Недотрога в моей постели - Яна Невинная
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Теперь она беременна от Максима. Носит его ребенка. Он будет отличным отцом, я не сомневаюсь. Стоит лишь вспомнить, как хорошо ему удавалась роль крестного отца маленькой девочки, которая когда-то так мило общалась со мной и называла Рапунцель.
Эх, сейчас бы она явно расстроилась, увидев обрезанные волосы. Принцесса перестала быть таковой, потеряв свои роскошные локоны…
Почему же мне так странно больно от осознания, что Максим продолжает встречаться со своей девушкой? Что она станет матерью его ребенка? Какое мне вообще дело до них, до него? Они должны быть для меня словно из параллельной реальности, никаких пересечений, никаких контактов, ничего.
«Сосредоточься на настоящем, живи моментом», — проговаривала я словно мантру, механически улыбаясь ликующему модельеру.
Как обычно, как в любом другом месте, мой безумно энергичный друг вел себя так, словно его ничуть не волновало, что он шумит и нарушает сонную утреннюю тишину кафе.
— Это просто потрясающе! — продолжал он восклицать, с аппетитом поглощая заказанную яичницу с беконом. — Это лучшая новость за сегодня!
— Но сегодня только начинается, — улыбнулась я ему, отпивая глоток терпкого обжигающего напитка, лишь усугубляя скопившуюся во рту горечь.
Не от кофе, а от болезненного осознания собственной никчемности — думаю о чужих отношения, принимая близко к сердцу. Забыть, переключиться… Срочно!
— Уверен, за этот день больше не будет новостей лучше, — без тени сомнения заявил Тони и взял меня за руку. Я быстро метнула взгляд на наши сплетенные пальцы. Его, такие смуглые, нежно гладили мои — невероятно бледные и слегка подрагивающие. Я пыталась найти в себе хоть какой-то отклик на прикосновение Тони, поймать хотя бы бледный отголосок прошлых чувств к неправильному мужчины, но, кажется, я отдала Максиму Суворову слишком много, и для другого ничего не осталось.
Или, может, я просто боялась дать волю чувствам? Я прямо-таки заставила себя улыбнуться Тони чуть нежнее, чем обычно, — не как другу, а как поклоннику. Близился тот час, когда коллекция будет представлена публике и Тони сможет завершить выматывающее путешествие от первого всплеска вдохновения к грандиозному успеху.
Я перестану быть музой, но перейду ли к статусу девушки?
И главное, хочу ли этого? Каждый день я задаю себе этот вопрос и каждый день малодушно переношу ответ в разряд «Я подумаю об этом завтра»…
Но женщину, произнесшую эту легендарную фразу, ждала нелегкая судьба, полная тяжелых испытаний, разочарований и жарких страстей. Для нее эта фраза не стала панацеей от бед. И мне она тоже поможет.
Поэтому, взяв волю в кулак, я решила пойти ва-банк и наклонилась ближе к Тони, смотря прямо в его искрящиеся радостью глаза, и коснулась губ легким поцелуем. Прижалась крепче, водя по ним своими в попытке что-то ощутить, что-то кому-то доказать, сделать хоть что-то, чтобы наконец разрубить тянущий узел боли внутри и положить начало новому этапу своей жизни.
Тони не был бы итальянцем, если бы не зажегся мгновенно, словно фитиль подожгли, обхватил мою голову ладонью и прижал к себе, вклиниваясь в рот горячим языком. Со вкусом яичницы…
Боже, о чем я думаю? Вот о чем?! Он целует меня, а я думаю о вкусе этого поцелуя, о зрителях за соседними столиками, о предстоящем выходе на сцену — в общем, о чем угодно, тогда как я не должна думать вовсе. Где те самые мурашки по коже, где пресловутые бабочки в животе? Нет и в помине. Но это всё от волнения. Да-да, точно от него.
Тони оторвался от моих губ и что-то жарко зашептал на итальянском, из чего я сделала вывод, что поцелуй ему понравился и он моей скованности и отстраненности не заметил.
«В следующий раз, когда вся эта кутерьма с показом будет позади, я не буду отстраненной, я буду вся его, целиком и полностью», — пообещала я себе, и мы пустились в обсуждение технических деталей предстоящего показа.
Время бежало неумолимо, и, хотя коллекция Антонио будет представлена на подиуме только вечером, а к показу мы готовились несколько месяцев, весь день ушел на репетицию, примерки, фотосессии и прочее.
Мы с головой ушли в работу, и я не сразу поняла, что три модели, чей разговор я вчера ненароком подслушала, крутятся неподалеку. К счастью, они не присутствовали в числе моделей для показа коллекции Тони, а ходили по подиуму в соседнем павильоне.
Но он хорошо просматривался, и под нескончаемые крики вокруг и грохочущую музыку я наблюдала, как главная женщина в жизни Суворова ходит по подиуму.
Внутри жгли огнем непрошеные чувства. Интерес, ревность, зависть, обида. Непонимание. Да. Я не понимала, почему она хочет избавиться от ребенка с такой легкостью, как от помехи ее карьере? Даже не удосужившись предупредить отца ребенка. Она не имеет на это права.
«Это мое тело», — сказала она вчера. Максим должен знать. «Не смей даже думать вмешиваться!» — приказала разумная часть меня. Но что-то другое тихонько нашептывало, что я не должна оставаться равнодушной и повлиять на ситуацию.
Должна спасти маленькое существо внутри этой женщины. Это уже маленький человечек, которого хотят убить. Ладно, во время показа ему точно ничего не грозит, потому что Илона будет сильно занята еще несколько дней и не пойдет делать аборт, но надо постараться как-то проконтролировать ее действия после Недели моды.
Но как? Я физически не могу этого сделать.
Сообщить Максиму? От мысли снова столкнуться с ним всё внутри похолодело, сердце зашлось в бешеном ритме и стало трудно дышать. По идее, я могла связаться с ним через его отца. Да, наверное, так и стоит сделать.
Спасти внука Николая Дмитриевича — на пути к этой благородной цели не должны стоять ни обиды прошлого, ни какие другие препоны. Решено.
Кое-как успокоившись, я огляделась вокруг, поражаясь вдруг тому, что я оказалась в центре модного безумия. Как, почему, зачем? Вопросы сыпались как из рога изобилия. Что я тут делаю? Разве это мое место? Разве мне это интересно настолько, чтобы гореть?
