Гори - Несс Патрик

Он был тем, от чего мир за свои четыре миллиарда лет жизни страдал больше всего: глупцом, облеченным властью. Когда в один прекрасный день свет во вселенной погаснет, это он будет стоять над кнопкой – и он ее нажмет, несмотря на все предупреждения, – человек вроде помощника шерифа Келби, неспособный слушаться никаких советов, кроме голоса собственной непроходимой тупости.

И, как все такие дурни при власти, тупые, но хитрющие, он никогда не забывал обид.

Дракон. Вот этот вот голубой дракон. Русский дракон, который его обидел. О, он найдет способ заставить тварь заплатить. Не сегодня, пусть. Сегодня мы займемся Джейсоном Инагавой. Мы же только что дрались на войне – и, между прочим, победили! А тут, смотрите-ка, ублюдок вроде этого Джейсона – да-да, глядите, вон он, тащит ящик со стеклотарой из черного хода столовки! – занимает рабочее место, которое по праву должно принадлежать нормальному американскому подростку.

Помощник шерифа Келби с такой силой всосал затяжку, что обжег пасть. Матерясь, он вышвырнул бычок из окна, через которое осуществлял слежку, потому что да, он следил за Джейсоном Инагавой, который, зуб даю, не скоро забудет эту ночку. Нет уж, сэр, когда погаснут последние фонари и Джейсон Инагава пустится в долгий путь домой, с ним наверняка кое-что случится… кое-что такое, с чего он ни в жисть потом не забудет имя Эммета Джона Кел…

Тут он сел прямо, как штырь проглотил. Либо глаза его обманывают, либо это Сара Дьюхерст – выскользнула из теней и стучится в заднюю дверь «Ала», не разглядев в темноте полицейской машины. Джейсон Инагава открывает ей, кивает и уходит внутрь, а она – за ним.

Помощник шерифа Келби ощерился улыбкой. Улыбка была глупая. Зато хитрющая.

– Стоп, – сказал Джейсон.

– В чем дело? – она прервала поцелуй, отодвинулась.

– Прости. Я сегодня настоящий растяпа.

Она пододвинулась, села рядом.

– Ну, есть такое. И что с того? – Она окинула взглядом холодный, обшарпанный кабинет. – Тут и место такое… растяпистое.

– Я просто… – он не сразу нашел слово. – Злюсь я, вот.

– На меня?

– Нет, вообще. Просто я сегодня понял, что злюсь… все время, – он повернулся к ней. – Всегда, понимаешь?

Она не ответила… но, конечно же, знала, о чем он говорит. День за днем вокруг тебя – целый город людей, которые выглядят не как ты, – целая жизнь, которая вся выглядит не как ты… в конце концов это тебя изматывает и мало что остается. Вот и сегодня на нее странно посматривали на всех уроках, а Велма Дун так и вовсе бросила прямо в лицо, что отец ее, дескать, шпионит на русских. Во Фроме? За чем, интересно? Допустим, Велма Дун – дура набитая, но она всего лишь высказывает вслух всякое такое, о чем другим хватает ума помалкивать. Да, Сара знала, о чем толкует Джейсон. Но что они реально могли с этим поделать?

– Что, опять Келби? – все равно спросила она.

– А то ж. Но он просто первый в списке… очень длинном.

– Мама всегда говорила, драконы – они не где-то там, далеко. Если разрезать некоторых людей, там прямо под поверхностью обнаружится дракон. Злой дракон. И он пытается выбраться наружу.

Джейсон как-то сник, стал клониться вперед, пока не ткнулся лбом в колени.

– Папа хочет меня отослать.

Сара аж выпрямилась.

– Чего?!

– Нашел какую-то школу в Миннесоте, там японец заправляет. Говорит, так проще всего будет засунуть меня потом в правильный колледж.

– И когда?

– Лето и потом весь выпускной класс.

Они немного посидели молча. Колледж Сара себе точно позволить не сможет, это без шансов. Нет, оценки у нее были достаточно хороши, чтобы куда-то там поступить, – но недостаточно хороши для стипендии, а она ей позарез нужна, чтобы хотя бы начать думать про оплату колледжа. А Хисао Инагава хотел, чтобы его сын не просто добился в жизни успеха, но прямо-таки процветал (Сара с Джейсоном были в этом уверены) и покорял именно таких людей, из-за каких его мама умерла в лагере для интернированных. Джейсон вкалывал в закусочной, но и от дел, которые должен делать всякий живущий на ферме подросток, его тоже никто не освобождал – и со стороны отца это тоже был способ заставить его работать пуще прочих.

