Сострадание к врагу - Сергей Герасимов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Отрезай, — приказал он.
Линис достал небольшой прибор, напоминающий зажигалку, нажал кнопку. Короткий светящийся луч, тонкий, как хирургическая игла, вошел в плоть. Через несколько секунд сломанная рука Бойда лежала на полу. Вместе с ней лежал отрезанный кусок рукава.
Крови почти не было. Бойд пошевелил обрубком, затем приподнял его и стал внимательно смотреть. Обрубок удлинялся на глазах. Через минуту появилась кисть, на которой выросли новые толстые пальцы. Затем рука покрылась темными волосами.
Бойд подвигал новой рукой. Всё в порядке. Суставы работали хорошо, связки были прочными и упругими. Он несколько раз сжал кулак. Регенерация тела не всегда проходила удачно, иногда приходилось отрезать повторно. Но сейчас рука была такая же, как и раньше, лишь толстые ногти казались совершенно чистыми.
— Бессмертие — полезная штука, правда, Линис? — Бойд оскалился.
— Не смею возражать.
— Правильно, не возражай… Какие новости?
— На станции никого нет. Проверено всё. Их здесь не было. Скорее всего, они испугались и отправились обратно на Землю. Но это мы тоже быстро проверим. Если их не будет на Земле, придется поискать.
— Как долго мы будем их искать?
— Несколько дней, если они далеко. Главное, поймать сигнал. Они всё равно никуда не денутся от нас. Искать быстро?
— Нет. Я пока не придумал, что с ними сделать. Ищите в обычном режиме.
— Слушаюсь.
— Это всё? — спросил Бойд.
— Нет. Одна из женщин успела улететь в шлюпке.
— Всего одна? Пошли за ней кого-нибудь из роботов. Выбери пониже ростом, чтобы не привлекал внимания. И пусть он убьет ее не сразу. Пусть он поиграет с ней. Я разрешаю играть с ней долго и по всем правилам.
* * *На планете Рикки всегда хорошая погода. Дожди шли только в предгорьях, эта влага питала небольшие, но многочисленные реки, а также подземные озера. Грунт везде немного влажный, но не топкий. Местное солнце было теплым, но не жарким, а ветры освежали, но не сбивали с ног. Идеальный климат. Если кто-то специально хотел построить планету, приятную во всех отношениях, ничего лучшего он бы изобрести не смог. Цветы Рикки были прекрасны и никогда не повторялись. Миллиарды разных видов! Если вы нашли определенный цветок на полянке, то можете быть уверены, что больше нигде на планете этот цветок не встречается.
Бледный подросток, которого звали Кеша, умирал от болезни Брауна. Болезнь разрушала нервные клетки. Клетки мозга постепенно теряли разветвленные окончания; отростки отмирали, как ветви на больных деревьях. Болезнь Брауна появилась на Земле недавно. Единственный метод лечения — пересадка части донорского мозга. Это помогало, но стоило невероятно дорого уже потому, что найти донора почти невозможно. Поэтому обычно пересаживали не настоящий человеческий мозг, а искусственную ткань, которая хорошо прирастала к настоящей: в мозг внедряли плату в несколько миллиардов молекулярных транзисторов. Это не излечивало окончательно, но останавливало болезнь. Однако такие платы выращивались лишь в условиях невесомости и абсолютной чистоты космического вакуума. Производились операции в нескольких клиниках, расположенных на границе Солнечной системы. С самого начала было понятно, что Кеша никак не успевает в клинику на запланированную операцию. Значит, он должен умереть?
— Я попробую что-то сделать с ним, — сказала Йец. — Его мать поможет мне. Остальные пусть просто не мешают.
Кешу поместили в палатке, которую установили в стороне от корабля: Йец сказала, что ей будет мешать шум. Она взяла небольшую овальную пластинку и приложила ее к телу подростка. Девушка медленно двигала пластинку, прислушиваясь к чему-то. Больной оставался без сознания.
— Ну как? — волновалась мать.
— Пока ничего нельзя сказать. Этот прибор сам сделает всё, что можно сделать. Подобная медицинская технология появится у вас на Земле только через несколько столетий. Если прибор включится, значит, половина дела сделана.
— А если нет?
— Тогда я бессильна. Возможно, мне понадобятся клетки вашего мозга. Я смогу взять их почти безболезненно.
Прибор зажужжал и включился. Пластинка приподнялась. Сейчас она напоминала многоногого паука, который быстро передвигал лапами. Сотни игл входили в тело больного, выдергивались за сотые доли секунды, кололи снова, впрыскивая новые и новые дозы спасительных лекарств. Робот-паук медленно полз, оставляя за собой широкий красный след вспухшей исколотой кожи. Робот поднялся до груди и присосался к шее.
— Я не могу на это смотреть, — тревожилась мать. — Как долго это продлится?
