Весна Гелликонии - Брайан Олдисс

Вонь сожжения

В Олдорандо царила тишина. На улицах было совсем немного народа. А те, кто ходил по городу, были в масках. Для этой цели лучше всего подходили маски из трав. Они отгоняли болезнь, мух, дыхание зараженных.

Высоко в небе висели два светила, почти касаясь друг друга. Они смотрели вниз как два горящих глаза. Люди города ждали. Все, что можно было сделать, было сделано. Теперь оставалось только ждать.

Вирус перемещался от одного городского квартала к другому. Когда он косил людей в одном квартале, люди остальных кварталов могли вздохнуть спокойно. Однако никто не мог гарантировать, что в следующее мгновение болезнь если не поразит его самого, то не поразит его близких, соседей, знакомых.

Тант Эйн, Фаралин Ферд — помощники правителя Эмбруддока, Райнил Лайан, мастер гильдии, Датка — лорд Западного Вельдта, сформировали Чрезвычайный Комитет, который управлял совместно с наиболее уважаемыми гражданами, такими, как Ма Скантиом. С помощью дополнительного отряда, сформированного из пилигримов, оставшихся в городе, Берущих, проповедующих твердые моральные устои, были выработаны законы борьбы с болезнью и защиты от ее распространения. Эти законы неуклонно проводились в жизнь с помощью специального полицейского отряда.

На каждой улице были вывешены объявления, предупреждающие о строгих мерах наказания за укрытие трупов, за грабежи в домах умерших. Приговор был один — укус фагора — самое строгое и страшное наказание, какое мог придумать примитивный ум человека той эпохи. За городом тоже были вывешены объявления для вновь прибывающих, что в городе болезнь. Однако те немногие, которые прибывали сюда, были настолько вымотаны и истощены, что не обращали внимания на это и входили в город.

А тех, кто приходил в город с враждебными намерениями, эти объявления вряд ли могли остановить.

В Олдорандо появились первые телеги — грубые сооружения, в которые была запряжена пара хоксни. Они регулярно ездили по улицам, перевозя скорбный груз — многочисленные трупы. Их забирали из домов, подбирали на улицах. Некоторых выбрасывали из верхних этажей башен. Даже те, кого при жизни любили, обожали, после смерти внушали страх и омерзение. Поэтому отношение к трупам было самое непочтительное.

Хотя причина лихорадки так и не была понятна, существовало множество теорий на этот счет. Однако все знали, что болезнь заразна, а некоторые полагали, что даже взгляд на труп может вызвать болезнь у здорового. Те же, кто прислушивался к учению Акха Нааба, — а сторонников его становилось все больше, — верили, что болезнь настигает тех, кто недостаточно благочестив.

Но все сходились в одном: единственная очистительная сила — это огонь. Трупы надо сжигать. Их на телегах вывозили за город и бросали в костер, который не угасал ни днем, ни ночью. Вонь сожжения и черный дым, струившийся по улицам, постоянно напоминали жителям города о бренности их существования. Люди были в постоянном напряжении, и некоторые не выдерживали, кончали жизнь самоубийством.

Однако многие уже верили, что пик болезни прошел, худшее позади. И это была надежда. Ведь на улицах появилось много людей, неестественно тощих, слабых, которые пережили болезнь. Среди них была и Ойра.

Она упала на улице. Рол Сакиль подобрала ее и стала заботиться о ней. Ойра корчилась от боли. Болезнь выгибала все ее тело. Дол со слезами смотрела на это, боясь, что заболеет сама. Но несмотря на все ожидания, она не заболела. Она осталась жива и своими глазами видела, как мучительно пробирается Ойра сквозь игольное ушко, становясь тощей, похожей на скелет. Единственная предосторожность со стороны Дол Сакиль была в том, что она отослала своего сына Растил Руна к мужу Амин Лим. Сейчас мальчик уже вернулся.

Обе женщины и ребенок проводили время дома. Ощущение ожидания — ожидания конца — было неприятным. Однако скуку и однообразие жизни всегда можно обмануть. Они играли с мальчиком в игры своего детства. Иногда и Ври присоединялась к ним, но она была слишком задумчива в эти дни. Она рассказывала женщинам о своей работе и что она хочет сделать. А однажды она разразилась страстной речью, в которой сообщила о своей связи с Райнилом Лайаном, о котором никто до сих пор не мог сказать ничего хорошего. Эта связь была мучительной для нее. Когда Райнил Лайан отсутствовал, Ври ненавидела его, но когда он появлялся, ее неотвратимо тянуло к нему.

— Мы все прошли через это, Ври, — сказала Дол. — Только ты занялась этим слишком поздно, поэтому ощущения у тебя сильнее.

— А у меня больше нет желаний, — спокойно сказала Ойра. — Они ушли от меня. Я очень хочу, чтобы они вернулись. Может, они вернутся, когда вернется Лейнтал Эй. — Она посмотрела в окно на голубое небо.

— Но я так подавлена, — сказала Ври, не желая отклоняться от своей печальной цели. — Я не могу быть спокойной, как раньше. Я больше не понимаю себя.

Ври ничего не сказала о Датке, и остальные женщины не стали ее спрашивать. Может, ее любовь протекала бы более спокойно, если бы не чувство вины перед Даткой. Он ведь не только мучил ее совесть, он постоянно следил за нею. Она боялась, что это может плохо кончиться, и легко убедила нервничающего Райнила Лайана, что им нужно иметь тайную комнату для свиданий. Там она и ее любовник предавались любви, когда весь город пребывал в ужасе, и в открытые окна доносился только скрип колес погребальной телеги.

Райнил Лайан хотел закрыть окно, потому что насекомые могли разносить болезнь, но Ври не позволила.

— Пусть, — умоляла она. — Пусть оно будет открыто. Забудь обо всем, забудь о городе, о болезни, обо всем, что тревожит тебя.

— Но как я могу — ведь это же наш город. Наша судьба зависит от него.

Он неспокойно улыбнулся ей.

— А если мы заразим друг друга?

Ври выгнулась в постели. Розовые груди с темно-коричневыми сосками бесстыдно торчали вверх.

— Тогда мы умрем вместе, в тесных объятиях, во время соития! Наберись мужества, Райнил Лайан, займи его у меня! Приди ко мне! — Она обхватила ладонями его поясницу и обвила ногами низ его спины.

— Ах ты, распутница, — с восхищением сказал он и, будучи не в силах сопротивляться ей, отдался страсти.

Датка сидел на краю постели, обхватив голову руками. Так как он ничего не говорил, девушка в его постели тоже молчала. Она отвернулась от него и подтянула колени к груди.

И только когда он внезапно встал и начал одеваться, как человек, принявший решение, она сказала сдавленным голосом:

— Ты же знаешь, я не заразная.

Он бросил на нее горький взгляд, но ничего не ответил и продолжал одеваться.