Не померкнет никогда - Николай Крылов

Не все из этих цифр мы знали тогда с такой точностью, с какой узнали потом. Но что у врага гораздо больше, чем у нас, пехоты и артиллерии, а в танках и авиации у него абсолютное превосходство — это было ясно.

Только ведь цифры и их соотношение не всегда значат одно и то же. После того как Красная Армия отбросила ударные силы Гитлера сперва от Ростова, а затем от Москвы, потеснив фашистов также на ряде других участков фронта, сведения о численном перевесе противника, хотя их, разумеется, надо было трезво учитывать, уже не производили слишком большого впечатления. Изменение в нашу пользу общей обстановки на советско-германском фронте чувствовали в декабре сорок первого и генералы, и бывалые солдаты. В том, что не так страшен фашистский черт, как его малюют, убеждал защитников Севастополя и собственный ноябрьский опыт.

Что же касается приведенного приказа Манштейна, то, конечно, было бы нелишне заполучить его не неделю спустя, а до начала нового наступления, которое он возвещал. О том, что Манштейн назначил решительный штурм Севастополя на 17 декабря, мы накануне еще не знали.

Если обратиться к журналу боевых действий и оперативным сводкам за два-три предшествующих дня, в них можно найти свидетельства определенной активности противника. Отмечалось движение в глубине его порядков — перед фронтом и первого сектора, и четвертого. Группы немецких автоматчиков, в отдельных случаях переодетых в красноармейскую форму (прием, знакомый еще по Одессе), вновь и вновь пытались прощупывать стыки наших частей. Неприятельская артиллерия производила короткие огневые налеты по переднему краю, по позициям наших батарей. Один из этих налетов нанес нам существенный урон: на 10-й береговой батарее капитана Матушенко, самой близкой к линии фронта на левом фланге обороны, были повреждены три из ее четырех восьмидюймовых орудий.

Все это, безусловно, свидетельствовало, что немцы готовятся наступать. И именно так нами расценивалось. Однако за три с половиной недели, прошедшие после того, как мы отбили первое наступление на Севастополь, противник принимался активничать не раз. Мы ждали новых атак 26 ноября, ждали и 8 декабря… А вообще были настороже каждый день, в том числе и 16-го. Хотя, повторяю, сведениями о том, что штурм должен начаться следующим утром, армейская разведка не располагала.

Где-то в середине ночи, оставив у телефонов в каземате майора Ковтуна, я поднялся наверх подышать свежим воздухом. Все вокруг окутывала холодная непроглядная мгла. Глаза с трудом различали крыши ближних домиков на уходящем вниз склоне, а остальной город и бухты были невидимы. Над головой — ни единой звездочки. Редкие вспышки орудийных выстрелов у линии фронта доходили бледными, какими-то смазанными.

Шагая взад и вперед в темноте, я перебирал в памяти события истекших суток.

Прошлой ночью на Северной стороне похоронили артиллеристов с Десятой батареи Матушенко, погибших, когда на нее обрушился внезапный и очень точный огневой налет из района Качи. За Десятую рассчиталась с врагом мощная Тридцатая, быстро подавив открывшую огонь немецкую батарею. А в момент похорон двенадцатидюймовые орудия Тридцатой дали еще три выстрела. Ее грозный салют явился — так задумали комендант четвертого сектора и береговые артиллеристы сигналом к удару, который группа наших батарей нанесла по разведанным и пристрелянным целям в глубине неприятельских позиций. На этот удар командарм разрешил израсходовать 500 снарядов.

К тому же часу в 90-м стрелковом полку дивизии Воробьева (им продолжал командовать майор Тимофей Денисович Белюга, удачно выдвинутый из хозяйственников в самую страдную пору одесских боен, когда у нас были исчерпаны все резервы строевого комсостава) приурочили очередную разведывательную вылазку. Участвовал целый взвод. Разведгруппа вернулась с трофеями, вплоть до легких минометов, добыла и кое-какие документы, в частности схему расположения немецких огневых средств на этом участке фронта.

Больше как будто ничего особенного за сутки не произошло. Корабли, доставившие с Кавказа последний эшелон 388-й дивизии, благополучно, незаметно для противника, ушли.

Один артдивизион новой дивизии был выдвинут по предложению Николая Кирьяковича Рыжи к переднему краю четвертого сектора на усиление артиллерии, прикрывающей участок у высот Азис-Оба и Кара-Тау — наиболее танкоопасный по характеру местности на северном направлении. Позиции для дивизиона выбирал начарт сектора полковник Пискунов. Отмечая их на своей карте, я обратил внимание, что он поставил новый дивизион между двумя старыми, уже испытанными. Так необстрелянному подразделению легче принимать боевое крещение: бывалые товарищи пошефствуют над новичками.

Дмитрий Иванович Пискунов, всегда невозмутимо спокойный и неторопливый, на первый взгляд даже флегматичный, вообще все делает очень продуманно. Вот уж кто умеет по-хозяйски использовать каждую поступившую в его распоряжение пушку!

Начальнику штаба не положено фантазировать, да и обстановка для этого неподходящая. Но как хотелось бы иметь возможность дать полковнику Пискунову не один добавочный дивизион трехдюймовок, а еще два-три артполка!.. Разве лишними были бы они на 18-километровом фронте четвертого сектора?

Сейчас там 72 орудия, по четыре на километр. Это вместе с зенитной батареей, превращенной в полевую, вместе с дотами, которые расставлены не везде удачно. Словом, негусто.

Конечно, Пискунова могут поддержать и полевые батареи третьего сектора, и береговые, и богдановцы: на то у нас и существует централизованное управление всей артиллерией оборонительного района. Но если поддержка понадобится не одному, а двум или трем секторам одновременно, что вполне возможно, то кулак огневых резервов придется разжимать, дробить и сила удара будет уже не та. К тому же старые, открытого типа, береговые батареи при всей их мощи сами очень уязвимы. Повреждение Десятой это подтверждает…

Привычные тревоги и заботы ненадолго оттесняет приятное воспоминание о том, как несколько часов назад вручались правительственные награды приморцам, отличившимся в ноябрьских боях. Это было первое в нашей армии награждение с начала войны (представления, посланные из Одессы кружными путями в Москву, как видно, еще не успели рассмотреть), и потому особенно радостное.

Запомнились сияющие лица бойцов-девушек: среди первых орденоносцев армии были и они. Знаменитая пулеметчица из Чапаевской дивизии Нина Онилова, теперь уже старший сержант, получила орден Красного Знамени, А вместе с конниками Кудюрова отечески подталкиваемая вперед усатыми буденновцами подошла к командарму, вручившему ей орден Красной Звезды, худенькая, угловатая, хотя и рослая, девчушка — красноармеец Галина Маркова.