Как Русь стала Сверх-Державой. «Неправильная Империя» - Алексей Шляхторов

Якутат и Ново-Архангельск

Второй этап борьбы (1804–1807) характеризуется неустойчивым равновесием сил, когда противники ведут скорее «войну нервов», чем активные боевые действия. Попытки же восстановить союз между куанами приводят лишь к их кратковременному оживлению и безрезультатным блокадам Ново-Архангельска (1806–1807). Наиболее громким событием этого периода является захват русского поселения в Якутате 20 августа 1805 года. Это событие было вызвано местными причинами. В 1805 году в Якутатской крепости проживало, не считая детей и некоторых женщин, около 60 человек: 28 русских и 35 туземных работников-каюров (из них 15 женщин). Кроме того, частыми гостями русского заселения были и обитавшие неподалеку индейцы, принадлежавшие к небольшому клану тлинкитизированных эяков (угалахмютов) – тлахаик-текуеди или тлухеди. Судя по сохранившимся якутатским преданиям, они нередко привлекались русскими к различным подсобным хозяйственным работам. Вождем этой группы был Танух (Зуб Морского Льва), человек «проворный, находчивый, знающий», пользовавшийся дружеским доверием со стороны начальника поселения. Возмущение индейцев вызвал рыбный запор, сооруженный русскими на реке Тавал. Он мешал рыбе проходить на нерест в озера, расположенные выше по течению. Это создавало для тлинкитов угрозу голода. Кроме того, запор перекрыл реку и для прохода индейских каноэ. Это и послужило причиной последовавшей трагедии. План Тануха строился на том, что он сам и его люди имели свободный доступ в крепость и визиты их не вызывали подозрений у русских. Для осуществления замысла Тануха воины тлухеди выбрали день 20 августа 1805 года, когда большинство обитателей крепости отправлялись на рыбную ловлю. Согласно заранее разработанному плану, Танух проник в крепость, убил русского начальника и подал сигнал своим людям, один из которых к тому времени уже убил сторожа у ворот. После этого «каждый индеец убил своего человека» – так лаконично описывает легенда последовавшую резню. Покончив с теми, кто в этот день оставался в селении, индейцы подстерегли возвращавшихся рыболовов и перерезали их. Уцелело лишь несколько человек, включая семью Степана Ларионова, начальника поселения (он был женат на индианке), которые оказались в плену. Дальнейшие события реконструируются на основании рассказа первого историка Русской Америки К. Т. Хлебникова и на данных индейских и эскимосских преданий. Легкая победа над русскими, одержанная индейцами практически без потерь, воодушевила якутатцев. К победоносным тлахаик-текуеди присоединяются воины из других кланов. Они решают совместно выступить против русских поселений в Чугацком и даже Кенайском заливах. В поход вышло восемь боевых каноэ, в которых разместилось около двухсот воинов. Чтобы не возбуждать подозрений, шесть каноэ оставили в устье Медной реки ожидать сигнала к атаке. План нападающих повторял в точности, только с большим размахом, схему захвата Якутатской крепости, что лишний раз подтверждает причастность к его составлению самого Тануха: вождь, пользуясь общеизвестными дружественными связями среди русских, проникает внутрь редута, убивает его начальника и подает сигнал воинам, которые и довершают начатое. Два каноэ с семьюдесятью воинами во главе со своим предводителем прибыли на Нучек. Индейцев беспрепятственно пропустили в крепость. Вождь встретился с ее начальником и «объявил, что пришел торговать с чугачами, как и прежде неоднократно случалось». Начальник, Иван Репин, «не подозревая его ни сколько, принял радушно и позволил заниматься плясками вместе с чугачами». Все шло по плану, и даже старые враги тлинкитов, чугачи, «были рады видеть их, потому что ожидали плясок». Однако из основного лагеря якутатских воинов сумел бежать невольник-чугач, который, добравшись до Нучека, раскрыл Репину замысел коварных гостей. Начальник тотчас принял меры. Союзные чугачи пригласили индейцев к себе на праздник в поселок Таухтуюк на Хоукинс-Айленд. Якутатцы согласились – возможно, чтобы не вызывать лишних подозрений и окончательно усыпить бдительность противника. Это дало возможность чугачам под предводительством своего вождя Апанги собрать силы, и ночью индейский отряд был вырезан. Этой же ночью в Константиновской крепости зарезался взятый русскими под стражу тлинкитский вождь Танух. Воины, уцелевшие после резни в Таухтуюке, добрались до базового лагеря и сообщили там о провале замысла. «Испуганные сим колоши, – повествует далее К. Т. Хлебников, – опасаясь, что чугачи немедленно нападут на них, с поспешностию собрались и, невзирая на бурную погоду, пустились обратно прямо через банку, очень далеко выдававшуюся от устья Медной реки в море. Байдары на банке были разбиты бурунами, и большая часть людей утонула; немногие спаслись на берег и все [были] перебиты туземцами, враждовавшими с ними исстари». На самой Ситке индейцы также упорно не желали складывать оружия. Положение русских на Ситке оставалось весьма шатким, а морской промысел день ото дня становился все опаснее. Тлинкиты могли еще смириться с утверждением пришельцев в крепости на месте родового гнезда киксади, но никак не с проникновением чужаков в их самые заповедные охотничьи угодья. Уже с 1805 года они чинили «беспрестанные препятствия» партии И. А. Кускова в Кековской бухте и в Хуцновском проливе. В начале июня 1806 года стало известно, что «чилхатские, хуцновские и акойские народы соединились с ситкинцами, числом до 3000, чтоб