Русско-Ордынская империя - Анатолий Фоменко

М.Т. Белявский пишет: «В Германии Миллер инспирировал выступления против открытий Ломоносова и требовал его удаления из академии». Этого сделать в то время не удалось. Однако противникам Ломоносова удалось добиться назначения академиком по русской истории Шлёцера. «Шлёцер… называл Ломоносова „грубым невеждой, ничего не знавшим, кроме своих летописей“… Вопреки протестам Ломоносова, Екатерина II назначила Шлёцера академиком. При этом он не только получал в бесконтрольное пользование все документы, находящиеся в академии, но и право требовать все, что считал необходимым, из императорской библиотеки и других учреждений. Шлёцер получал право представлять свои сочинения непосредственно Екатерине… В черновой записке, составленной Ломоносовым „для памяти“ и случайно избежавшей конфискации, ярко выражены чувства гнева и горечи, вызванные этим решением: „Беречь нечево. Все открыто Шлёцеру сумасбродному. В российской библиотеке несть больше секретов“».

Миллер и его соратники имели полную власть не только в академической гимназии в Петербурге, где велась подготовка будущих студентов. Ею руководили немцы Миллер, Байер и Фишер. В гимназии «учителя не знали русского языка… ученики же не знали немецкого. Все преподавание шло исключительно на латинском языке… За тридцать лет (1726–1755) гимназия не подготовила ни одного человека для поступления в университет». Из этого был сделан вывод о том, что «единственным выходом является выписывание студентов из Германии, так как из русских подготовить их будто бы все равно невозможно».

«Ломоносов, — пишет М.Т. Белявский, — оказался в самой гуще борьбы… Работавший в академии выдающийся русский машиностроитель А. К. Нартов подал в Сенат жалобу (курсив наш — Авт.). К жалобе Нартова присоединились русские студенты, переводчики и канцеляристы, а также астроном Делиль. Смысл и цель их жалобы совершенно ясны… — превращение Академии Наук в русскую не только по названию… Во главе комиссии, созданной Сенатом для расследования обвинений, оказался князь Юсупов… Комиссия увидела в выступлении А. Нартова, И.В. Горлицкого, Д. Грекова, П. Шишкарева, В. Носова, А. Полякова, М. Коврина, Лебедева и др… „бунт черни“, поднявшейся против начальства».

При этом, надо заметить, А.К. Нартов был крупнейшим специалистом в своей области, «создателем первого в мире механического суппорта — изобретения, сделавшего переворот в машиностроении».

Снова обратимся к книге М.Т. Белявского. Русские ученые, подавшие жалобу, писали в Сенат: «Мы доказали обвинения по первым 8 пунктам и докажем по остальным 30, если получим доступ к делам». «Но… за „упорство“ и „оскорбление комиссии“ были арестованы. Ряд из них (И. В. Горлицкий, А. Поляков и др.) были закованы в кандалы и „посажены на цепь“. Около двух лет пробыли они в таком положении, но их так и не смогли заставить отказаться от показаний. Решение комиссии было поистине чудовищным: Шумахера и Тауберта наградить, Горлицкого казнить, Грекова, Полякова, Носова жестоко наказать плетьми и сослать в Сибирь, Попова, Шишкарева и других оставить под арестом до решения дела будущим президентом академии.

Формально Ломоносов не был среди подавших жалобу на Шумахера, но все его поведение в период следствия показывает, что Миллер едва ли ошибался, когда утверждал: „…господин адъюнкт Ломоносов был одним из тех, кто подавал жалобу на г-на советника Шумахера и вызвал тем назначение следственной комиссии“. Недалек был, вероятно, от истины и Ламанский, утверждавший, что заявление Нартова было написано большей частью Ломоносовым. В период работы комиссии Ломоносов активно поддерживал Нартова… Именно этим были вызваны его бурные столкновения с наиболее усердными клевретами Шумахера — Винцгеймом, Трускотом, Миллером и со всей академической конференцией… Комиссия, приведенная в ярость поведением Ломоносова, арестовала его… В докладе комиссии, который был представлен Елизавете, о Шумахере почти ничего не говорится. „Невежество и непригодность“ Нартова и „оскорбительное поведение“ Ломоносова — вот лейтмотив доклада. Комиссия заявила, что Ломоносов „за неоднократные неучтивые, бесчестные и противные поступки как по отношению к академии, так и к комиссии, и к немецкой земле“ подлежит смертной казни или, в крайнем случае, наказанию плетьми и лишению прав и состояния. Почти семь месяцев Ломоносов просидел под арестом в ожидании утверждения приговора… Указом Елизаветы он был признан виновным, однако „для его довольного обучения“ от наказания „освобожден“. Но одновременно с этим ему вдвое уменьшилось жалованье, и он должен был „за учиненные им предерзости“ просить прощения у профессоров… Миллер составил издевательское „покаяние“, которое Ломоносов был обязан публично произнести и подписать… Это был первый и последний случай, когда Ломоносов вынужден был отказаться от своих взглядов».

