Глазами пришельца (СИ) - Влизко Виктор Борисович

— Нет прошлого. Неопределённое настоящее. А каким будет будущее? — Рад тоже присел на песок.

— Ничего предсказывать не буду. У тебя нет будущего в этом мире. Ты только что умер на горе Озёрной.

— Я умер?!

— Если быть точным, твой биоскафандр.

— И что дальше?

— Я, конечно, верну тебя к людям. Надо быть последовательным, ведь ты погиб по моей вине. Но придётся снова изменить твой внешний вид.

— Я так привык к своему новому телу.

— Думаю, будет лучше начать жизнь с чистого листа. Извини, но я покопаюсь в твоём мозгу.

— Зачем?

— Затем, что память мешает тебе жить. Создаёт ненужные проблемы. Сделаю тебя полноценным членом общества.

— Я должен буду родиться в этом мире? — высказал предположение Рад.

— Можно и так сказать. Кое-какие намётки у меня уже есть, — Солт ободряюще улыбнулся. — Не переживай. Я постараюсь не терять тебя из виду.

— У меня нет выбора? — Рад нахмурился.

— Нет! — категорично заявил Солт. — Ты и так внёс много смятения в души людей.

— Но я и помог многим из них. И даже спас, ценою своей жизни, — усмехнулся Рад.

— За помощь спасибо.

— Спасибо в карман не положишь, — буркнул Рад.

— Ты начинаешь рассуждать, как дед Андрей.

— Я пошутил. Понимаю, что сам должен благодарить тебя за то, что ты избавил человечество от непредсказуемых последствий. Ведь с ловушкой времени покончено раз и навсегда?

— Да. Ты её выключил, а я убрал все следы. Теперь гора Озёрная ничем не отличается от других. Разве что стала немного ниже.

— А что стало со стеклянными червями?

— Очень злобные твари. Практически, не поддаются дрессировке. Хорошо ещё, что они раньше не сумели выбраться наружу. В противном случае у этого мира была бы другая история. Ведь это сейчас черви вялые. Оголодали за тысячелетия, проведённые в изоляции. А в нормальном состоянии они очень активные и жестокие. Съедают свою жертву постепенно. Слизывают, словно мороженное. При этом жертва продолжает жить. Черви покрывают раны антисептическим составом. Консервируют жизненные силы. Жертва превращается в кусок мяса, в котором продолжает биться сердце. Жуткое зрелище. Впрочем, ты уже имел возможность полюбоваться на себя.

— Полюбовался, — Рад с надеждой посмотрел на Солта. — А в каком я сейчас биоскафандре?

— Сейчас ты бестелесный дух, и всё, что видишь вокруг, — плод твоего воображения. Или, вернее, внушённые мной образы.

— Бестелесный дух, — поник Рад и, чтобы не расстраиваться дальше, спросил: — А всё-таки, что ты сделал с червями?

— Выключение генератора привело к взрыву. Видимо, вместе с кодом, нужно было набрать ещё какую-нибудь комбинацию, служащую паролем. Без пароля запустился механизм самоуничтожения, что вполне естественно при несанкционированном доступе. Правда, взрыв был самым обычным. Мне не составило труда локализовать его. А туманных гидр я выкинул в космос. Вакуум убьёт их, — Солт встал. — Нам пора.

— Куда направимся?

— В уже знакомую тебе избушку. Повисим временно между мирами.

— А нельзя мне всё-таки вернуться назад? — с надеждой посмотрел на могущественного пришельца Рад.

— Нет. Я решил покончить с двойственностью, которая постоянно держала меня в напряжении. Если ты не смог занять место Родиона, то пусть он займёт твоё. Интересно будет понаблюдать за развитием этого сюжета. И поверь, скоро о тебе все забудут, — и, немного помедлив, добавил: — За исключением одного человека.

— И кто этот человек?

Солт с жалостью посмотрел на Рада.

— Любовь не только приносит счастье, но и страдания, — и нехотя признался: — В этом мире есть девушка, которая очень любит тебя.

— Ну вот! Ради любви… — встрепенулся Рад, гадая, кто из знакомых девушек мог в него влюбиться.

— Ради любви мне придётся вмешаться в её жизнь, — перебил Солт. — Я поменяю идеалы.

— А это возможно?

— Мозг является универсальным компьютером. Заменим старую программу новой. И любовь станет восприниматься как увлечение. Как обожание старшего товарища и учителя. Её сердце откроется для любви к другому человеку.

— Неужели Оля любит меня? — осенила догадка Рада. — И с кем она будет счастлива?

— Пока не знаю.

— Только не с Романом! — попросил Рад.

