Внутреннее и внешнее - Туро

С усилием я поднялся с земли, прошёлся немного, пытаясь разглядеть в темноте тропу, постоянно качаясь, как маятник. Нет, ледяной неподвижности не удалось взять меня в болезненном припадке, отвести к смерти, ведь я двигаюсь, пытаюсь не сбиться с пути. Вот то широкое поле; его простор даёт мне силы. Звёзды рассыпались над ним, застыли, мерцая во мраке. Я двигаюсь, зная куда, понимая зачем. Мне стало лучше, ночь пробудила меня. Глаза привыкли к темноте, я прощался с неподвижными колосьями, и живая крупная сова встречала меня своим глухим приветливым криком.

Я уже подходил к дороге, когда воздух неожиданно затрясся от тончайшего протяжного гитарного звука, рассекавшего ночное пространство…

Часть II

Движение и неподвижность

“Жизнь в вечном алгоритме,

В нетвёрдом рваном ритме,

В приближении к тому,

Что даст ответ всему!”

I

Свет фонарей защищал дорогу от тьмы, я вышел из леса и увидел свой дом, не веря своим ушам. Я не помню, когда именно тонкий, пронзительный звук электрогитары начал колебаться в холодном воздухе, когда именно начал сотрясать его; он появился из неоткуда, словно отовсюду. Так громко, так поразительно летел звук! Кто-то сначала попеременно брал противоположные по высоте ноты так, что меня начало бросать в стороны, а затем стал вытягивать самые протяжные струны, выпуская из бездны мчащийся звук, похожий на крик и даже стон. Чувство врезалось в меня; слёзы застыли на глазах. И я, и всё вокруг тряслось от тончайших волн звука, прорезавшего свой путь в моё беззащитное сердце, пробуждая людей, улетая ввысь, в светлеющее небо. Солнце медленно поднималось из-за океана, пока протяжные трясущиеся крики гитары слышались по всему побережью.

Пока я, как во сне, со слезами на глазах, весь дрожа, пытался идти к своему дому, окна других домов, светлеющих справа от меня, отворялись; люди просыпались и, крайне негодуя, ругались и возмущались, но их слова никто не слышал: звук гитары был сильнее всех. Я не понимал, что происходит, и лишь чувствовал, как бились струны; ощущал, что их вой вихрился в огромных пространствах вокруг меня, и мне казалось, что я располагался в центре и что я был самим движением и жизнью, окружённой холодом, стоны в котором возбуждали во мне горящие эмоции, пронзали меня насквозь. Меня уносило куда-то.

Полёт продолжался. Людям было неприятно и неудобно находиться в таком красивом шуме, но только не мне: он захватил моё дыхание, разогнал моё сердце!

Медленный, но резкий звук вытягивал солнце из-за горизонта. Небо постепенно освещалось.

Вдруг новый звук пробился сквозь тонкий шум, я уловил его, издававшегося за двумя-тремя домами от меня. Там кто-то тоже взял гитару; кто-то прошёлся по струнам, которые вызвали тяжёлое звонкое переливание; потом оно затихло словно перед атакой…

Атака! Вторая гитара сначала пыталась подстроиться под полёт первой, и затем они слились вместе! Тонкие линии их изящных траекторий с огромной скоростью мчались в вышине неба, качались, завивались рядом, образуя спираль; изредка вторая гитара, тоже электронная, но чуть острее и чуть пронзительнее первой, отделялась от своей сестры и взлетала выше, летела быстрее то туда, то обратно, отчего я чувствовал, словно меня толкали, тянули куда-то. Второй звук добивал меня, в то время как белый диск солнца чуть выглянул из-за поверхности воды. Небо окрашивалось в розовый цвет; как разноцветные лучи, неслись по пространству захватывающие стоны!

Источник тончайшего звучания был неподалёку; его сила притягивала меня.

Атака! Разразился звуковой вихрь, стремительно порхавший в воздухе над горами, лесом, берегом и океаном! Два мощных крика пытались и искалечить друг друга, ссорившись, боровшись, и слиться воедино; они разлетались, чтобы наносить новые удары, чтобы набрасываться один на другой, сотрясая всё вокруг.

Я, наконец, открыл глаза и обнаружил, что плёлся по дороге к тому источнику. Тогда я понял, что первая гитара раскрылась в горах; это точно: Фред Нианг руководил ей. Мне захотелось увидеть одного из двух гитаристов. Какие-то люди пробегали мимо меня. Я дошёл до роскошного дома, у каменного забора которого столпились люди. Я проникнул меж деревьев с края; передо мной оказалась стена, за которой виднелись белые лепестки цветков яблоней. Там был сад; я прыгнул вверх, ухватился за плоскую вершину, перелез через эту высокую изгородь, после чего мне пришлось прикрывать уши, так как звук был невероятно громким. Я пробежал через сад и, скрывшись за деревом, увидел его.

Передо мной раскинулся обширный участок, но всё внимание я приковал к песчаному пляжу. Там, на песке, залитом первыми лучами солнца, стоял человек; постоянно сгибаясь и разгибаясь, он держал в руках гитару и играл. Его губы шевелились, он пел что-то, чего было не слышно. Рядом с ним стояли два гиганта, огромные динамики, а также усилитель, от которых он укрыл свои уши с помощью больших наушников. Он то наклонял гитару к песку, путаясь в чёрных проводах, то поднимал её к небу, выливая из неё белые пронзительные стоны. Весь мир вертелся вокруг него, а сам он открывался для нашего прекрасного мира. Он и сам был прекрасен; он постоянно щурился, ни разу не открыл глаза. Иногда он оборачивался к океану, падал на колени и брал выше, выше! Казалось, он давно уже улетел отсюда в пространство, душа покинула его тело.

Солнце уже ясно освещало его лицо, когда я заметил нескольких полицейских в чёрных наушниках, проходивших по вилле и пытавшихся докричаться до него, но тщетны были их жалкие попытки. Гитаристы чувствовали друг друга, ощущали восход солнца, играя теперь медленнее, но так же тонко. Однако сильный полицейский приблизился к нему, дотронулся до его мокрого плеча, крепко зажав пальцы, отчего гитарист вздрогнул, прекратил играть, оставив звук просто течь, и неожиданно поднялся и замахнулся гитарой на стража порядка. Я почувствовал всё то безумие, с которым музыкант, широко открывая глаза, ударил полицейского настолько мощно, что тот свалился на песок. Я удивился и испугался; вооружённые, они остановили его, схватили и увели. Всё это происходило на фоне затухающего пискливого звука. Подсознательно я заметил, что, когда вой второй гитары был убит, первая тоже перестала шататься и тоже начала плыть ровно; её едва стало слышно с гор. Я понял, что они остановили и Нианга.

Очнувшись, я точно осознал, что они обе затихли, и заметил, что со всех сторон доносились до моих раненых ушей разговоры, крики, возмущения, рёв двигателей машин, стук дверей. Я вспомнил, что нахожусь на чужой территории, и поспешил вернуться тем же путём, пытаясь остаться незамеченным.

Всю мою жизнь в воспоминаниях моих будут жить та ночь и то утро. Я пережил очень много за несколько часов. Потом,