Судьба - Николай Гаврилович Золотарёв-Якутский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Не надо мне ни одежды, ни драгоценностей!.. Отпустите меня!..
— Я нынче видел во сне странника. Вот с такой бородой, — Шалаев показал, какая у странника была борода, — белый как лунь. Странник сказал мне, чтобы я бескорыстно одарил женщину, которая поразит меня красотой с первого взгляда. Иначе не видеть мне счастья-удачи. Я человек суеверный…
— Не надо мне драгоценностей, не надо мне одежды… Отпустите меня, — твердила Майя.
— Послушай, странная ты женщина, — ответил купец, — я ценю чистоту в людях так же, как и в золоте, но глупости не перевариваю. Ты ничем не будешь мне обязана, решительно ничем!.. И никому из моих гостей не будешь обязана.
Майю домой не отпустили. Она ни жива ни мертва ходила между столами с серебряным подносом и разносила вино, закуски. Подвыпившие гости бросали ей на поднос бумажные пятерки, десятки. Обескураженная, растерянная, Майя принесла кельнерше на подносе целую кучу денег и спросила, что с ними делать.
— Давай сюда, — сказала кельнерша и дрожащими руками стала загребать с подноса бумажки и прятать за пазуху.
Вислогубый Федорка Яковлев тоже был на балу. Он пожирал Майю глазами и лошадиными дозами глушил водку. Его вскоре развело, и он свалился под стол.
После ужина кто сел за карты, кто горланил песни. В одном углу еврейка целовалась с плешивым, тощим купчиной. Зеленоглазая оседлала какого-то откормленного бородача, невысокого, крепко сколоченного. Он возил свою даму на закорках и громко хохотал.
— Поехали, в коридор, — командовала зеленоглазая. — А теперь по коридору вот в ту конюшню.
— В конюшню — пожалуйста, с великим удовольствием! — бабьим голосом закричал бородач.
У двери, о которой говорил женщинам Шалаев, зеленоглазая слезла. Потом они скрылись за дверью…
Майя сняла с себя драгоценности и бросила их кельнерше. Та опешила, но драгоценности приняла. Платье она тоже молча взяла, бережно сложила и выдала Майе ее ветхую одежду, в которой она пришла в этот страшный дом.
Домой Майя бежала, не оглядываясь.
Федор целый год просидел в Иркутской пересыльной тюрьме. Случалось, что в его камеру сажали заключенных, которые побывали в Александровском централе. И всякий раз Федор расспрашивал о Быкове, Зеленове и Алмазове. Так он узнал, что Быков — на каторжных работах, Зеленов пытался бежать, но его поймали и заключили в одиночную камеру. О Трошке никто ничего не знал.
Наконец-то Федору объявили, что его по этапу отправляют на каторжные работы на Петровский завод, что около Нерчинска. Восемьдесят заключенных, среди которых был и Федор, везли до Нерчинска по железной дороге трое суток.
Федор всю дорогу думал о побеге.
Петровский завод был разбросан по большой территории, в длину занимал восемь верст. Весь двор изрытый шахтами. В них заключенные добывали свинцовую руду с примесью серебра. На заводе добытый металл плавился. Из него чеканили потом медали и монеты. В Петровском остроге томилось восемьсот заключенных. Вместо рабочих бараков, при заводе был острог, длиннющее одноэтажное, здание с бойницами, огражденное высокими стенами. Вот сюда и привезли Федора. Все, которые добывали тут свинец и серебро, были осуждены к пожизненным каторжным работам!
Федора поставили возить дрова к печам, в которых плавилась руда. Утром его поднимали в три часа и цепью приковывали к тачке. Ночевал Федор в переполненной камере — в нее загоняли по тридцать человек.
Заключенных зверски избивали по каждому поводу. За каждое слово возражения полагалось пять ударов плетью. Если заключенный от изнурения падал лицом вниз, его поднимали ударами ног. Самые крепкие и молодые выживали здесь не больше пяти-шести лет.
Поначалу Федор старался, хотя и валился с ног от усталости. Но надзиратель за печью был вечно недоволен. Не было дня, чтобы он не избивал Федора палкой. Фамилия этого изверга очень подходила к нему — Мордобоев.
Федор постепенно перезнакомился с соседями по камере. Были здесь люди всех возрастов: старики, юноши, мужчины средних лет, образованные и совсем неграмотные, народ многоязычный, разношерстный. Федор сдружился с седым тощим стариком, соседом по койке.
Звали старика Василием Пермитиным. Он был дворянином, родился и вырос в Петербурге. Отец его разорился, поэтому сын вынужден был подумать о средствах к существованию. Василий окончил горный институт и поехал на Ленские прииски работать инженером. Нанялся он к золотопромышленнику Габрицкому, ловкому, предприимчивому еврею. Габрицкий в то время открыл новые прииски по реке Кулибрянка. Но Пермитин так и не доехал до места назначения. По дороге с ним произошло такое, о чем он не мог вспоминать без ужаса.
В Бодайбо Пермитин сел на оленей и поехал на прииски. Ему надо было преодолеть расстояние в двести пятьдесят верст. Проехав половину пути, он набрел на стан в тайге. У дороги стоял неуклюжий деревянный дом и два навеса. Пермитин решил переночевать здесь.
Хозяин стана, длинноволосый еврей с плутоватыми глазами, ответил, что места у него нет.
— В таком случае подготовьте оленей, я поеду дальше, — сказал Пермитин тунгусу, своему проводнику.
Проводник ответил, что это невозможно, олени устали, проголодались. Он пустил их пастись.
Дом был забит картежниками и прочей подозрительной публикой. Слышна была грязная ругань, угрозы. Много было пьяных.
Один из картежников, обросший, нечесанный, пригласил Пермитина в свою комнату. Ночует, мол, он там один, места хватит. Пермитин поблагодарил и согласился. В комнату внесли еще одну кровать, постелили постель.
Пермитин еле стоял на ногах от усталости и потому, едва прикоснувшись головой к подушке, мертвецки уснул. Но вскоре его растолкали. Разбудил инженера человек, который пустил его к себе.
— Вставай, выпьем с тобой как следует, а потом сыграем в карты, — говорил он простуженным голосом.
— Я непьющий и карт в руки не беру.
— Научишься, — не отставал от него сосед. — У меня есть пять пудов золота. Ты что, не веришь? Вот оно, золотишко. — Он откинул большую подушку. Под ней лежало пять кожаных мешочков.
Пермитин не стал играть с ним в карты, а выпить — выпил и сразу же опьянел.
Утром раздался сильный стук в дверь. Инженер с трудом пробудился. Голова у него от выпитой водки разламывалась на части.
Это пришел кучер разбудить соседа, чтобы ехать дальше. Подойдя к кровати, он вдруг завопил:
— Полиция, полиция!.. — и выбежал из комнаты.
Когда полицейские вошли, Пермитин продолжал лежать, не в состоянии поднять головы.
Под подушкой у инженера оказался окровавленный нож. Пермитину тут же скрутили руки. Только теперь он заметил, что сосед его лежит с перерезанным горлом.
В убийстве и ограблении суд обвинил
