Возвращение в грядущее (Фантастические романы с иллюстрациями) - Александр Казанцев

Но пересматривать свои планы Кашоний из-за всего этого не собирался, во всем подчиняясь владыке, обволакивая его при этом ядовитым облаком лести и поклонения.

Часть четвертая

КОСТРЫ МРАКА

Истинное величие свободно, кратко, доступно и популярно.

Глава первая

ПРОПАСТИ

Люди рождаются с чистой природой, и лишь отцы делают их иудеями, христианами или огнепоклонниками.

Пропасть! Заглянешь в нее и словно увидишь в непостижимой глубине ночное небо без единой звезды. Бездна как бы разделяет мраком чуждые миры и по другую ее сторону все представляется противоположным, несхожим, враждебным.

Вот так же и люди порой разведены между собой.

Пропасть неприятия легла между О Джугием и Лореллеей после того, как покинули их пришельцы небес, а потом родился у нее мальчик.

Пропасть протеста разверзлась между всесильным И Скалием и восставшим Мартием Лютым.

По краям пропасти неверия оказались О Джугий и И Скалий, один отрицавший существование Всевышнего, а другой воображавший себя им.

И столь же непреодолимой, казалось бы, пропастью отделен был Горный замок О Джугия ближними горами. Для глаз близкие, они оказывались очень далекими, если добираться к замку по горной дороге, извилистой, как брошенная веревка.

Золоченая карета, влекомая восьмеркой рыжемастных лошадей, заложенных цугом, взбиралась, петляя по краю обрыва, где карабкаться удобнее груженым ослам, чем преодолевать кручу нарядной святиканской карете. Но Великопастырю всех времен и народов почему-то не терпелось самому отправиться к О Джугию, вместо того чтобы вызвать его к себе. И отряд наемников в двухцветной форме вместе со слугами увещевания в зловещих черных балахонах сопровождал его.

И Скалий, дабы не уронить себя, как высшее всезнающее существо, каковым именовал его все время пути папиец Кашоний, не заговаривал с ним о том, что больше всего беспокоило его: о длящейся вот уже больше года религиозной войне с лютерами, которым в пору изгнания тритцев из Френдляндии помогала дева-воительница. Будучи якобы верховным существом, он делал вид, что ему известно и понятно все. Кашоний же услужливо поддакивал ему.

Путь к Горному замку был утомителен не только для Кашония, мечтавшего о хорошем обеде и отдыхе, но и для самого «Всевышнего» в людском обличье, который, сидя рядом со смертным, чувствами своими и запросами не отличался от него.

Наконец Горный замок желанным пристанищем показался на скале.

Хозяева замка, Горный рыцарь и впервые за много месяцев появившаяся рядом с ним его несравненная супруга Лореллея, вышли навстречу высокому гостю.

Папий, сойдя по спущенной из кареты подножке, остро посмотрел на супружескую пару, стремясь подметить в них отчуждение. Но равно благоговейно почтительные, они оба склонились перед Великопастырем. О Джугий встал на одно колено, а Лореллея присела в глубоком реверансе, вслед за мужем прикоснувшись губами к украшенной дорогими перстнями руке Великого папия, который сам когда-то добивался права чувственно прикоснуться к нежным пальцам гордой красавицы.

— Как выразить счастье наше по поводу столь высокого посещения нас, недостойных смертных, обитающих в гнезде орлов, — произнес О Джугий.

— Скорее это доступно выразить сердцем, нежели устами нашими, добавила Лореллея.

— Пусть уста эти станут вратами орлиных сердец ваших, многозначительно изрек И Скалий и взбежал по знакомой лестнице в прежний свой замок, отданный брату после ухода в лоно церкви, дабы встать во главе ее. Старые стены всколыхнули было в нем воспоминания, но жесткая воля тотчас подавила все, присущее смертному, включая былое преклонение перед Лореллеей.

И не показал Великопастырь людской слабости, и повелел тотчас собраться для трапезы в рыцарском зале, хотя и у него, и у Кашония усталость многократно превышала голод, клоня ко сну.

Когда в холодном, с узкими окнами под потолком, зале уселись вчетвером за стол, Кашоний подозрительно приглядывался к двум слугам в кольчугах, которые, стоя за высокими спинками стульев, ловко сменяли очередные блюда.

Видимо, это были особо доверенные лица, если Великопастырь при них повел беседу.

— Наслышан я о гостях твоих, О Джугий, которых ты просил пристроить профессорами в разные университеты.

— Душевно признателен! Осмелюсь думать, что они оправдывают себя там, ибо обладают знаниями завидными.

— Как же! — усмехнулся папий. — Тот, что начал дурманить головы студентам на востоке, договорился до того, что прозван «Соперником здравомыслящих». И этот «Соперник» вещает, будто не солнце всходит и заходит, делая в небе круг, как все видят, а якобы Землия наша сама вертится и обегает вокруг солнца!

— Безобидная условность, — отозвался О Джугий. — Это все равно, что решать вопрос о том, кто идет мимо тебя: встречный прохожий или ты проходишь мимо него.

— Однако слуги СС увещевания склонны рассматривать эту «безобидную условность» как ересь, достойную костра.

— Ну что вы, ваша всесвятость! — воскликнула Лореллея. — Разве можно счесть за ересь умозрительность?

— Умозрительность? — внушительно повторил И Скалий. — Можно ли счесть за умозрительность поучения другого гостя, который утверждает в Карбонне, что не одна только Землия во Вселенной населена людьми?

— Но разве Всевышний, коего вы, ваша всесвятость, заменяете на Землии, мог ограничить себя лишь заселением одной нашей планеты, оставив все остальные тела близ иных теплых звезд пустыми камнями? — горячо возразила Лореллея.

— Однако, как ни жгучи ваши слова, дама Ума и Красоты, но огонь костра, куда мотыльками стремятся эти профессора, наверняка более жаркий, с угрозой произнес папий.

— Живет же человечество по разным материкам на Землии, отчего бы ему не быть расселенным и по другим пригодным для жизни островам океана Вселенной, — вступил О Джугий. — Тем более что с этих чужезвездных островов люди прилетели к нам.

И Скалий исподлобья посмотрел на него.

— Вера, как скала, крепкая вера, сильна тем, что не нуждается в доказательствах.

— Но доказательства есть, ваша всесвятость, — снова вмешалась Лореллея. — Посмотрите на этот камень.

И Лореллея указала на украшавшую ее грудь брошь, в которой переливным огнем сверкал огромный бриллиант неповторимой красоты. Прежде драгоценность была скромно скрыта в складках одежды.