— Чем дольше, тем лучше. Сейчас он находит болезнь за болезнью и лечит всё, что может. Человеческие тела полны болезней. Так же, как ваши дома всё еще полны тараканов, а ваши леса — кровососущих насекомых. Вы пока не научились с этим справляться.
— А вы? — спросила мать.
— Мы редко болеем. Травмы, это бывает.
— Счастливые.
— Нет, — Йец криво улыбнулась. — Счастье совсем не в этом. Я бы согласилась жить в собачьей конуре, много работать и питаться отбросами. Я бы ни за что не сбежала сюда, если бы… Трудно объяснить.
— Почему мы не встречали вас в космосе?
— Наши интересы не пересекаются, — ответила Йец. — К счастью для вас. Обычно, если вы видите наш корабль, это последнее, что вы видите в жизни. Мы не оставляем свидетелей.
— Кто такие «мы»?
— «Мы»— это мой муж и все, кто ему служит.
— Муж? Это чудовище ваш муж?
— Не совсем, но это так называется. Я одна из многих. Обычно он использует своих жен несколько недель или месяцев, прежде чем убить. Потом покупает новых.
— Зачем?
— Так велит его закон. Он воин. Воин не должен быть привязан ни к чему. Подробностей я не знаю. Женщин в это не посвящают. Он никогда не ложится две ночи подряд с одной женщиной. Только в том случае, если жен остается совсем мало.
— А дети? Наследники?
— Зачем? Ему не нужны наследники. Он вечен. Он не стареет и восстанавливается после любой травмы. Его можно пропустить через мясорубку, а через несколько минут он снова будет целым. В его тело вложены сложные технологии, которые, к сожалению, утеряны тысячи лет назад. Его нельзя убить, не зная ключа. Но этого ключа не знает никто во Вселенной. Даже он сам.
— Игла в яйце, яйцо в утке, утка в зайце, а заяц в сундуке?
— Хуже. Возможно, еще остался сундук, заяц, утка и яйцо. Но иглы в яйце уже нет. Игла это код, информация. А информация не сохраняется, в отличие от материи. Поэтому он бессмертен.
Лечение продолжалось два дня. К концу второго дня паук отклеился от шеи и присосался к виску. Он заметно распух, словно высасывал из организма что-то лишнее. Поздно вечером второго дня Кеша открыл глаза. Но в глазах не было разума.
— Теперь он не умрет, — сказала Йец. — Но это только начало. У него отключена большая часть коры. Нужно поставить мозговой имплантат.
— Вы сможете это сделать?
— Проще, чем чихнуть. Сделаю, но не уверена, что получу именно то, что хочу.
— Что это значит?
— Хуже, чем сейчас, ему не будет. Но то, что я ему поставлю, не рассчитано на человеческий мозг. Может получиться так, что не всё будет работать правильно.
И мальчик будет ощущать что-то непонятное. Точнее не могу объяснить.
* * *Тем временем напряжение нарастало. Дважды пассажиры пытались поднять бунт, и дважды бунт захлебывался по той причине, что нельзя было заставить Капитана поднять «Гордый». Ни угрозы, ни посулы на него не действовали. Впрочем, бунты не отличались организованностью. Глозер в них вообще не участвовал. Главной движущей силой беспорядков была рыжая женщина. Она оказалась просто неутомимой подстрекательницей.
— Но я должен быть на шестьдесят восьмой! — возмущался Сергей. — Если я не попаду туда сегодня, я разорен!
— Ты никак не попадешь туда сегодня, — подзуживала рыжая, — даже если пристукнешь этого старика и поведешь корабль сам.
— Я не умею пилотировать корабль.
— Зато он умеет. — Рыжая имела в виду Денисова. — Вы бы справились вдвоем, а?
— Ты хочешь, чтобы меня посадили за убийство?
— Тогда свяжите его. Вы мужчины или нет?
— Хорошо, — согласился Сергей, — соедините меня с шестьдесят восьмой станцией. Я хочу с ними поговорить. Хотя бы это можно сделать?
— Я подумаю, — сказал Капитан.
Вечером он разрешил сеанс связи.
Некоторое время виртуальный экран был пуст. Широкое полупрозрачное полотно висело в воздухе, над самой травой, и деревья у дальнего края поляны просвечивались сквозь кипение золотых искр. Затем что-то щелкнуло, и появилась объемная картинка.
Никто не сказал ни слова. Люди смотрели на изуродованную станцию, на то, что от нее осталось. Свод потолка уцелел, остальное выглядело так, будто станция пережила извержение вулкана. Затем пошла другая передача, записанная заранее. Они увидели комнату, засыпанную чем-то, напоминающим металлический снег. Несколько трупов лежали у стен. Один на столе, и его тело было почти целым, если не считать нескольких рваных ран. Грузный бородатый мужчина очень высокого роста говорил в камеру: