Несломленная (ЛП) - Джонсон Эмбер Л.

— Вау, — я рассмеялась и взяла юбку из ее рук, стараясь не заглядывать внутрь, на бирку с размером.

— Только… не пойми неправильно, но наш первый выход в качестве «Несломленных» имеет большое значение.

— С чего бы мне понимать это неправильно? — Я вдруг почувствовала, что мне нужно присесть. Как будто она собиралась сказать, что я недостаточно хороша. Как говорили все остальные в моей жизни. Мои ноги уперлись в ее кровать, и я медленно опустилась на одеяло.

— Не то чтобы я думаю, что у тебя нет стиля. Ты прекрасно одеваешься. Я просто хотела узнать, не хочешь ли ты одолжить что-нибудь на эту ночь. У меня так много одежды и… ну, ты знаешь… стоять на сцене и все такое. У меня есть одежда, которую ты можешь одолжить.

Я выдохнула с такой силой, что за этим последовало очень громкое фырканье.

— О боже, я думала, ты не хочешь, чтобы я пела.

Ее глаза сощурились, и она откинула голову назад, чтобы рассмеяться.

— Нет! Я думаю, ты великолепна. И все остальные тоже так думают, — она уперла руки в бока и склонила голову набок. — Особенно ты знаешь кто.

— Маркус? — я притворилась, что не понимаю.

— Нет.

Я кивнула и откинулась на локти, болтая ногами по ее ковру.

— Сара?

— Теплее, — она подошла и села рядом со мной на кровать. — Вы уже целовались?

Мое сердцебиение ускорилось.

— Нет.

— Это только вопрос времени. Мы все это видим, — она снова подошла к шкафу. — Давай дадим ему повод сделать первый шаг.

Через полчаса у меня была большая сумка Виктория Сикрет, полная того, что Беркли считала приемлемым для сцены, и мы снова ели в месте для репетиций.

— У нас есть только неделя, чтобы все подготовить, — тихо сказал Маркус, глядя на свою бумажную тарелку. — Я боюсь, все обернется катастрофой.

— С такой группой? Никогда, — Такер посмотрел мне в глаза и кивнул. — Мы идем и делаем то, что делаем. А это уже немало.

— А если это не сработает, то мы немедленно начнем прослушивание для барабанщиков, — вмешалась Сара, заставив нас всех рассмеяться над ее прямотой.

— Я думаю, все будет хорошо. Кроме того, у нас осталась только парочка выступлений, которые мы сможем отыграть вместе. В следующем семестре… — голос Беркли затих, когда мы все повернулись и уставились на нее. Она глубоко вздохнула, положила вилку на стол, после чего скрестила руки на груди. — Я получила ранний допуск. Следующий семестр был в значительной степени просто кучей факультативов, потому что я уже закончила все занятия. Та летняя сессия, на которой настояли мои родители, дала мне возможность закончить школу пораньше. Так что так я и сделаю.

— Вот дерьмо, — пробормотала Сара.

Тишина была густой, пока мы все обдумывали тяжесть слов Беркли.

И тут заговорил Такер.

— Тогда нам нужно сделать это запоминающимся.

***

Каждый день в течение следующей недели я была будто приклеена к парню. Было ли это в школе или после нее, на переменах мы сосредотачивались на работе или сразу же после занятий были рядом.

Он приходил три раза, чтобы немного попрактиковаться, но в итоге мы всегда оказывались в моей комнате, слушая музыку. Однажды он принес с собой несколько пластинок и портативный проигрыватель. Я лежала на спине, уставившись в потолок, пока он подробно объяснял, почему именно эта песня имеет смысл. На кого она повлияла. И почему, если бы не эта песня, у нас сегодня не было бы определенных групп. Я просто восприняла каждое слово, чувствуя, что, возможно, получаю специальное образование. Его страсть и преданность делу наполняли меня благоговейным трепетом.

— Без Чака Берри, Элвиса, Бадди Холли… не было бы «Битлз». Если бы не было «Битлз», у нас не было бы «Нирваны».

— А без «Нирваны» не было бы никаких Foo Fighters?

Он покачал головой и поставил новую пластинку.

— Умница. Ты научишься. Просто подожди. Я собираюсь сделать из тебя музыкального эксперта.

Два дня спустя он пришел с гитарой, и мы репетировали, пока он бренчал, а я сидела, скрестив ноги перед ним, жалея, что у меня не хватает смелости протянуть руку и дотронуться до него. Поэтому я просто откинулась на руки и наблюдала за его склоненной головой и волосами, скрывающими все, кроме носа. Его голос был настолько гипнотическим, что он вселял в меня чувство спокойствия, которое я не испытывала с тех пор, как мои родители развелись.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

А потом, на третий вечер, точнее, в четверг, он спросил, можно ли ему сыграть на пианино, которое простояло нетронутым в моей гостиной столько лет, что и не сосчитать. Мы сидели плечом к плечу, пока он поднимал крышку и просматривал ноты. Он сыграл пару нот и прислушался.

— Его нужно настроить, но звучит неплохо.

— Я понятия не имею, как это сделать, так что…

— Я тебе говорил, что кое-что пишу? — он подтолкнул меня локтем и продолжил играть.

— Нет.

— Ну, так вот. Подумываю собрать все и разослать по нескольким местам. Может быть, получу профессиональную помощь, чтобы понять, достаточно ли хорошо написано. Я уже отдал сборник мистеру Бейтсу.

Казалось странным, что он хочет услышать мнение нашего старого учителя хора.

— Неужели? Это здорово. Я имею в виду, это потрясающе. Это то, чем ты хочешь заниматься, ну знаешь, после окончания школы?

— Это может быть одним из вариантов. Написание музыки для пьес и прочего, — он наклонился, положил мою руку поверх своей и начал играть что-то, чего я никогда раньше не слышала. Мои глаза остановились на сухожилиях в моей руке, на том, как они подпрыгнули от его движений.

— Где ты так хорошо научился играть?

Он не пропустил ни одной ноты.

— Не думаю, что хочу говорить с тобой об этом, Мэл.

Я убрала ладонь и повернулась на скамейке, чтобы посмотреть на его профиль.

— Но почему? Мне действительно любопытно.

Он перестал играть и осторожно положил крышку обратно на клавиши. Его глаза сосредоточились на картине корабля в море, висевшей на стене над нами.

— Я не хочу рассказывать тебе ничего о… моей семье или о чем-то подобном.

— Я не собираюсь тебя осуждать.

— А могла бы, — его глаза метнулись ко мне, прежде чем он снова отвернулся. — И, честно говоря, тебе понадобилось пять лет, чтобы снова взглянуть на меня. Я не хочу все испортить.

— О боже, Такер, — я отодвинулась как можно дальше и скрестила руки на груди, защищаясь. — Не могу поверить, что ты так обо мне думаешь.

— Да ладно тебе. Не говори, что неправда. Ты столько лет притворялась кем-то еще со своими друзьями, а теперь ты — это ты. И настоящая ты мне нравишься. Я не хочу все испортить рассказами о… — он остановился и закрыл глаза. Я видела, как он раздумывает, сможет ли произнести эти слова. Его голос прозвучал тихо, почти неслышно. — Ты действительно хочешь знать? Если да, то я тебе расскажу.

Я кивнула, внезапно почувствовав сильную нервозность.

— Хорошо. Раз уж ты хочешь знать, у меня нарушение обучаемости. Это очень злило меня, когда я был младше. Меня отправили на музыкальную терапию, чтобы посмотреть, сможет ли это обуздать мои эмоции и облегчить обучение в школе.

— Я и понятия не имела.

— Мы не были друзьями.

Впервые напряжение между нами стало неприятным.

— В любом случае. Вот как я научился играть. Позже мы узнали, что у моей сестры паралич. Ей пришлось надеть эти кандалы на ноги, а потом она пошла на терапию. — он остановился и посмотрел на меня, побежденный. — Хочешь, чтобы я остановился?

— Нет.

Он кивнул и снова уставился на картину, как будто не мог найти силы смотреть мне в лицо.

— Это было слишком тяжело для моих родителей. Мой отец много работает, так что основная тяжесть легла на маму. Однажды она сказала, ей нужно заправить машину, и больше не вернулась, — он замолчал, а я оставалась совершенно неподвижной, не зная, как реагировать на такое серьезное признание.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Итак… это история моей семьи. Ребенок, который не может нормально учиться, еще один, который не может ходить. Плюс отец, который должен заботиться о нас, но не может пережить уход женщины, на которой он все еще женат. Даже при условии, что она может быть мертва или у нее уже новая семья или что-то еще. Мне всегда казалось, что это моя вина. Если бы я был лучше, мама смогла бы справиться с болезнью Элизы. Она, возможно, осталась бы.