Эта борьба продолжалась в течение всей жизни Ломоносова. «Благодаря стараниям Ломоносова в составе академии появилось несколько русских академиков и адъюнктов». Однако «в 1763 году по доносу Тауберта, Миллера, Штелина, Эпинусса и других Екатерина даже совсем уволила Ломоносова из академии». Но вскоре указ об его отставке был отменен. Причиной была популярность Ломоносова в России и признание его заслуг иностранными академиями. Тем не менее Ломоносов был отстранен от руководства географическим департаментом, а вместо него туда был назначен Миллер. Была сделана попытка «передать в распоряжение Шлёцера материалы Ломоносова по языку и истории».

Последний факт особенно многозначителен. Если даже при жизни Ломоносова были сделаны попытки завладеть его архивом по русской истории, то что же можно сказать о судьбе собранных им уникальных материалов в дальнейшем? Цитируем книгу М.Т. Белявского: «Навсегда утрачен конфискованный Екатериной II архив Ломоносова. На другой день после его смерти библиотека и все бумаги Ломоносова были по приказанию Екатерины опечатаны гр. Орловым, перевезены в его дворец и исчезли бесследно». Сохранилось письмо Тауберта к Миллеру. В нем отправитель, «не скрывая своей радости… сообщает о смерти Ломоносова и добавляет: „На другой день после его смерти граф Орлов велел приложить печати к его кабинету. Без сомнения в нем должны находиться бумаги, которые не желают выпустить в чужие руки“».

Таким образом, «творцы русской истории» — Миллер и Шлёцер и другие — все-таки добрались до архива Ломоносова. И его книги, бумаги, коллекции, естественно, исчезли. Зато после семилетней проволочки был наконец издан — и совершенно ясно, под контролем Миллера и Шлёцера, — труд Ломоносова по русской истории. И то всего лишь первый том. Скорее всего, пристрастно переписанный представителями миллеровской исторической школы. А остальные тома попросту «исчезли». Наверное, с ними возиться не захотели. Так получилось, что имеющийся сегодня в нашем распоряжении «труд Ломоносова по истории» удивительным образом согласуется с миллеровской точкой зрения на историю. Даже непонятно, зачем тогда Ломоносов так яростно и столько лет спорил с Миллером? Зачем обвинял Миллера в фальсификации русской истории, если сам, в своей опубликованной «Истории», так послушно соглашается с Миллером по всем пунктам? Угодливо поддакивает ему в каждой строчке.

Наше мнение. От имени Ломоносова было опубликовано совсем не то, что великий ученый написал на самом деле. Надо полагать, Миллер с большим удовольствием в нужном для себя ключе «подготовил к изданию» первую часть труда Ломоносова. Остальное уничтожил. Почти наверняка там было много интересного. Такого, чего ни Миллер, ни Шлёцер, ни другие «русские историки» не могли пропустить в печать.

Если наша мысль верна, то, редактируя (или даже переписывая) труд Ломоносова, Миллер с неизбежностью должен был оставить следы своего «авторского стиля» в его «Истории». Данный эффект можно попытаться обнаружить, применив методику авторского инварианта, найденного в работах В.П. Фоменко и Т.Г. Фоменко. Инвариант (частота употребления всех служебных слов) позволяет обнаруживать плагиат и выявлять писателей с близким авторским стилем.

Н.С. Келлиным в Институте прикладной математики имени М.В. Келдыша (Москва) было проведено сравнение соответствующих текстов Миллера и Ломоносова на основе указанного инварианта. Результат оказался однозначным. Выяснилось, что действительно авторский инвариант Миллера чрезвычайно близок к инварианту «Истории» Ломоносова. И очень сильно отличается от авторского инварианта М.В. Ломоносова, вычисленного по его автографам, то есть по произведениям, заведомо принадлежащим перу М.В. Ломоносова. Это доказывает факт подделки опубликованной от имени М.В. Ломоносова «Российской Истории». Доказано, что опубликованный после смерти Ломоносова текст «Истории» перу Ломоносова не принадлежит (см. статью Н. С. Келлина и авторов настоящей работы в «Вестнике Московского университета», серия филологическая, № 1, 1999).