Убийство-2 - Дэвид Хьюсон

Когда Лунд очнулась, она поняла, что Странге лежит на ней, укрывая ее собой, словно броней, и прижимая ладонью ее голову к полу.

Вокруг разлетались искры. Пахло кордитом и взрывчаткой, и чуть погодя Лунд почувствовала во рту солоноватый привкус крови.

Дом Плоуга был так же неприметен, как и сам хозяин: обычный коттедж, стоящий в конце длинной подъездной дороги, почти невидимый со стороны улицы. Уже подойдя к крыльцу, Томас Бук вдруг понял, что совершенно не представляет себе, что увидит внутри. Он не мог вообразить, как живет Плоуг, этот тихий, очень закрытый и одинокий человек.

В окнах первого этажа горел свет. Входная дверь была приоткрыта. Бук постучал и вошел внутрь.

Стол в кухне был заставлен картонками из-под готовой еды, в раковине громоздилась гора немытой посуды. В гостиной рядом повсюду были расставлены упаковочные коробки, заполненные наполовину. На стене висели книжные полки и большая карта мира.

На письменном столе стояли две плоские коробочки, обе раскрытые. Внутри — медали за военные заслуга в Афганистане.

Тут же сложены снятые со стен фотографии в рамках. Почти на всех одно и то же лицо — мальчика, юноши, молодого мужчины. В отличие от хмурого портрета в армейском личном деле, на этих снимках он улыбался.

Да, сходство определенно есть, подумал Бук, беря в руки ближайшую фотографию. Если бы Плоуг умел улыбаться искренне, он был бы очень похож на сына. Возможно, раньше он и умел. До того, как в его жизнь вошли Фроде Монберг, Флемминг Россинг и — надо быть честным — Томас Бук.

Ему не хотелось выпускать фотографию из рук. Бук невольно вспомнил о своих дочерях, задумался, не захочет ли какая-нибудь из них пойти в армию. Военная карьера означала надежный заработок, который в нынешние времена найти стало непросто. А еще это хороший способ расплатиться с кредитом на высшее образование, то есть своего рода страховка.

Бук услышал за спиной знакомые шаги и обернулся.

— Простите за вторжение, — сказал он Карстену Плоугу и положил рамку с фотографией на стол. — Я стучал, но никто не ответил. Дверь была открыта.

Плоуг был в рубашке в сине-зеленую клетку и в джинсах, и от этого казался совсем другим человеком.

— Ханс Кристиан Плоуг Ведель. Ведель — девичья фамилия моей жены. В армии его все звали просто Ведель. — Он подошел и посмотрел на снимок. — Из всего отряда Ханс единственный вернулся целым и невредимым. Это было настоящее чудо. По крайней мере так я думал.

Доброе лицо Плоуга пересекли горестные морщины. Он стал собирать лежащие на столе книги, складывая их в аккуратную стопку.

— Ханс говорил нам, что в деревне что-то произошло. Мол, был какой-то офицер, и погибли мирные жители. Потом было расследование военной прокуратуры, и его объявили лжецом. Сумасшедшим, вроде того парня Рабена. — На его губах мелькнула язвительная усмешка, которой Бук никогда раньше у него не замечал. — Да разве возможно, чтобы датский солдат совершил такое?

Он стал носить в коробку книги с полок. Бук смотрел на него и понимал, что Плоуг делает все механически и мысли его далеки.

— Он изменил свои показания, когда армия надавила на него. Но мне кажется, от этого стало только хуже. Понимаете… — Плоуг постучал пальцем по лбу. — С головой-то у него было все в порядке, и он знал это. Он был уверен в том, что видел. Но армия сказала другое, а армия никогда не лжет. Поэтому я тоже поверил армии, а Хансу становилось все хуже и хуже.

У окна стояло пианино. Он снял с подставки ноты, бросил их тоже в коробку.

— Примерно год назад он выехал на встречную полосу на Эресуннском мосту. Вот и все. — Плоуг перебрал фотографии одну за другой, покачал головой, словно решив, что еще не время их убирать. — После этого наш брак развалился. У нас вообще как-то не ладилось с тех пор, как Ханс вернулся из Гильменда. — Мимолетная горькая улыбка. — Но я же состоял на государственной службе, был обязан поддерживать влиятельных людей. Поэтому, когда все это случилось, я просто ушел с головой в работу. А потом… — В его голосе вдруг зазвучала злость. — Однажды явилась эта Анна Драгсхольм и потребовала встречи с Монбергом. С моим министром. — Он с вызовом посмотрел на Бука. — Да, с моим министром. Она знала, что Ханс ничего не придумывал, как и Рабен, потому что она сумела сделать то, чего не смогли все генералы штаба армии. Она нашла того офицера. — Опустив в коробку целую охапку книг, Плоуг осторожно закрыл ее. — Я никогда не забуду тот день. Я сидел на скамейке в парке, ел свой сэндвич, пил воду из бутылки. И думал о том, что я самый омерзительный, самый презренный человек на земле. Потому что мой сын нуждался во мне, а я считал его психом и вруном. Хотя он не говорил ничего, кроме правды.