Сара знала (и так было всегда), что в его будущем ей места нет. Но когда умерла мама, на будущее она вроде как забила. Просто бывают дни, когда случается всякое… а может, и не случается; когда любые планы тычут тебя носом в то, какой же ты дурак, если решил, будто чего-то там в жизни решаешь. Если Джейсон летом уедет, что ж, значит, это случится – и кому какое дело, что она по этому поводу чувствует. А чувствовать она уже начала. И чувство было болью.

– Тебе никогда не хотелось… ну, пойти на настоящее свидание? – Джейсон явно тоже это чувствовал.

– Конечно, – сказала она. – А чего бы мне не хотеть?

Он потрясенно уставился на нее.

– Я думал, ты хочешь сохранить все в тайне.

– А я думала, это ты хочешь сохранить все в тайне.

Он на секунду остолбенел, потом расхохотался.

– Ну и дураки же мы.

– Вряд ли мой па станет возражать. Ему нравится твой па.

– Мой па никому не нравится. Его все терпят.

– Мой его уважает.

– Да ну?

Сара пожала плечами.

– Он никогда не говорит о нем плохо.

– Для этого города сойдет за уважение, да.

– Я всегда думала, это будет проблемой для твоего па.

– И будет. Большой проблемой.

– Ну, вот мы и приехали. Отсюда все тайны.

– Но почему отцовские проблемы должны останавливать нас?

– Потому что ты молодой. Потому что он у вас глава семьи. И у него есть власть послать тебя в школу.

– Ты, между прочим, не сказала, что будешь по мне скучать.

– Ты, между прочим, не сказал, что будешь скучать по мне.

Он испустил медленный долгий вздох. Сара с удивлением поняла, что он едва сдерживает слезы. И забралась ему под руку. Пахло от него сейчас не то чтобы хорошо – по́том пахло и гамбургерным жиром, и подо всем этим – собственным личным запахом Джейсона… – но ей нравилось. Там… здесь… можно было отдохнуть. Здесь было безопасно.

К тому же так он мог ее поцеловать – и поцеловал. С нежностью, от которой у нее пальцы на ногах поджались.

– У нас есть две причины хранить все в тайне, – тихо сказала она. – Во-первых, от этого и правда могут выйти неприятности. А во-вторых, тайна – это кое-что важное. Ценное. То, что принадлежит тебе, и больше никому в целом свете.

– Значит, ты хочешь и дальше все хранить в тайне?

– Хочу? Я хочу мир, в котором моя ма все еще жива, и нам не грозит потерять ферму, и ядерная война не висит над головой, и никто не станет нас унижать из-за цвета кожи или потому что мы бедны и вынуждены нанимать дракона. Вот этого я действительно хочу.

Он шмыгнул носом.

– Намек понят.

Она вылезла у него из-под руки и сразу пожалела об этом, но все равно принялась застегивать пальто.

– Вдобавок просто встречаться – это одно, но ни один из наших отцов не одобрит вот таких встреч.

– Мой меня убьет.

– Тебя… – она сказала это так горько, что сама удивилась. – От меня вообще мокрого места не останется. Городская шлюха. Тебя-то просто…

– …будет регулярно колотить местная полиция?

Она посмотрела на него. На короткие волосы, зверски выстриженные по бокам, на тощие руки, на пару робких волосинок, проклюнувшихся там, где теоретически могли бы колоситься усы.

Он прав. Она тоже. И ни один из них ничего не может с этим поделать.

– Тайна, потому что это ценность, – кивнул он.

Она утвердительно промолчала, потом сказала:

– Нам пора.

Открыла черную дверь офиса, ту, что выходит в переулок с мусорными баками на задах закусочной – свет едва достигал туда от дальнего уличного фонаря. но и его оказалось достаточно, чтобы разглядеть помощника шерифа Келби с дубинкой наголо и ухмылкой на роже – ухмылкой, которая станет преследовать Сару Дьюхерст до конца ее дней.