Короли пепла - Ричард Нелл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Мы их упустить. Следы ведут на Север. Двадцать, тридцать человек, может, больше.
Бирмун видел: даже после двух раундов скачки во всю прыть и при свете луны степняк намерен мчаться дальше.
– Сделаем привал, – сказал он, признавая в душе временное поражение. – Последуем за ними утром.
Медэк харкнул оранжевой слюной, блеснувшей в лунном свете.
– Это бандитов город, вождь. Негодный для привала. – Он провел пальцем по своему горлу, как ножом.
Даг хмыкнул и указал на небольшую низину, темную от зарослей кустарника.
– Вождь тебя не спрашивает, разведчик. Вон там сойдет.
С минуту Медэк таращился – и, хотя слишком обессиленный, чтобы сильно беспокоиться, Бирмун задался вопросом: а вдруг этот парень просто бросит их здесь и уедет обратно на Север…
Вместо этого коротышка-степняк пожал плечами и ударом коленей развернул свою лошадь. Он помотал головой, когда Даг наклонился собрать хворост для костра, и вновь провел пальцем по шее. Затем, наконец, он спешился, как будто это не составляло большого труда, подложил под голову вьюк и через пару мгновений захрапел.
– Видать, мы дежурим первыми. – Дагу пришлось стаскивать Бирмуна с лошади.
– Я в порядке. – Бирмун застонал, и в костях и мышцах бедер вспыхнула боль, но он поборол ее. Прихрамывая, он отвязал сумки и седло своего животного, затем повалился на землю.
Вскоре ему уже снилась Дала, заключенная в его объятия – скорее воспоминание, чем фантазия. С того дня, как он стал человеком, ответственным за убийство Букаяга, они снова бывали вместе, с большой осторожностью. Вот уже почти два года блаженства и занятий любовью в темноте – идеальных, несмотря на все нудные обязанности мира между ними.
Впрочем… Не совсем идеальных. У них не было детей.
Однажды он высказал свой затаенный страх, что, возможно, у них никогда не будет детей, хотя это и явилось бы отчасти благом, поскольку Дала была Верховной Жрицей. А она лишь беззаботно рассмеялась.
«Мы с тобой сотни раз лежали вместе, Дала. Ты уже должна была забеременеть. Что-то не так».
Она улыбнулась и погладила его по волосам.
«Не сейчас, любовь моя. Сейчас нет времени, так что богиня препятствует этому. Возможно, когда все это кончится и моя работа будет сделана. Может быть, тогда мы найдем время на детей».
Как всегда, она произнесла это с такой убежденностью, что он сразу же успокоился. Она казалась такой уверенной. В ту ночь он улегся с облегчением, обретя покой и сон в ее объятиях. Но утром, в свете и одиночестве, его страх вернулся.
– Вставай, вставай. Скоро восход.
Бирмун выхватил сакс, прежде чем вспомнил, где находится. Он взглянул на плоскую уродливую физиономию арбника, озаренную весельем, затем поднялся, чуть не споткнувшись от боли в нижней части тела. От одного вида пасущейся лошади у него заломило всё, от макушки до пяток.
Даг зевнул и поморгал красными глазами, и все трое мужчин оседлали своих лошадей и в молчании свернули лагерь – кочевник в два раза быстрее – затем уселись в седла и поехали гуськом.
Раздраженная плоть на бедрах Бирмуна вспыхнула от боли, снова травмируемая твердым седлом. Он безуспешно пытался сдвинуться, найти какую-то более удобную позу, и в конце концов смирился с этим бедствием, как и днем ранее.
– Если мне стоит прекратить ездить верхом, – заявил он после того, как взошло солнце, – то уже давно пора.
Арбник засмеялся и закашлялся, видимо, поперхнувшись своим корнем.
– Представь, каково лошади. Ты как медведь.
Преследование «Букаяга» и его бандитов оказалось простым в теории, но сложным на практике. Не наблюдай сперва Бирмун за тем, как это делает Медэк, он бы даже не осмелился пустить своего скакуна по таким крутым подъемам и склонам, какие обнаружились в долине.
Часто спешиваясь, они по очереди уговаривали животных подниматься или спускаться по склонам оврагов и естественных канав. То тут, то там низину пересекали ручьи, русла которых заполняли скользкие, покрытые мхом камни. После дюжины таких осторожных переправ арбник выругался.
– Мы так не поймать, – сказал он, указывая вперед. – За мной. Вон туда.
Смущенно переглянувшись, Бирмун и Даг последовали за своим провожатым дальше на Восток – прочь от высохшего речного края близ Хусавика на возвышенность.
Бирмун, сын города, прожил большую часть своей жизни в Орхусе. Он мало что знал о мире или об этой его части, и окажись он брошенным здесь, ему будет не под силу найти Спираль и вернуться домой.
После нескольких крутых подъемов земля превратилась в твердую глину и камень, почти без травы – серая, безжизненная и закругленная; Бирмуну казалось, они движутся по краю какого-то гигантского черепа. Но дальше огромная роща деревьев покрывала горы на Востоке, а красно-оранжевое небо заполняло горизонт.
– Ха! – Медэк погнал свою лошадь вперед и, пригнувшись от ветра, помчался по твердой, ровной земле. – Вперед, фермеры, на солнце сгорим.
Бирмун и Даг вздохнули, но, собрав все силы, последовали за ним.
Все утро и вторую половину дня они мчались по полосе твердой почвы между лесом и долиной. С каждым ударом конских копыт у Бирмуна туманилось в глазах, а тело вспыхивало агонией, и несколько раз он паниковал, едва не падая с седла. Но все же был вынужден признать: здесь очень красиво.
Прохладный ветер щипал ему глаза, но зато освежал. Он обнаружил, что смотрит на бесконечный горизонт горных вершин, таких зазубренных и многочисленных, что они казались огромным капканом, приготовленным для какого-то чудовищного бога-медведя. Через некоторое время Бирмун понял, что это Восточный горный хребет, и осознал, что за ним лежит океан и край мира.
Да я везунчик, подумал он с улыбкой. За свою короткую жизнь, с ограниченным кругом поездок, он все-таки повидал три кромки мира. Он познал любовь и месть, братство и семью, и даже если он умрет сейчас, то умрет вождем.
И все же мысль о смерти пугала его. Он совершил много ужасных вещей. Вместе с «ночными людьми», кинжалами Далы, он зарезал безоружных мужчин и мальчиков Орхуса. И я убил девушку, и женщин с их младенцами. Неважно, что я старался не смотреть и заставлял себя забыть. Я убивал их, и они кричали.
Он знал: что бы ни говорила ему Дала, за свои преступления он не увидит рая. Он отправится на гору, и сгорит