— Хорошо. Кстати, тебе тоже не помешает любовная терапия… Нет, не так выразился. Терапия против любви…

Рад чувствовал себя подавленным. Он не хотел расставаться с тем образом жизни, который вёл, будучи Родионовым. Но можно ли спорить с Солтом?

— Спорить со мной бесполезно, — с лёгкой усмешкой произнес Солт. — К тому же твоя жизнь изменится ненамного. Ты по-прежнему будешь одинок. По крайней мере, в первое время. А дальше всё будет зависеть от тебя. Подойди ко мне. Пора перемещаться.

— А что с Верой? — спросил Рад, вставая рядом.

— С ней всё хорошо, — остров преобразился в уже знакомую комнату деревенской избы. — Правда, она не сможет объяснить, что с ней произошло на горе. Обрати внимание, как только человек оказывается в центре внимания, у него тотчас же возникают разного рода проблемы. Поэтому я всегда говорил, что жить надо тихо и незаметно. Слава к добру не приводит.

— Слава делает человека героем, — возразил Рад, разглядывая цветные занавески на окнах. Ничего не изменилось здесь за время его отсутствия.

— Героев делает политика, — Солт развалился в кресле-качалке. — Сменился общественный строй, и вчерашний герой становится проклятием. Те, кто вчера пел ему дифирамбы, завтра заклеймят его деятельность.

— А самопожертвование во имя жизни? Военные подвиги?

— В войне всегда есть победитель и побеждённый. И герои победителей никогда не станут героями для побеждённых. Так же, как и герои побеждённых никогда не будут чествоваться победителями. Такова логика человеческого мышления.

— Хорошо, а герои труда? — не сдавался Рад.

— Если бы все люди добросовестно выполняли свои обязанности, то все и были бы героями. Ведь что есть трудовой подвиг? Это когда один человек взваливает на свои плечи то, что не доделывают его товарищи. Выполняет функции нескольких человек. Тем самым усложняя и свою жизнь, и жизнь своих товарищей. Им приходится равняться на этого трудоголика. А если они не способны выполнять такие объёмы? Если для них этот труд непосилен?

— В этом и есть суть трудового подвига! — воскликнул Рад. — Один сделал то, что не смогли сделать другие. Так и рождаются рекорды!

— Рекорды? — Солт устремил свой взгляд в потолок. — На одном из угольных разрезов добыли огромное количество угля сверх плана. Люди получили правительственные награды, премии. Но оказалось, что в таких количествах уголь никому не нужен. Возникли проблемы с его реализацией. И чтобы уголь не пропадал зря, его пустили в топки. Заставили энергетиков сжечь двойную норму. Не пропадать же добру! На головы горожан упали лишние тонны пыли. Сомневаюсь, что кто-то подсчитал, сколько вреда здоровью людей принёс этот трудовой рекорд.

— По-твоему, рекорды вообще не нужны?

— Почему же. Я очень люблю спорт.

— А среди вас есть герои?

— Среди нас? — Солт перестал раскачиваться. — Мы все работаем с полной отдачей. И на фоне друг друга смотримся одинаково. Поэтому выделить кого-то, сделать его героем, невозможно. В каком-то смысле, мы все герои. У нас нет серых личностей. Каждый индивидуален по-своему.

— Ты столько пожил среди людей, — Рад прошёлся по комнате и остановился у окна, за которым струились вечные сумерки. — Создал столько миров. Почему не можешь придумать для нас идеальный? Постоянно говоришь правильные вещи. Учишь меня жизни. Я уже смотрю на тебя, как на мудрого учителя. А вокруг всё та же несправедливость. Безумные войны, бессмысленные смерти. Сделай человечество счастливым!

— Вот этого и боюсь больше всего, — огорчился Солт. — Боюсь, что чувства когда-нибудь возобладают над разумом, и я начну создавать, как ты выразился, идеальные миры. Устанавливать справедливость по своему пониманию. И тогда придёт конец демократии на Земле. Из благих намерений сотворю серую массу, которая задохнётся в рамках моих законов. Все начнут думать одинаково, шагать в одном направлении. Это страшно, поверь мне. Эмоциональный фон такой планеты ужасен. Без всплесков, без инициативы. Идеальное общество — это общество рабов, которые трепещут перед своими господами-начальниками. Но и начальники, стоящие на вершине власти, представляют собой жалкое зрелище. Они всесильны, но они же и страшно одиноки. Потому что рабская идеология исключает проявление дружеских чувств. Рабов можно заставить работать, только постоянным террором. Криком, штрафами, карательными мерами. И расслабиться нельзя ни на минуту. Иначе у рабов тут же опускаются руки. Подавляя их инициативу, начальник вынужден постоянно гореть на работе. В результате страдают все. Рабы от начальников. Начальники от работы.