставив «альфу» по другую сторону. Манкузо подумал, что они смогут, пожалуй, спастись. В этом случае он решил внимательно изучить чертежи этого корабля.

Ударная подлодка «Даллас»

– Акустик, два направленных активных импульса малой мощности в сторону ракетоносца и так, чтобы никто их не заметил.

– Слушаюсь, сэр. – Главный акустик Лаваль отрегулировал приборы соответствующим образом и послал два импульса. – Здорово! Мостик, это гидропост. Я нашёл его! Пеленг два-ноль-три, расстояние две тысячи ярдов. Он не на дне, повторяю, он не лежит на дне, сэр.

– Лево руля пятнадцать, курс два-ноль-три, – приказал Чеймберз.

– Лево руля пятнадцать, слушаюсь! – отрепетовал рулевой. – Ложимся на новый курс два-ноль-три. Сэр, руль на левом борту, пятнадцать градусов.