Позывной "Калмык" (СИ) - Шопперт Андрей Готлибович

День прошел, точно, как год пустой. И второй прошёл пустой. Сашка бегал с босотой. Это теперь пять беспризорников — воспитанников с ним до леса и обратно по три раза носятся. Третий день был золотой. С этой Машкой — сволотой… Сил не хватает. Она затеяла вражду с попиком болоховским — отцом Феодором. Теперь ходят друг на друга жалуются. Но Сашка-то не дурак, Машка она только домоправительница, а поп он проводник его идей в крестьянской среде. Ещё он обычный крестьянин и вот через внедрение новых культур и сортов в его хозяйстве Сашка и пытается подвигнуть народ к инновациям. Есть поле у попика и огород за плетнём с палисадничком, где яблоньки и даже цветочки растут. Землю пахать и убирать урожай он людей нанимает, а вот сеет рожь обычно сам. Идёт и широкими взмахами руками отправляет зёрна в полёт. Улыбка при этом до ушей. Но батюшка хитрый и вороватый попался, то уходя из гостей ложку серебряную прихватит, то щенка кавказской овчарки пообещает продать дорого и продаст. А денег половину принесёт. Вот Машка его и стыдит. Смотрится это комично. В Машке метр восемьдесят с гаком и грудь колесом, а в отце Феодоре полста кило на метр пятьдесят роста. Стоят груди выпятив и покрикивают друг на друга.

— Срамница!

— За попадьёй своей смотри! Она вчерась по селу шатаясь шла, люди сказывали.

— Так праздник двунадесятый. День Святой Троицы!

Ну и в том же духе. Попик приходит потом к Сашке жаловаться, приходится золотым червонцем откупаться. Машка опосля внушение получает, что своими поползновения по защите ложек она разорит их. Но побурчав домоправительница успокаивается ненадолго и опять кричат друг на друга эти оппоненты, мать их, посреди двора через неделю.

Миновал и день четвёртый. Дождь лил как из ведра и все дома сидели. Сашка вспомнил про кроссворды. Хотел же несколько составить, для детишек и Анны с Машкой. На них целый день и убил. Вечером сели разгадывать и началось. Да. А закончилось подзатыльниками. Это домоправительница дерущихся знатоков разнимала.

Настал и прошёл день пятый. И Кох успокоился, посчитал, что события будут развиваться по первому варианту. Шахматов осознает, что был неправ и затихарится.

Нда только за пятым пришёл день шестой, и к обеду на двор перед теремом лихо въехала бричка с двумя впряженными в неё серыми в яблоках кобылками тонконогими. Это прибыл генерал Александр Палыч Соболевский. Один прибыл. Не к добру.

— Откушать с ними? — Машка и над генералом возвышалась. Сашка кивнул в подтверждении приглашения.

— Картошечка жареная с тефтельками. И соус к ней грибной. Изюмительная вещица. Не побрезгуйте, Ваше Превосходительство.

— Кхм, я по делу… вообще-то. С соусом говорите, Александр Сергеич?

— И с кальвадосом грушевым.

— Ох, грехи наши тяжкие. На чревоугодие… А хорошо. Не убегут те дела.

Гад, две порции изъел, а потом и выдал под кофеёк.

— Секундантом я ныне у господина Шахматова. Вызов прислал вам на дуэль.

Оскорбили вы его на днях. Да-с. Нехорошо получилось, — генерал пригубил из фарфора французского, — Умеет у вас кухарка кофий варить.

— Он ведь Анну лапать полез. Под подол ей руку запустил.

— Девка крепостная…

— Она мещанка и… невеста как бы моя.

— Как так⁈ Это мезальянс! — вскочил Соболевский.

— Это любовь. Слышали про графа Николая Петровича Шереметева и Прасковью Жемчугову. Ну, да бог с ними. Чтобы вы сделали, ваше превосходительство, если бы вашу жену или невесту начал хватать, извините, за зад пьяный гость?

— Чудные дела. Но ведь Иван Артемьевич не знал этого… м… всего, — стал кружева в воздухе генерал рисовать.

— В юриспруденции есть формула: «Незнание закона не освобождает от ответственности». Звучит так: «Ignorantia juris non excusat», — Это Кох на всяких совещаниях в питомнике любил вставить, когда какой-нибудь нашкодивший товарищ оправдывался: «Я же не знал, что так получится».

— Да?

