Гитлер - Марлис Штайнер

Примерно в то же время Геббельс записал в дневнике (25, 28 и 30 октября) содержание своих разговоров с Гейдрихом и Гитлером по поводу эвакуации евреев; он отметил, что фюрер жаждал решительных мер и восставал против ненужных трудностей. Как отмечал министр пропаганды, у евреев все еще находились защитники в лице некоторых высокопоставленных деятелей рейха; круги интеллигенции и высшего общества демонстрировали по этому вопросу «отсутствие инстинкта».

Гитлер не раз возвращался к проблеме евреев, и его суждения звучали все более злобно. Евреи, «олицетворяющие человеческий эгоизм», может быть, сами не сознают разрушительный характер собственного существования. «Но тот, кто разрушает жизнь, обрекает себя смерти. Именно это с ними и произойдет – и ничего иного». Он снова вспоминал формулировки, которыми пользовался в 1920-е годы, например именуя евреев «растлителями народов». Если он должен следовать божественному предназначению, то его долг – защитить род человеческий.

Именно в этот период – в конце октября – Гитлер начал склоняться к «биологическому решению». «Хладнокровный» и «классический» исторический анализ подтверждает «эволюционный характер» процесса, завершившегося принятием «окончательного решения». Как утверждал сам Гитлер, это решение стало плодом длительных размышлений. «Хладнокровных» размышлений или, как выразился один историк, «выводов из антисемитской реальной политики». К «биологическому» решению проблемы евреев и цыган фюрера подтолкнули обстоятельства войны на востоке, проекты химической войны – о ним мы еще поговорим – и трудности в практическом осуществлении «территориального решения». Как это бывало уже не раз, Гитлер воспользовался ходом событий, чтобы осуществить то, о чем давно мечтал: удовлетворить свою ненависть, но в «контролируемой форме». «Месть – блюдо, которое едят холодным», как многими годами раньше писал Геббельс.

Поскольку на востоке места для «еврейского государства» не предвиделось, следовало «переправить» обреченных на территорию Польши и других аннексированных стран. Но Гитлер ни в коем случае не допускал мысли о том, чтобы «земля, политая кровью немецких сыновей», досталась евреям; следовательно, не могло быть и речи, чтобы устраивать на ней «еврейскую резервацию». Впрочем, он пообещал Франку и Грейзеру, что «почистит» их вотчину.

Учитывая «огромную важность» всего, что имело отношение к «глобальному решению» еврейского вопроса, 29 ноября 1941 года Гейдрих созвал все заинтересованные организации для обмена мнениями, чтобы «наконец выработать общую концепцию», – шеф отдела безопасности и СД ссылался на письмо Геринга от 31 июля. Совещание назначили на полдень 9 декабря в помещении международной комиссии берлинской уголовной полиции, но по причине советского контрнаступления и японского нападения на Перл-Харбор его перенесли на 20 января 1942 года. Совещание было в основном посвящено обмену информацией и разработке планов. Гейдрих напомнил основные этапы операции: а) удалить евреев из различных сфер общественной жизни; б) изгнать их за пределы немецкого жизненного пространства. По последнему пункту было предложено «временно приемлемое решение», заключающееся в ускорении темпов эмиграции: речь шла о «законной очистке» немецкого жизненного пространства. Несмотря на многочисленные трудности, в период с 1933 года по 31 октября 1941 года из страны выехало 537 тыс. евреев, в том числе 360 тыс. человек – из собственно рейха (до аннексий), 147 тыс. – из Австрии и 30 тыс. – из Богемии-Моравии. В дальнейшем по причине опасностей эмиграции в военное время и с согласия фюрера эстафету должна была подхватить эвакуация на восток. Разумеется, это был лишь промежуточный этап, на протяжении которого испытывались различные варианты решения. Они касались 11 млн евреев, распределенных по разным странам, в том числе 5 млн – из европейской части СССР. Гейдрих также заявил, что некоторых из них следует использовать на различных работах. Значительная их часть «вымрет естественным путем по причине плохого здоровья», а с остальными будут обращаться таким образом, что возрождение еврейства станет невозможным. Обсуждался и порядок эвакуации: вначале следовало освободить рейх и протекторат Богемия-Моравия, затем другие европейские страны, то есть «прочесывание» должно идти с запада на восток. Лица старше 65 лет должны быть заключены в гетто для стариков, скорее всего в Терезиенштадте; туда же поместят инвалидов войны и награжденных Железным крестом I степени. Что касается операций в других странах, то Гейдрих полагал, что без особенных трудностей они пройдут во Франции. Обсуждалась также проблема полукровок, которые, по мнению Гейдриха, должны были быть причислены к чистокровным евреям.

