Восемь - Кэтрин Нэвилл

Давид задумался и побледнел от ужаса. А вдруг Мирей права? Возможно, он просчитался…

— Пятеро, — сказал он. — Я записал их имена в студии.

— Пять монахинь, — прошептала молодая женщина. — Еще пять смертей на моей совести. Это я виновата, что уехала.

Ее глаза невидящим взором уставились в пустоту. — Смертей! — воскликнул Давид. — Но Робеспьер не допрашивал их. Он обнаружил, что все они пропали — все до одной.

— Мы можем только молиться, чтобы это оказалось правдой, — сказала Мирей. Взгляд ее снова стал осмысленным. — Дядюшка, эти фигуры опасней, чем вы можете себе представить. Мы должны как можно больше узнать о вмешательстве Робеспьера, не говоря ему, что я здесь. А Марат — где он? Если этот человек узнает обо мне, никакие молитвы нам не помогут.

— Он сидит дома, смертельно больной, — сказал Давид. — Больной, однако более могущественный, чем когда-нибудь.

Три месяца назад жирондисты обвинили его в том, что он поощряет убийства и что у него замашки диктатора, что он собирается предать принципы революции — свободу, равенство, братство. Однако запуганное жюри оправдало Марата, чернь увенчала его лаврами, толпы пронесли его по улицам Парижа на руках и избрали президентом клуба якобинцев. Теперь он сидит дома и мстит жирондистам. Большинство из них арестовано, некоторые сбежали в провинцию. Он управляет государством, лежа в ванне, и орудие его — страх. Похоже, правы были те, кто говорил о нашей революции, что уничтожающее пламя не может созидать.

— Однако это пламя может быть поглощено еще более сильным, — сказала Мирей. — Пламенем шахмат Монглана. Собранные воедино, они поглотят и самого Марата. Я вернулась в Париж, чтобы освободить эту силу, и надеюсь, вы поможете мне в этом.

— Ты не слышала, что я говорил? — воскликнул Давид. — Именно отмщение и предательство раздирают на части нашу страну. Будет ли этому конец? Если мы веруем в Господа, то должны верить и в Божий промысел, который со временем вернет людям здравомыслие.

— У меня нет времени, — ответила Мирей. — Я не могу ждать Бога.

11 июля 1793 года

Другая монахиня, у которой тоже не было времени ждать, спешила в Париж.

Шарлотта Корде прибыла в Париж почтовой каретой в десять часов утра. После того как она зарегистрировалась в маленьком отеле, она отправилась в Национальный конвент.

Письмо аббатисы, которое тайно привез в Кан посол Жене, шло долго, но смысл его не оставлял сомнений. Фигуры, отправленные в Париж прошлым сентябрем с сестрой Клод, исчезли. Еще одна монахиня погибла при терроре вместе с ней — юная Валентина. Ее кузина исчезла без следа. Шарлотта связалась с жирондистами — бывшими делегатами, которых сослали в Кан, — в надежде, что они знают тех, кто был в тюрьме Аббатской обители. Это было последнее место, где видели Мирей.

Жирондисты ничего не знали о рыжеволосой девушке, исчезнувшей во время этого безумия. Помощь оказал лишь их лидер, красавец Барбару, который симпатизировал бывшей монахине и считал ее своим другом. Он дал ей разрешение на тайную встречу с депутатом Лозом Дюпре, и тот ждал ее в приемной Конвента.

— Я приехала из Кана, — начала Шарлотта, как только нужный депутат уселся напротив нее за полированным столом. — Я разыскиваю подругу, которая исчезла во время сентябрьских событий в тюрьме. Как и я, она была бывшей монахиней, ее монастырь был закрыт.

— Шарль Жан Мари Барбару оказал мне плохую услугу, прислав вас сюда, — заявил депутат, приподняв бровь. — Его разыскивают, вы не слыхали? Он что, добивается, чтобы и меня арестовали? У меня полно собственных забот, вы можете сообщить ему об этом, когда вернетесь в Кан, а я очень надеюсь, что вернетесь вы туда скоро.

Он стал вставать из-за стола.

— Прошу вас, — умоляюще сказала Шарлотта. — Моя подруга была в тюрьме Аббатской обители, когда началась резня. Ее тела даже не нашли. Мы надеемся, что ей удалось сбежать, но не знаем куда. Вы должны сказать, кто из членов Собрания присутствовал на этих допросах.

Депутат ответил не сразу, губы его изогнулись в улыбке. Улыбка была не из приятных.

— Из Аббатской обители не сбежал никто! — сухо сказал он. — Несколько человек были оправданы — их можно перечесть по пальцам рук. Если у вас хватило глупости прийти сюда, возможно, у вас достанет неразумия, чтобы обратиться к человеку, ответственному за террор. Но я бы вам этого не советовал. Его имя Марат.

12 июля 1793 года

Мирей, в соломенной шляпке с цветными лентами и платье в красно-белый горошек, вышла из открытой повозки Давида и попросила возницу подождать. Она спешила на Центральный рынок, один из старейших в городе и всегда многолюдный.

За те два дня, которые прошли со времени ее прибытия в Париж, Мирей узнала достаточно, чтобы начать действовать. Она не могла дожидаться указаний аббатисы. Произошло не только то, что исчезли пять монахинь с фигурами, но и то, что слишком многие узнали о шахматах Монглана и о ее причастности к этому делу. Слишком многие: Робеспьер, Марат, Андре Филидор (шахматист и композитор, чью оперу они слушали вместе с мадам де Сталь). Филидор, по словам Давида, сбежал в Англию. Но прежде чем уехать, он рассказал художнику о встрече, которая произошла у него с великим математиком Леонардом Эйлером и композитором по имени Бах. Последний переложил эйлеровскую формулу прохода коня на музыку. Эти люди думали, что тайна шахмат Монглана связана с музыкой. Как далеко в этом продвинулись другие?

Мирей шла по рыночной площади мимо красочных лотков с овощами, виноградом и дарами моря, которые могли позволить себе лишь богачи. Сердце ее стучало, мысли в голове мешались. Надо действовать немедленно, пока она знает о своих противниках, а они не имеют представления о ней. Все они, словно пешки на шахматной доске, двигались к невидимому до поры центру игры, движимые силой столь же неумолимой, как сама судьба. Аббатиса была права, когда считала, что им пора брать инициативу в свои руки. Но все нити должны были сойтись в руках Мирей, потому как теперь молодая женщина знала о шахматах Монглана гораздо больше, чем аббатиса, — больше, чем кто-либо в мире.

История Филидора служила лишним доказательством того, что говорил Талейран и что подтвердила Летиция Буонапарте: существовала некая формула, связанная с шахматными фигурами. Об этом аббатиса никогда не упоминала. Однако Мирей знала. Перед ее глазами до сих пор парила фигура Белой Королевы — с жезлом в виде восьмерки в воздетой руке. Мирей спустилась в лабиринт Les Halles, который когда-то был римскими катакомбами, а теперь стал подземным рынком. Здесь располагались палатки, торгующие медной утварью, лентами, специями, шелками с Востока. Она прошла мимо маленького кафе со столиками, выставленными прямо в узком проходе. За ними сидели несколько мясников в рабочей одежде, на которой видны были отметины их ремесла. Они ел суп и играли в домино. Взгляд молодой женщины скользнул по пятнам крови на их руках и белых передниках. Мирей закрыла глаза и постаралась побыстрее миновать узкий коридор.