зделать на нас нападение, и посылали тойона осмотреть и заметить еще силы наши… Нападение было задумано сделать днем, потому что люди наши развлечены работами. Они положили в одно время ударить в три пункта; в лес на рабочих, на эленг отрезать мастеровых и зжечь судно и в то же время третьему отряду броситься на ботах и овладеть крепостью. Ночью посылали они лесом людей, которые взлезши на деревья смотрели не оплошны ли наши часовые, но слыша безпрестанные сигналы уверили их в осторожности». Благодаря заранее полученным сведениям срочно были приняты меры по укреплению обороны: всего за четыре дня крепость обнесли новым мощным частоколом «и столько же огородились под горою». Стена была закончена как раз к приезду очередного соглядатая. Им оказался считавшийся дружественным «тойон так называемой Жирной». Он прибыл в сопровождении двенадцати человек «и говорил здесь речь, что лишась многих родственников сердце его подавлялось горестью, но находит теперь отраду [в том] что прекрасное место родины его процветает и так величественно украшается. Краснобай сей просился в крепость, но не был впущен. Погостя три дни уехал он обратно». Известия, привезенные Жирным, расстроили все планы индейцев. В итоге «старшины и предводители разных народов передрались между собою с досады, что пропустили удобное время, и разъехались по проливам». Однако и после этого тлинкиты продолжали навещать русское заселение, прибывая группами по десять-пятнадцать человек и осматривая при этом «пристально укрепления наши», как отмечал наблюдательный Н. П. Резанов. Поселенцам приходилось постоянно держать оружие наготове: «На эленг не иначе ходят, как с заряженными ружьями, так как и в лес для рубки бревен и зжения уголья и для всех работ берутся равныя предосторожности». Не принесли успокоения и новости, доставленные на Ситку в начале июля американским капитаном Брауном с судна «Ванкувер». Он сообщил, «что нигде в проливах как ни многолюдны жилы не видел он мужеска пола, ни в Хуцнове, ни в Чилихате. Многие из тамошних и ситкинских старшин как слышно отправились в Кайганы уговаривать и их в долю на приз Ново-Архангельска, убеждая что буде не помогут они истребить нас, то мы и в Кайганах водворимся». Лето 1806 года выдалось настолько горячим, что Н. П. Резанов в письме к директорам РАК от 2 июля, не сдержавшись, взывает с неподдельным отчаянием: «Бога ради приступайте скорее к подкреплению края людьми. Испросите у Государя из Иркутского гарнизона 25 рядовых с барабанщиком и нижними чинами с одним офицером, который мог бы из сержантов заступить, ето можно, лишь бы трезвый и добрый человек был, и 25 или 30 ссыльных и отправить их сюда первым транспортом». На Резанова, как и на прочих колонистов, особенно действовал факт отличного вооружения «дикарей», а потому он настойчиво просил и Главное правление, и лично министра коммерции Н. П. Румянцева позаботиться о доставке оружия, в частности мортир, с помощью которых можно было бы успешно штурмовать тлинкитские крепости: «Одна бомба к ним брошенная понизила б гордость народов сих, которыя выстроя из мачтового в три ряда лесу крепости и имея лучшия ружья и фалконеты считают себя непобедимыми». Весной 1807 года тлинкиты, «собравшись из Чильхата, Стахина, Хуцнова, Акоя и других мест, под предлогом промысла сельдей», как и в минувшем году, наводнили Ситкинский залив. Заняв мелкие островки, во множестве усеивающие бухту, они «сим положением стращали и угрожали осажденных». Союзные силы насчитывали около двух тысяч воинов на четырехстах боевых каноэ. Им удалось захватить нескольких алеутов, которых пытались склонить к измене, обещая сохранить им жизнь и даже наградить, если они окажут помощь в захвате русской крепости. Однако пленникам этим, судя по всему, удалось бежать. Особенно ободряло индейцев отсутствие в Ново-Архангельске «уважаемого и страшнаго для них Баранова». Жившие в крепости «колошенские девки» привлекались тлинкитами для сбора сведений о противнике: навещавшие их родственники осведомлялись у них при встрече «о числе… людей и силе крепости». Фактически перекрыты были все пути снабжения Ново-Архангельска продовольствием, поскольку рыболовецким артелям было небезопасно выходить на промысел. Начальствовавший в крепости И. А. Кусков не имел в своем распоряжении достаточно сил, чтобы открыто выступить против осаждающих, но он быстро нашел выход из создавшейся ситуации, решив внести раскол в ряды врага. Зная, что «колошами весьма уважается чильхатский тоен», Кусков приглашает этого вождя в крепость, чтобы «употребить его посредником или склонить на свою сторону». Чилкатский предводитель прибыл в Ново-Архангельск со свитой из сорока человек, и в его честь было устроено празднество по типу индейских потлачей. «Гостей сих Кусков честил, ласкал, одаривал и сими средствами склонял удалиться от крепости, дабы избегнуть, как говорил он им, и подозрения на их род, всегда дружественный, в дурном намерении, о коем носятся слухи». Польщенный оказанным почетом, чилкатец подтвердил свои миролюбивые намерения в отношении русских, самого Кускова назвал другом и вскоре «со всею своею командою удалился от крепости». Дипломатия И. А. Кускова увенчалась полным успехом. Уход воинов Чилката и примирение их вождя с русскими вызвало замешательство среди союзников («по силе своей сей тоен составлял и главную надежду других колош», как отмечает К. Т. Хлебников). Ополчение распалось, военные отряды разъехались по проливам, Ново-Архангельск вновь был спасен от кровопролития.