Он поднял коробку и поставил на пол. Подтащил новую, пустую. Снял с ближайшей полки несколько книг.

— Я преданный и доверчивый человек. Поэтому я поверил Монбергу, когда он сказал, что займется этим. Но вскоре убили Драгсхольм, а он так ничего и не сделал. — Холодный смех, который так не шел ему. — Вместо этого он, как трус и глупец, попытался свести счеты со своей жалкой жизнью.

— А потом появился я, недоумок с фермы, который только и ждал, чтобы его одурачили, — сказал Бук, сам удивляясь тому, сколько ехидства в его словах.

Плоуг обиделся.

— А что еще мне было делать? Я обратился к Монбергу, но он подвел меня. Мне нужно было как-то подтолкнуть вас к этому делу, поэтому я подсунул то письмо службы безопасности Биргитте Аггер. Да, я! Тихий как мышь Карстен Плоуг, самый ответственный и надежный чиновник на Слотсхольмене. И это я сделал так, чтобы Карина нашла личный дневник Монберга. Это я проложил целый маршрут из крошек для моего толстого воробья, и вы, Бук, подобрали их все, одну за одной. И с большим энтузиазмом, чем я мог надеяться.

— Господи, Плоуг! Зачем? Вы могли сразу обратиться в полицию!

Он снова засмеялся этим странным горьким смехом:

— За восемь дней в кресле министра вы так ничему и не научились. В полицию мне нельзя было идти, так как Россинг держал Эрика Кёнига на крючке уже долгие годы. На самом деле Кёниг скорее подчинялся Министерству обороны, а не нам.

— Значит, полиция…

— В тот же миг передала бы дело службе безопасности. Уж поверьте мне, я знаю эту систему. Я же был среди тех, кто ее создавал. — О книгах он забыл. — Беда в том, что у меня не было доказательств. Не было вплоть до вчерашнего дня. И как только они у меня появились, я… — Он широко улыбнулся. — Я отдал их премьер-министру.

Он посмотрел на Бука, продолжая улыбаться.

— Со стороны Грю-Эриксена не было ни малейших колебаний. Он не мялся в нерешительности, как вы.

Бук со стоном закрыл глаза.

— Ну разумеется, он не колебался. Ему нужно было спасать собственную шкуру.

— Нет. Я понял все, когда Монберг рассказал мне о своем совещании с Россингом. Когда он вернулся с той встречи, дело тут же было закрыто. В один миг.

Бук заметил на столе книжку в мягком переплете с ковбоем на обложке. Название было смутно знакомым.

— Спасибо за книгу, — сказал Плоуг, — но, к сожалению, она не в моем вкусе.

— Вам надо было кому-нибудь рассказать.

— И кто бы мне поверил? — Стекла его очков сердито блеснули. — Вы сами, например, поверили бы? Во всяком случае, не в начале. Томас… мне искренне жаль, что так получилось. Но вы с Кариной все исправите.

Взгляд Бука натолкнулся еще на один заголовок. Путеводитель по Манхэттену.

— Когда мы разговаривали с премьер-министром, он спросил, хочу ли я поехать в Скопье, или есть другое место, где я предпочел бы работать. И тогда я сказал…

Плоуг просмотрел стопку фотографий в рамках, выбрал одну и показал Буку.

— Нью-Йорк!

Еще молодой Карстен Плоуг, с темными волосами. Рядом красивая женщина со счастливой улыбкой, держит его под руку. С ними сын — высокий мальчик лет двенадцати, тоже улыбается. Снимок сделан на обзорной площадке Всемирного торгового центра. Одежда на всех троих из другого времени. Как и вся та жизнь.

— Это был наш самый дорогостоящий отпуск, — сказал Плоуг. — Мне хотелось, чтобы он был особенным и мы все помнили его долго.

Не отрываясь, он смотрел на фотографию, вглядываясь в потерянные навсегда лица.

— Ведь нет ничего дурного в том, чтобы мечтать? Теперь вы наследник престола, Томас, а Карина станет вашей правой рукой…

— Вы столько лет провели на этой службе, Плоуг, отдали ей всю жизнь и так ничего и не поняли? Монберг обманывал вас! Что еще вы скрываете?

Плоуг посмотрел на него вороватым взглядом, что тоже никак не вязалось с его привычным образом.

Бук обошел стол, положил ему руку на плечо.

— Говорите же, черт побери, или загремите вместе с остальными!

— Я прошу вас покинуть мой дом.

Его чопорность вновь вернулась, скрыв все неожиданные глубины, которые обнажились перед Буком на несколько минут.