Танец с огнем - Екатерина Мурашова

Настя сначала вытирала пыль в жилых комнатах северного крыла, а потом решила протереть перила, вечно захватанные детскими ручонками. В доме было непривычно тихо, так как все трое детей отправились на прогулку. Настя наслаждалась покоем – от детей одно беспокойство, это все знают. Впрочем, если бы их не было совсем, жить в Синих Ключах было бы, пожалуй что, скучно, это даже Настя, в общем-то детей недолюбливающая, признавала. Вот в Торбеево детей нет – и что? Тихо и благочинно, прямо как в склепе… Правильно говорят: в доме, где не звучит детский смех, поселяются призраки. Правда (категории необходимого и достаточного), нигде не сказано, что детский смех им так уж противопоказан – вот взять хотя бы Синие Ключи, где и дети есть, и призраки водятся в избытке…

Стоя на верхней площадке, Настя отчетливо услышала какой-то писк, идущий из гардеробной. Наверное, Капочкиного котенка закрыли! – решила она. – Вот ведь точно уже там нагадил, паршивец! Хорошо, если еще когтями платья не подрал…

Если к детям отношение Насти было все-таки амбивалентным, то животных (особенно – в доме!) она решительно не любила.

Удивительно, но где-то в глубине гардеробной горела лампа. (Ну не котенок же ее зажег!)

Проходя вдоль рядов платьев (здесь были еще наряды Натальи Александровны и даже пара мундиров отца Николая Павловича), Настя с удовольствием касалась рукой дорогих тканей, вышивки, перьев, гладила мех. Потом привычно вздохнула: столько добра втуне пропадает! А люди в деревне, бывает, всю жизнь одну дерюжку носят…

Звук повторился, но теперь это был уже не испуганный писк, а скорее удовлетворенное урчание. Грызет что-то, паразит! – догадалась Настя и решительно раздвинула платья.

Груня сидела у стены рядом с зажженной лампой, вытянув раскинутые в стороны босые ноги. Глаза ее были полузакрыты, на лице выражение усталого удовлетворения. Сарафан подвернут снизу, ворот рубахи распущен, огромная розовая грудь, похожая на коровье вымя, вывернута наружу. А у груди примостился, издавая те самые урчащие звуки…

– Грунька, кто это?!! – ахнула Настя, покусывая от волнения палец.

Груня почувствовала, должно быть, сотрясение половиц от Настиных шагов. Открыла глаза, все еще слегка мутные, с голубоватой поволокой растянутого за пределы обычного бытия пространства.

– Кто это?! – повторила Настя.

– Это – Агафон! – важно объяснила Груня и показала Насте ребенка, завернутого в испачканную кровью мужскую нательную рубаху. Ребенок недовольно закхекал и замахал ручками. Груня снова приложила его к груди. Урчание тут же возобовилось.

– Почему – Агафон? – лучшего вопроса Настя не сумела сформулировать.

В голове ее носились обрывки мыслей. Как же мы не догадались?! Она же толстела – все видели, смеялись, даже дразнили ее! И никому в голову не пришло… Да с ее фигурой и манерой одеваться разве заметишь… Почему не сказала?.. Кому? Да хоть бы и мне! И что я?.. И вправду… Сама справилась. Как зверь лесной…Степку не подпускает к себе уже месяца два точно. Он бесится… Мы все думали – поругались. А вот оно что! Степка – отец. Надо сказать ему… Обрадуется или разозлится? Признает ребенка?.. Не женится на ней – точно! Побрезгует уродой… А разве виновата она, что такой уродилась? Где лучше найдет? Все вокруг Любовь Николаевны блажные делаются… Вот и Степка тоже: сыскал, мужик, по кому вздыхать – по художнице этой чахоточной…

– Да на что эта Камилла с ее костями и вовсе годится, разве – на холодец, – усмехнулась окончательно пришедшая в себя Груня.

Настя вздрогнула. Она что от волнения – говорила вслух?! Но Груня же глухая… Губы! Губы, должно быть, шевелились…

– Так почему – Агафон?

– На колокол похоже. Ага-ага-фон! Фон! Я ведь колокола на праздник слышу…

– Вот оно как… Я не знала. Агафон… Что ж, хорошо, мне тоже нравится… Но с пуповиной-то у младенца чего?

– Я ниткой перевязала и перегрызла потом.

– Откуда ж знала?

– От Липы, колдуньи. Я с ней к роженице в Черемошню ходила. Внутрь меня не пустили, побоялись, что младенца сглажу. Но расспросить-то все по случаю – никто не мешал…

– Знаешь, Грунька, тебе бы помыться надо. И Агафона помыть.

– Само собой, – кивнула Груня. – Сейчас я уже встану и пойду. Только вот тут прибраться еще… Я быстренько…

– С ума сошла? Только тебе и делов сейчас! Феклуша приберет, Аниска полы помоет. Давай я тебе помогу…

– Да не, я сама… – и вправду встала, опираясь одной рукой и как лапой зажимая ребенка под мышкой.

– Давай хоть Агафона подержу! – Настя так нервничала, что, обычно чистюля, готова была испачкать платье грунькиной кровью.

– Не, я сама…

«Зверица, – подумала Настя. – Как она есть. И всегда такой была. Никому детеныша не доверит. Разве что Любовь Николаевне, случись она здесь – дала бы? – и тут же. – Да случись Люба здесь, она бы все сто лет как разглядела, заранее устроила, все бы кругом по ее указке бегали, как наскипидаренные, и она в центре всего, главнее роженицы…»

– Пойдем, – сказала Груне Настя.

– Надо ль? – усомнилась Агриппина – вымытая, переодетая в чистое платье и с красиво уложенными на голове косами.

Настя старалась воспроизвести прическу, которую когда-то делала для Анны Львовны Гвиечелли по ее заказу – две маленькие косички полукружьями спускаются на виски, а наверху из остальных волос сооружается что-то вроде короны. Грунькина коса была как бы не в два раза толще Энниной, поэтому корона из кос получилась весьма внушительной. Да ведь и сама Агриппина – не мала! Настя даже хотела украсить получившееся сооружение небольшим пером из хвоста Павы, но Груня тому решительно воспротивилась. А зря – шикарно бы вышло!

Сразу постройнела, и как будто спала с лица. Шея кажется длиннее из-за поднятых кверху волос, грудь высоченная, торчит вперед, как носы двух баркасов. Улыбка – краше не бывает, особенно как глянет на Агафона, спящего спокойно у нее на руках.

– Надо. Сейчас, – утвердительно кивнула Настя и потянула Груню за рукав.

Александр Васильевич сидел в конторе с ветеринаром и агрономом Дерягиным. Обсуждали важные вещи – в какую цену продавать пшеницу, сколько подросших телят из приплода оставить в усадьбе, самим ли объезжать купленного еще по заказу Люши жеребца Голубя, или пригласить на выездку специалиста из Калуги… Степка сидел тут же, глядел в окно (там над вечереющими полями всходила почти полная луна) и постукивал хлыстиком об сапог. До его, строительных, вопросов разговор еще не дошел. Но дойдет обязательно – дырявую крышу в курятнике надо было перекрывать до снега и с этим не поспоришь. Да и стену заднюю неплохо бы подновить, плотник предлагает старую не ломать, а сделать засыпную…