Прекрасная дружба - Дэвид Вебер

Стефани залезла в тайник, который она наполнила фруктовыми плитками. Она могла отказаться от попкорна и горячего шоколада, но она все еще была растущей девушкой с генетической модификацией первой волны Мейердала. С этим типом ускоренного метаболизма требовалось регулярно питаться, и большинство мейердальских детей привыкли в такие моменты брать с собой закуску.

Она откинулась на спинку кресла на веранде, держа камеру на коленях, и мысленно проверила свой список, перед тем как начать жевать.

Она убедилась, что оставила вентиляционную заслонку в теплице с маминым сельдереем открытой. Кроме того, она немного перенастроила вентиляционную систему теплицы, чтобы создать небольшое избыточное давление, распространяющее запах сельдерея наружу. Ее родители знали об этой части ее плана, но она почему-то не упомянула, что на эту ночь отключила звуковой сигнал на терминале в своей спальне и, вместо этого, установила бесшумную связь сети датчиков с камерой. Мама с папой достаточно умны, чтобы догадаться, зачем ей могло это понадобиться, но поскольку они не задали конкретных вопросов, она и не сказала им. А это значило, что они так и не запретили ей скрываться на веранде этой ночью, что, конечно, было самым удовлетворительным результатом для всех заинтересованных лиц.

Под давлением Стефани бы признала, что родители могли бы не согласиться с последним выводом, так что хорошо, наверное, что они об этом не знали.

Она рассмеялась своим мыслям и взяла еще кусочек фруктовой плитки. Были шансы, что кто-то воспользуется предоставленной ею возможностью, и она знала это. Но было еще множество вещей, которые она хотела сделать, и она улыбнулась, когда первые капли дождя принялись отбивать чечетку по крыше веранды.

Лазающий-Быстро остановился, поднял голову и плечи, выпрямившись на задних и средних лапах подобно – если бы он знал – степной собачке со Старой Земли, уставившись в ночь. Он подобрался к жилищу двуногих ближе, чем когда-либо, и глаза его зажглись, когда он понял, что был прав. Он почувствовал их мыслесвет и, стоя без движения в темноте, он исследовал его особенности.

Мыслесвет отличался от всего, что ему доводилось ощущать у Народа… и все же он не был иным. Он был… был…

Лазающий-Быстро сел, обернув хвост вокруг задних лап, и почесал ухо передней, пытаясь дать этому название. После долгих, мучительных мгновений раздумья, он решил, что мыслесвет был похож на мыслесвет Народа, только без слов. В нем были только эмоции, чувства двуногих, без придания ему формы, которая использовалась для общения, и в этом была странная вялость, как будто двуногие наполовину спали. Как будто, медленно подумал он, мыслесвет шел от разума, который никогда не догадывался, что кто-то может почувствовать или услышать его, и никогда не учился использовать это для общения. Но это сразу же показалось невероятным, ибо мыслесвет был слишком мощным. Неоформленный, без внутренней структуры, он полыхал подобно драгоценному цветку, ярче и выше чем тот, что отличал Народ, и Лазающий-Быстро содрогнулся, представив, что было бы, если бы двуногие не были мыслеслепыми. Он чувствовал, что это сияние зовет его, требует приблизиться, подобно песне певицы памяти, и заставил себя стряхнуть наваждение. Он обязательно подчеркнет эту особенность в своем следующем докладе Поющей-Истинно и Короткому-Хвосту, но исследовать его самостоятельно до доклада ему не следовало. Кроме того, не за этим он пришел.

Он снова встряхнулся, отворачиваясь от мыслесвета, но это было не так просто. Ему пришлось сделать сознательное усилие, чтобы закрыть свой разум от него и это заняло больше времени, чем он ожидал.

Но, в конце концов, ему это удалось и Лазающий-Быстро, освободившись, с облегчением вздохнул. Он покрутил ушами, повел усами и продолжил свой путь во тьме пока вокруг него разбивались первые капли дождя.

Дождь пошел сильнее, барабаня по крыше веранды. Казалось, будто воздух танцует и дрожит, когда непрерывная молния разрубила ночь напополам, а гром потряс обе половины. Глаза Стефани загорелись, когда ветер хлестнул струей сквозь открытые стороны веранды, чтобы брызнуть на пол и поцеловать ее ресницы и похолодевшие щеки. Она ощущала, как буря вспыхивает вокруг, и обняла ее, впитывая энергию шторма.

Но затем, вдруг, на ее камере замигал маленький огонек, и она застыла. Не может быть! Но огонек мигал – нет сомнений! – а это могло означать только…

Она отбросила фруктовую плитку – третью за ночь – и нажала на кнопку, отключающую подсветку, затем подняла камеру и заглянула в видоискатель.

Из-за дождя, каскадом льющегося с крыши веранды, видимость была плохой. Для четкого вида в воздухе было слишком много воды, даже для камеры со светоусиливающими технологиями, да и молния не помогала так, как можно было ожидать. Камера адаптируется к изменению уровня освещенности быстрее, чем человеческий глаз, но контраст между вспыхивавшими на долю секунды молниями и следующей за ними темнотой был слишком экстремальным.

Стефани более чем наполовину была уверена в таком, так что она не была слишком удивлена, практически ничего не видя. Но в данный конкретный момент важнее всего было то, что нечто только что пролезло в открытую заслонку. Кто бы ни воровал сельдерей, он находился внутри теплицы в этот самый миг, и у нее был шанс оказаться самым первым человеком на Сфинксе, кому удастся получить его изображение!

Она постояла секунду, кусая губу и желая лучшей видимости, потом пожала плечами. Если она промокнет, мама с папой не разозлятся на нее сильнее, чем на то, что она вообще выбралась тайком наружу, а ей требовалось подойти ближе к теплице. Секунда ушла на то, чтобы укрепить на камеру защиту от дождя, затем она надвинула шляпу на уши, глубоко вздохнула и прохлюпала вниз по ступенькам веранды в хлещущий дождь.

Лазающий-Быстро спрыгнул на мягкую, пустую землю места для растений. Насыщенные запахи неизвестных растений щекотали его ноздри, и он непроизвольно дергал хвостом, вдыхая их. Прозрачный материал, из которого было сделано место для растений, не выглядел достаточно прочным, чтобы устоять под дождем, но, тем не менее, он не пропускал внутрь ни единой капли! Двуногие должны быть воистину сообразительны и искусны, чтобы создать такое чудо. Лазающий-Быстро присел на мгновение, наслаждаясь обволакивающим его теплом, еще уютнее по контрасту с дробью ледяного грозового дождя.

Но он забрался сюда не для того чтобы остаться сухим, напомнил себе Лазающий-Быстро и направился туда, куда подсказывал его нос, одновременно развязывая передними лапами обмотанную вокруг его тела сетку и решительно не обращая внимания на мыслесвет двуногих.