История города Москвы. От Юрия Долгорукого до Петра I - Иван Егорович Забелин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Подробнее об этом пожаре рассказывает одна современная летописная запись.
«1701 года июня в 19-м числе, на память святого апостола Иуды, в 11 час, в последней четверти волею Божиею учинился пожар в Кремле городе, а загорелись кельи в Новоспасском подворье, что против задних ворот Вознесенского монастыря. И разошелся огонь по всему Кремлю, и выгорел царев двор весь без остатку, деревянные хоромы и в каменных все, нутры и в подклетах и в погребах запасы и в ледниках питья и льду много растаяло от великого пожара, не в едином в леднике человеку стоять было невозможно; и в каменных сушилах всякие запасы хлебные, сухари, крупы, мяса и рыба. И Ружейная палата с ружьем, и мастерские государевы, палаты. В начали святые церкви, кои были построены вверху и внизу, в государеве доме, кресты и кровли и внутри иконостасы и всякое деревянное строение сгорело без остатку. Такожде и дом святейшего патриарха, и монастыри, и на Иване Великом самые большие колокола и средние и малые, многие от того великого пожара разселись и все государевы Приказы и, многая дела и всякая казна погорела; и соборные церкви великие; выносили святые образы местные и Ризу Господню и святых мощи и сосуды и иные драгие вещи, убоясь великого пожара, на Арбат в Воздвиженской монастырь и обночевали тамо, и на утро паки принесены была в соборную церковь многими архиереи и архимандриты и игумены и всем освященным собором с подобающею честию, со звоном и с великими слезами. А святейший Адриан патриарх прежде за год того умре. И соборного протопопа с братиею и протчих соборов и боярские дворы, и кои ни были живущие в Кремле городе, – все без остатку погорели; и по монастырям монахов и монахинь и священников белых и мирских людей много погорело. И на Тайницких воротах кровля, и набережные государевы палаты, и верхние и нижние, кои построены в верхнем саду, выгорели; и на Москве-реке струги и на воде плоты и Садовническая слобода без остатку погорели; и в Кадашове многажды загоралось. И того дня было в пожар в Кремле невозможно проехать на кони, ни пешком пробежать от великого ветра и вихря; с площади, подняв, да ударит о землю и несет далеко, справиться не даст долго; и сырая земля горела на ладонь толщиною».
В прежние годы, как исстари водилось, после такого пожара обыватели и самый дворец царский тотчас принялись бы ставить себе на прежних своих местах новые деревянные хоромы, и много если через полгода по-старому весь Кремль покрылся бы новыми зданиями из бревен и брусьев. Теперь этого делать было невозможно. Государь Преобразователь еще в 1700 г. августа 9, спустя год после великого пожара 25 июля 1699 г., в Белом городе и в Китае, обнародовал строгий указ: отныне на погорелых местах деревянного строения отнюдь не строить, а строить неотменно каменное или же из глины мазанки по образцам, какие были сделаны в селе Покровском. В год Кремлевского пожара (1701) января 17 этот указ был подтвержден новым указом и потом повторен вскоре после пожара, июля 4, с угрозою, кто будет строить деревянное и не будет строить каменное, тот будет в наказаньи и в великой пене.
Опустошенный от деревянных построек Кремль по местам представлял несколько больших и малых пустынных площадей, из которых самою большою оказалась площадь от Никольских ворот между теперешним Арсеналом и зданием Судебных мест, прозываемая Сенатскою. В то время как Великий Преобразователь писал свое письмо, 24 июня, о пожаре, он уже обдумал и решил построить на этой площади возле самой городовой стены от Никольских до Троицких ворот большой Оружейный дом, зовомый Цейгоуз.
Спустя всего пять месяцев после пожара, 12 ноября того же 1701 года, царь, живший в то время в своей новой столице, в Преображенском, повелел всю местность, примыкавшую острым углом к Никольским воротам, положить на план.
«От Никольских ворот, – писал он в своем указе, – город (стены) и принадлежащие по улице до Троицких ворот церкви и дворы и в них всякое каменное строение и Житницы, и Судный Дворцовый Приказ, а по другую тое улицы сторону до Дворца, также и по другой улице (Большой Никольской) по обоим сторонам по ограду Чудова монастыря и до городовой стены по Вознесенский монастырь, церкви, дворы и подворья, и всякое каменное строенье, и городовым стенам и церквам высоту и широту измерив, описать все именно и учинить чертеж по масштабу; и от Никольских ворот до Троицких всякое, по правую сторону, строение ломать до пошвы и на том месте строить вновь Оружейный Дом, именуемый Цейхоуз, по чертежам, каковы даны будут из Преображенского, и об очистке в незамедлении тех дворов сказать, кому надлежит свой Великого государя указ».
Вслед затем, декабря 26, последовало новое повеление «взять под строение ж Цейхоуза и под всякие припасы, т. е. под строительные материалы, двор, на который кладутся про Дворцовый обиход дрова, что прежде был боярина Семена Лукьянов. Стрешнева, и велено того двора каменные стены от улицы сто сажен, да на том дворе церковь (Пятницы) и палаты, что назывались Сахарные, и церковь же, что меж улиц и дворов Трубецкого и Салтыкова, Вход в Иерусалим разобрать и места очистить…». Кроме того, 20 января 1702 г. взяты к строению Цейхауза под склад материалов и двор святейшего патриарха, Конюшенный двор и Симонова монастыря подворье.
Тогда же был определен к делу и строитель этого Дома, выезжий иноземец Саксонской земли каменного и палатного строения мастер Христофор Христофоров Кундорат, который ровно через месяц после пожара 19 июля 1701 года был определен в ведомство Посольского приказа, а потом перемещен в ведомство Оружейной палаты с годовым жалованьем по 150 рублей, причем он успел получить за 1701 г. сто рублей по расчету, следовательно его работы начались по крайней мере с 19 июля, если не раньше. Он был определен с условием, чтобы выстроил Цейхгауз по немецкому манеру и по данному чертежу и чтобы выучил Русских каменщиков каменной работе по немецкому манеру; и что ему дастся все, что будет нужно для этого строения. История его строительных работ и забот любопытна по случаю его столкновений с начальством. Сначала все обещанное исполнялось довольно хорошо, но это продолжалось недолго. Вскоре потом ему стали делать столько досад и неприятностей, что невозможно было их и описать. Ежедневно он видел большие беспорядки и безнаказанные убытки.
Тою же осенью и зимою