— Вы передайте Ивану Артемьевичу дорогой Александр Палыч, что если он двенадцать часов простоит на коленях перед Анной и перепишет на неё своё имение, то я его прощу и не убью.

— Это же неслыханно! — чуть не расплескал кофий его Превосходительство.

— И из-за меньшего войны начинались. А теперь по делу. У меня секунданта нет. Я пошлю завтра поутру человека за моим зятем князем Николаем Ивановичем Болоховским. Да заодно и за доктором. Нужно же будет зафиксировать смерть господина невежды. Передайте ему мои слова. Есть у Ивана Артемьевича пять дней. Два до Тулы, там собраться день и два назад. Стреляемся вот на этой поляне перед домом. Я же выбираю оружие. Стреляемся с тридцати шагов и одновременно по звуку другого выстрела. Такие условия допустимы, Ваше Превосходительство?

— Да, ничего необычного. Так-то с двадцати шагов обычно, но хозяин барин — пуля тридцать шагов пролетит, — погрузившись в задумчивость пробурчал в чашку с ангелочками Соболевский.

Это было всё, что Сашка придумал, чтобы в этой дуэли победить. Нужно посеять в противнике два чувства. Первое — это чувство вины. Он, оказывается не дворовую девку по жопе хлопнул, а залез под подол невесте князя. Совершенно разные ситуации. И второе, если тебя обещают убить, то видимо что-то за собой имеют. Например, умение стрелять из пистоля. А ещё необычно большая дистанция и способ начала стрельбы — одновременно. Обычно по жребию выбирают. Кто первый стреляет. А тут вона чё⁈ Удивить и выбить из равновесия — половина победа. И плюс пять дней. И все эти пять дней этот товарищ, далеко не отморозок и не вояка будет себя накручивать, а в последнюю ночь ещё и уснёт. Завещание будет строчить и метаться из угла в угол.

Нет, возможно всё и не так будет. Но больше ничего придумать Виктор Германович не мог. Через пять дней видно будет.

Событие двенадцатое

Примириться с человеком и возобновить с ним прерванные отношения — это слабость, в которой придется раскаяться, когда он при первом же случае сделает то же самое, что стало причиной разрыва.

Артур Шопенгауэр

Зять выглядел осунувшимся. Тоже гонял ночью на постоялом дворе, думая, как дурню помочь. И после постоялого двора не перестал. Сиди себе в возке, кемарь под качку кормовую и бортовую, нет, сидел и придумывал способы для шурина избежать дуэли. Да. Он уже неделю не опекун ему, но отношение жены к младшему неразумному братику за десятилетие передалось и Николаю Ивановичу — заразился материнскими чувствами Ксении. Если честно, то опека эта на опеку и похожа не была. Младший брат Ксении был не по годам разумен. И трансформация от дурня, мычавшего невесть что, до человека, рисующего изометрические проекции и выводящего новые сорта ржи и пшеницы, совершилась так внезапно, что заставляло Николая Ивановича задуматься о существовании высших сил. Конечно он в бога верил и до этого. Только тут демонстрация была. Без участия господа бога такое просто невозможно. Услышал творец молитву матери о выздоровлении кровиночки и Ксюшеньки его о выздоровлении братика, и полным ведром разума зачерпнул, да и влил в круглую калмыцкую головушку. Радоваться надо. Так и радовались. И видимо прогневали господа. Решил спросить за дары.

Как Сашенька стреляться будет? Он же… человек рисующий чертежи и выводящий новые сорта ржи, владеющий лавкой и ресторацией, пусть и с купцом на пару. А теперь и без нескольких месяцев и конезаводчик. Эту безобразную драку князь Болоховский видел и разобрался в причинах. Дать по рукам распустивших эти руки помещику надо было… Только Николай Иванович посчитал эти действия избыточными. Две дворовые, пусть и в прошлом, девки избили дворянина, а князь им помогал. Ну, кому расскажи так сказочником сочтут. Нет, всё на глазах. И вот теперь Сашеньке стреляться с этим помещиком Шахматовым. Умеет ли Саша хоть владеть пистолетом?

Вот такие думы одолевали всю дорогу и всю бессонную ночь Николая Ивановича. Потому смурной и прибыл под вечер в Болоховское. Прибыл не один. Когда он обращался с прошением отпустить его на неделю в Болоховское к командиру Тульского оружейного завода генерал-майору Философову, то на пару минут позже него в кабинет генерала зашли два человека интересных.