Жребий Салема - Стивен Кинг

Теперь это был молодой человек с черными пышными волосами, разметавшимися на атласной подушке. Здоровая кожа светилась ярким румянцем, а на полной нижней губе покоились клыки – белые, с небольшим желтым отливом цвета слоновой кости.

– Он… – начал Марк, но договорить не успел.

Красные глаза Барлоу вдруг закатились, а потом неожиданно ожили и с насмешливым торжеством впились в Марка. Тот замер, не в силах отвести взгляд.

– Не смотри на него! – крикнул Бен, но было уже поздно.

Бен оттолкнул мальчика, но тот, взвыв, набросился на него. Не ожидавший нападения Бен подался назад, и в следующее мгновение почувствовал, как Марк уже нащупал у него в кармане рукоятку пистолета Маккаслина.

– Марк! Не…

Но мальчик его не слышал. По отрешенному лицу было видно, что его сознание полностью подавлено, а действиями руководит Барлоу. Изо рта вырывался жалобный вой, как у загнанного в угол зверька. Обеими руками он сжимал пистолет. Бен схватился за дуло, пытаясь отвести его в сторону.

– Марк! – взывал он. – Очнись! Бога ради…

Дуло качнулось, и прогремел выстрел. Пуля чиркнула по виску Бена. Схватив Марка за руки, он ударил его ногой. Тот отлетел назад и выронил пистолет, который с грохотом упал между ними. Мальчик рванулся за ним, и Бен со всей силы нанес ему удар в лицо. Увидев, как губы мальчика окрасились кровью, он закричал, будто ударили его самого. Марк опустился на колени, и Бен ногой отбросил пистолет. Видя, что парнишка хоть и ползком, но все равно пытается завладеть оружием, Бен снова его ударил.

Тот охнул и потерял сознание. Теперь Бен не чувствовал былой силы, а вместе с ней ушла и уверенность. Он снова стал просто Беном Миерсом, и ему снова было страшно. Свет в дверном проеме едва брезжил – 18:51. Бен чувствовал, как в голову заползает неведомая сила, заставляя направить взгляд на лежавшего в гробу розовощекого вурдалака.

Повернись и посмотри на меня, жалкий человечишка. Посмотри на Барлоу, который прожил больше столетий, чем ты провел часов у камина с книгой в руках. Посмотри на великое ночное создание, которое ты собираешься убить своей никчемной палкой. Посмотри на меня, ничтожный писака! Я писал людские судьбы, и моими чернилами была кровь. Посмотри на меня и ужаснись!

Джимми, я не могу этого сделать. Слишком поздно, и мне с ним не справиться…

ПОСМОТРИ НА МЕНЯ!

18:53.

На полу застонал Марк:

– Мам? Мам, где ты? У меня болит голова… и кругом темно…

Он примкнет к моей церкви певчим-castratum…

Бен вытащил из-за пояса один из кольев и выронил его. По щекам струились слезы отчаяния. Солнце уже покинуло обезлюдевший Джерусалемс-Лот, и последние его лучи трепетали на верхушке крыши Марстен-Хауса.

Он подобрал кол. Но где же молоток? Куда, черт возьми, делся молоток?

Он на полу у дверцы в погреб. Бен пытался им сбить замок.

Он бросился к погребу и схватил молоток.

Марк сидел на полу с разбитым ртом. Он провел рукой по губам и тупо разглядывал перепачканную кровью ладонь.

– Мама! – жалобно воскликнул он. – Где моя мама?

18:55. Солнце уже ушло, но тьма еще не опустилась. Бен рванулся обратно, зажав в левой руке кол, а в правой – молоток.

По подвалу прокатился торжествующий смех. Барлоу уже сидел в гробу, и его красные глаза светились триумфом. Поймав взгляд Бена, он уже не отпускал его, и Бен чувствовал, что его покидают последние силы.

С отчаянным криком он бросился на вампира и с размаху всадил ему кол в грудь. Острие пронзило рубашку и впилось в плоть.

Барлоу испустил дикий вопль, похожий на визг раненого зверя, и от удара опрокинулся назад в гроб. Руки взметнулись вверх, судорожно сжимая и разжимая кулаки.

Бен нанес удар молотком по концу кола, и Барлоу, испустив новый крик, ухватился за руку Бена, сжимавшую кол.

Бен забрался в гроб и, упираясь коленями в вампира, заглянул ему в перекошенное ненавистью и болью лицо.

– ПУСТИ-И-И… – взмолился Барлоу.

Бен снова нанес удар молотком. Кровь брызнула из раны холодным фонтаном, на мгновение ослепив Бена. Голова Барлоу металась по атласной подушке.

– Отпусти меня! Ты не смеешь, не смеешь…

Бен продолжал заколачивать кол все глубже и глубже. Из носа Барлоу хлынула кровь. Тело билось в гробу, словно рыба, пронзенная гарпуном. Скрюченными пальцами он расцарапывал Бену лицо, оставляя длинные кровавые полосы.

– ПУСТИ-И-И-И-И…

Бен снова с силой опустил молоток, и кровь, хлеставшая из раны на груди вампира, стала черной. А потом вдруг тот затих и стал на глазах разлагаться. Сам процесс занял не больше пары секунд, но потом долгие годы Бен и сам не мог понять, как у него в памяти могли отложиться мельчайшие подробности, будто он это видел много раз, причем в замедленной съемке. Эта картина будет снова и снова преследовать его в кошмарных снах.

Кожа Барлоу пожелтела и потрескалась, словно старая изношенная парусина. Глаза потухли, покрылись белой пленкой и ввалились. Волосы, мгновенно поседев, выпали. Рот широко раскрылся, а губы растягивались и растягивались, пока на их месте не остались только ощерившиеся в оскале зубы. Ногти почернели и отвалились, а на месте пальцев остались костяшки, унизанные перстнями и звеневшие, как кастаньеты. Из рубашки поднялось облако пыли, а лысая и испещренная морщинами голова превратилась в череп. Брюки уже не облегали ног, и казалось, в черный шелк обернуты палки. Это жуткое пугало вдруг зашевелилось, и Бен со сдавленным криком выпрыгнул из гроба. Но отвести взгляд от последних метаморфоз, происходивших с Барлоу, было выше его сил: это зрелище завораживало. Голый череп метался по подушке из стороны в сторону, а челюсти раздвинулись в беззвучном крике. Руки скелета клацали костяшками и судорожно дергались.

В нос ударил и тут же исчез зловонный запах гниения, пыли и тлена. Кости рук, только что выписывавшие непонятные пируэты, рассыпались в прах. Носовая полость начала расширяться, пока не слилась с полостью рта. Пустые глазницы, взиравшие с удивлением и ужасом, тоже слились воедино и исчезли, а за ними пропал и сам череп. Одежда, под которой уже ничего не было, потеряла форму и стала похожа на обычную кучу приготовленного для стирки белья.

Но и это было еще не все. Зло по-прежнему цеплялось за жизнь, и его присутствие ощущалось даже в тех микроскопических пылинках, что вились над гробом. Бен вдруг почувствовал, как мимо него, будто резкий порыв ветра, промчалось нечто жуткое, от чего по коже поползли мурашки. И тут же все окна в пансионе Евы Миллер с грохотом вылетели наружу.

– Берегись, Бен! – раздался крик Марка. – Берегись!

Бен обернулся и увидел, как из погреба вылезают Ева, Проныра, Мейб, Гровер и все остальные. Теперь наступило их время.