6 марта 1942 года в РСХА снова состоялось совещание для обсуждения некоторых практических деталей. Был поднят вопрос о стерилизации полукровок и их судьбе и «возможной эвакуации». Поскольку участники встречи не могли прийти к единому мнению, вопрос передали для решения Гитлеру, который отказался им заниматься. Однако существует множество документов, доказывающих, что фюрер уже пришел к определенному мнению; впоследствии он вмешивался, когда речь шла о судьбе полукровок, служивших в вермахте, и, в меньше мере, о тех, кто работал в государственных учреждениях. Эвакуацией евреев из Франции и других европейских стран занялись специальные отделы министерства иностранных дел в тесном сотрудничестве с РСХА.

Таким образом, принятие окончательного решения исходило не от одного Гитлера и объяснялось не только его патологической ненавистью к евреям. Оно стало делом рук многих деятелей рейха. Эта операция, спланированная с холодным расчетом, опиравшаяся на псевдонаучную и идеологическую базу, осуществляемая с применением все более совершенных технических средств, не имеет себе равных по чудовищности. В ее основе лежала «двойная мораль» Гитлера и значительного числа других лиц – ученых, врачей, военных и чиновников.

Глава четырнадцатая

Мировая война

Декабрьский кризис 1941 года не только сделал очевидным окончательный провал операции «Барбаросса». Он имел множество других последствий, как внутренних, так и международных.

Во-первых, он обозначил конец «переходной военной экономики», характеризовавшейся импровизированными мерами, предпринимаемыми в ожидании близкой победы, и, соответственно, начало тотальной военной экономики; отныне речь шла об использовании военных, экономических и психологических методов, о которых писал еще Людендорф в конце Первой мировой войны. Руководство этой экономикой все меньше зависело от Геринга или вермахта и все больше – от молодого, динамичного и честолюбивого Альберта Шпеера, который на глазах превращался в одного из самых влиятельных лиц в рейхе.

Трудности, встреченные на востоке, и перспектива длительной войны заставили пересмотреть состав управленческого аппарата с тем, чтобы высвободить часть людей для отправки на фронт или на производство. Таким образом, административная реформа, необходимость которой стояла с начала войны, превратилась в задачу номер один.

Следовало также разработать новую военную стратегию для ведения войны в СССР и на других театрах военных действий, поскольку декабрь 1941 года знаменовал собой (после нападения японцев на Перл-Харбор) переход двойной войны (в Восточной Азии и Юго-Восточной Европе) в мировой конфликт, продолжительность которого трудно было спрогнозировать. Задача фюрера усложнилась до такой степени, что эффективность ее решения стремительно снижалась. Его привычка поручать тем или иным людям отдельные задания, постоянно вмешиваясь в их выполнение, разжигала в его ближайших сотрудниках чувство соперничества и стремление во что бы то ни стало угодить хозяину. Постоянные перегрузки ускорили физическое ослабление Гитлера, вызывая участившиеся приступы безволия и апатии.

Британский историк считает, что объявление войны США стало «самой серьезной ошибкой Гитлера и, без сомнения, самым важным событием Второй мировой войны». Спустя 50 лет после войны эта оценка представлялась справедливой, однако была ли она таковой для Гитлера? Какой он видел ситуацию? Был ли у него выбор, и если да, какие факторы оказали на него влияние? Как и во всех предыдущих случаях, имела место некая смесь «рациональных» и эмоциональных мотивов, к которым добавилась определенная нервозность.

О нападении на Перл-Харбор 7 декабря 1941 года Гитлер узнал в своем бункере в Восточной Пруссии от начальника пресс-службы Отто Дитриха, услышавшего новость по радио, на волне Рейтер. Лицо фюрера, ожидавшего катастрофических сообщений о положении на Восточном фронте, внезапно разгладилось. Он бросился в штабной барак поделиться радостью с Кейтелем и Йодлем. И заявил своему помощнику Невелю: «Мы больше не можем проиграть эту войну. Теперь у нас есть союзник, которого никто не мог победить на протяжении трех тысяч лет, и еще один, который был им всегда, но всегда выбирал правильный лагерь».