Воспоминание об Алмазных горах - Мария Колесникова

Чамза в боях никогда не участвовал, строил из себя святого отшельника и поселился на островке среди озера Убса-нур, сюда ему привозили еду, здесь находились основные тайные склады оружия, сюда приезжал к нему тайджи Эрэгдэн-Дагва. Когда тайджи сообщил Чамзе о прибытии в Кобдо Щетинкина и Чимида, высокий лама выронил из рук пиалу с чаем.

— И здесь этот Щетинка… — прошептал он помертвевшими губами. — Большая беда пришла…

Этот Щетинкин казался ему красным дьяволом, вездесущим, все видящим. Стоило появиться Чамзе в Монголии, как Щетинкин тут как тут! Даже затерянный в водных просторах горного моря, укрытый непролазными камышами островок показался Чамзе ненадежным убежищем.

Известие о Щетинкине совпало с прибытием на остров Албанчи. Лопсан Чамза не сопоставил эти два события, так как Щетинкин приехал из Улан-Батора, а племянница — из Кызыла, или Хем-Белдыра, как стал называться Белоцарск. На остров ее доставил сам Эрэгдэн-Дагва, а в Улангом привезли из Урянхая ламы, люди Лопсана Чамзы. Албанчи была печальна, все время плакала, и Чамза не стал расспрашивать, какие причины привели ее к нему. Вернулась — и ладно.

— Я поживу возле тебя, — сказала Албанчи. — За тобой нужен уход.

— Ты не должна отлучаться с острова, — сказал он сердито.

Приезд племянницы в такое время, когда отряд готовил наступление на Кобдо, мало обрадовал Лопсана Чамзу. Но не мог же он ее прогнать! Усердных монахов, доставивших племянницу на остров, избил за глупое усердие бамбуковым кнутовищем. Заметив, что молодой тайджи Эрэгдэн-Дагва в присутствии Албанчи тает, будто сахар в воде, Лопсан Чамза сменил гнев на милость. «Если Албанчи ушла от своего Кайгала, — размышлял он, — то лучшей пары, чем этот парень, ей не найти…» Так глупость свила гнездо в его старом, высохшем мозгу. Днем Албанчи вместе с Лопсаном Чамзой прогуливалась по островку, а с наступлением темноты вообще не выходила из юрты. Островок охранялся двумя или тремя ламами, да и нужды в том особой не было. Араты рыбу не ловили, лодок у них не было. Кому пришло бы в голову пуститься в путь по бурному озеру? Зачем? Убса-нур было самым большим озером Монголии, настоящим горько-соленым морем. В него впадает несколько рек, а по Тес-Хему можно на лодке выбраться в Урянхай, к пограничному хребту Восточного Саяна, так как озеро почти вплотную прижато к монгольско-тувинской границе. В случае если бы началась крупная операция войск Народной армии против отряда Эрэгдэн-Дагвы, по реке можно было ускользнуть в Танну-Туву, на землю другой страны, куда вряд ли разрешат ввод монгольской армии. Мудрый Лопсан Чамза все учел. Даже некоторые разногласия в отношениях между народными правительствами Монголии и Тувы.

Когда Эрэгдэн-Дагва появлялся у Лопсана Чамзы, Албанчи по знаку дяди покидала юрту. Мужской разговор положено вести без свидетелей.

Водяные валы катились из туманной дали на островок, затерянный в густых зарослях камыша. К берегу озера нельзя было ни подъехать, ни подойти: вокруг на большие расстояния тянулись болота, солончаки. Убса-нур в переводе означает «Дурное озеро». Над вершинами хребтов клубятся темные тучи, то и дело бушует ураган…

…На этот раз Эрэгдэн-Дагва пожаловал вечером. Его узкое, как у козла, лицо с пучками густых бровей было искажено страхом. Он даже не обратил внимания на Албанчи, не привез подарков, как делал всегда. Не дожидаясь знака дяди, она выскользнула из юрты… И припала ухом к войлочной стене…

— Кавбригада выступила из Кобдо! — почти выкрикнул тайджи. — Они идут сюда…

Наступило молчание. Затем Албанчи услышала спокойный голос Лопсана Чамзы:

— Оставь сильный заслон на тракте, на перевале Алтан-Хухэй. Тут их можно перебить по одному. Они не должны дойти до Улангома.

— Но как сделать, чтоб не дошли?

— Повернуть их обратно!

Чамза умолк на несколько минут, затем изложил свои план:

— Снаряди небольшой отряд, с задачей обойти полки кавбригады с востока, со стороны Хара-Ус-Нура. Отряд должен ворваться в Кобдо и вырезать семьи советских военных инструкторов и монгольских командиров, поджечь больницу, русское консульство, школу и торговую факторию, завалить камнями арыки. Когда твой отряд после резни отойдет в горы, кто-то из твоих людей или из аратов должен сообщить Щетинкину и Чимиду о случившемся… Ты все хорошо понял?

— Да, багши. Узнав о гибели своих жен и детей, они повернут обратно, чтоб наказать виновных. А мы скроемся…

— Иди…

Эрэгдэн-Дагва выбежал из юрты, будто его вытолкнули, Албанчи едва успела отскочить в темноту. Но тайджи не смотрел по сторонам, он устремился в заросли камышей, к челну. На озере поднимался шторм, и Албанчи забеспокоилась. Нет, не судьба тайджи тревожила ее. Поздно ночью, когда крупная звезда заглянула в дымовое отверстие в крыше, Албанчи тихо выскользнула из юрты и крадучись направилась к берегу. Часовых не было видно: наверное, укрылись от непогоды и спят.

Раздался легкий свист. Из камышей вышли трое. Один из них был Кайгал.

— Сегодня здесь был Эрэгдэн-Дагва… — сказал он. — Какие новости?

Албанчи рассказала все, что удалось подслушать. Кайгал забеспокоился:

— Мы должны их опередить. Прыгай в лодку!

— Нельзя. Заметив мое отсутствие, они могут всполошиться. Не беспокойся за меня.

Он на минуту задумался.

— Хорошо. Оставайся. Возьми наган!

Наган она взяла, хотя и была уверена — не пригодится! Но Кайгал не должен волноваться за нее…

Лодка исчезла в гуще камышей, ее поглотила тьма. Постояв немного на берегу, Албанчи вернулась в юрту. Наган спрятала под большим камнем. Оружие — не всегда оружие…

…Когда отряд головорезов под вечер появился на окраине Кобдо, навстречу ему бесстрашно выехал на лошади цирик в остроконечном шлеме с красной звездой и сказал:

— Семьи советских военных инструкторов и наших командиров вывезены из Кобдо. Вы окружены. Командование требует сложить оружие! За сопротивление — смерть!

Последние слова цирик громко выкрикнул — пусть слышат все. Когда главарь отряда выхватил маузер, чтоб пристрелить цирика, кто-то из лам ударил его по руке.

— Ты хочешь нашей смерти, дурак?! Нас предали! Сопротивление бесполезно.

Отряд сложил оружие.

Не повезло и заслону на перевале Алтан-Хухэй. Кавалеристы-цирики почему-то не стали подниматься на перевал, а берегом реки Кобдо зашли в тыл основным силам отряда. Бой длился три дня. С остатками своего отряда тайджи побежал на север, к Улангому, не к озеру Убса-нур, а на юг, в горы Монгольского Алтая. Там и затерялся его след.