Энергия страха, или Голова желтого кота - Тиркиш Джумагельдыев

— А как же интеллигенция? — спросил Абдулла.

— Не смеши меня, — ответил Белли Назар. — Такое же стадо, только еще хуже, наверно.

Абдулла невольно дернул головой, что можно было расценить как протест.

— Наверно, ты думаешь, что я высокомерный. Получил то же самое советское образование, а как щеки раздувает! Но дело не во мне. Интеллигенция, эта прослойка несчастная, она и в советские времена была самой уязвимой. Рабочий или колхозник, в конце концов, всегда знал, что дальше станка или трактора его все равно не сошлют — и это придавало ему в собственных глазах хоть какую-то независимость, какое-то достоинство. А так называемый интеллигент? Особенно у нас, в Азии? Из инструктора не сделают завсектором, из завсектором — завотделом. Ассистенту могут не присвоить звание старшего преподавателя, актеру не повысят категорию… Связан по рукам и ногам, главное — не выделяться! Энергия страха делает людей одинаковыми, ты не замечал? Сейчас я поневоле стал домоседом, — Белли Назар чуть усмехнулся, — но еще недавно я же ходил по улицам, смотрел на лица людей. В лицах нет света. Люди ведь разные: один — общительный, другой — нелюдимый, третий — остряк-самоучка, четвертый — злобный и завистливый… На наших улицах все на одно лицо. Это и есть толпа? Ты заметил, я употребил тут русское слово? У нас нет слова «толпа». Есть «люди», «массы», «публика», но ни одно из них не подходит. Толпа имеет единое тело, единую цель, одно лицо, одни уши, она хочет слышать речь, которая имеет только один смысл. Так энергия страха преобразуется в энергию толпы. Только укажи ей врага — сожжет, разгромит, затопчет, уничтожит. Зато толпа любит слушать колыбельные речи: мы, туркмены, от природы высоконравственный народ, мы создали великие империи древности, мы… Чем все закончится?

— Не знаю, — пожал плечами Абдулла.

— И я не знаю. Но подозреваю. Народ может быть большим или малым, толпа не может быть очень большой. Она имеет какие-то свои предельные размеры. Рано или поздно народ, превращенный в огромную толпу, начнет делиться. Из одной толпы пять или десять… Каждая из них найдет своего вожака, начнет гордиться своим родом или племенем. Куда направится энергия толпы? Друг против друга, конечно! У нас еще тлеет вчерашняя родоплеменная рознь и ревность. Вспомнить ее и раздуть огонь — легко, все равно что спичку бросить. И тогда от государства вообще ничего не останется. И тогда мы еще вспомним нынешнего Великого Яшули как светоча цивилизации: мол, он все-таки носил звание президента, проводились выборы, имелась столица, области и районы, проводились торжественные, пышные парады — то есть была армия, милиция, суд и прокуратура…

— Яшули, вы начали писать антиутопию? — попробовал пошутить Абдулла.

— Да я бы с удовольствием, но жизнь не позволяет.

— Почему?

— Наша жизнь — сама по себе антиутопия. Или триллер. Писателю здесь делать нечего — нужен хроникер. Ты обрати внимание — антиутопии, страшилки пишут в основном в благополучных странах. То ли адреналина не хватает, то ли от сытости и благоденствия воображение разыгрывается.

— И правда! — восхитился Абдулла. — Вон, американцы — весь мир напугали своим Стивеном Кингом.

— А их фильмы? — поддержал Белли Назар. — Сплошь катастрофы, заговоры и перевороты. А я не могу написать о распаде республики, о распаде пока еще единого туркменского народа, о родоплеменной войне — рука не поднимется.

— Не дай бог — сбудется?

— А чему тут сбываться — это же наш вчерашний, не забытый день. Все рядом, еще мне же и скажут: накаркал, молчал бы — ничего б и не было.

— Видимо, об этой опасности и сам Великий Яшули догадывается, часто говорит, что нас могут изнутри взорвать.

Белли Назар засмеялся.

— Да нет, он боится, что кто-то покусится на его власть. Поэтому заранее любые разговоры объявляет происками внутренних врагов. На самом деле он и подложил динамит под будущее туркмен. Кто знает, может, и под него кто-нибудь подложит динамит.

«Кой черт меня сюда принес? — ужаснулся Абдулла. — Если хоть одна душа узнает, что здесь говорилось, что я слушал, — мне конец. Театр у нас один… Куда я пойду, если из театра выгонят?»

— Для театра что-нибудь пишете? — нашел он повод и тему, чтобы уйти от опасного разговора.

«Ну конечно же не пишет, какой смысл, если на сцене не появится. Сейчас он скажет, что нет, мол, бесполезно, я посокрушаюсь и попрощаюсь».

— Есть идеи, даже есть наброски! — ответил Белли Назар и тут же, будто ждал повода, достал из ящика письменного стола толстую тетрадь, начал листать страницы. — У многих народов есть на этот счет предания, легенды, суеверия, мистические слухи, даже обряды упоминаются. Будто бы душа человека иногда покидает его тело во время сна. Туркмены, например, говорят: «Не спи с открытым ртом!». У всех народов есть нечто подобное. Я пятнадцать лет выписки делаю на эту тему… Вот заметка из дореволюционного русского журнала о нравах и верованиях западных туркмен, опубликованная 90 лет назад. И написанная, кстати, туркменом. День тринадцатого числа месяца меред по лунному календарю назывался День грязи или Тяжелый день.

— Простите, яшули, по лунному?

— А?.. Ну да… — спохватился Белли Назар. — Меред — по-нынешнему март… Так вот, в ночь с тринадцатого на четырнадцатое число месяца меред архангел смерти Азраил облетает Землю и намечает людей, души которых заберет в наступающем году. Составляет, так сказать, список. И чтобы не попасть в него, люди должны убрать-прибрать территорию вокруг своего дома, вымыться, принести в жертву барана, помириться с теми, с кем поссорились, забыть обиды. Затем Азраил приглашает души этих людей к себе на испытание… Значит, душа человека в тот момент покидает тело?

— Но это значит — человек умрет?

— Говорится, что Азраил не забирает душу, а только зовет ее на разговор. Значит, она обязательно вернется. Азраил предлагает душе человека преодолеть различные преграды. Тех, кто не выдержал испытание, Азраил заносит в черный список. Значит, дни сочтены.

— Ужас какой! А человек может догадаться, что попал в этот список?

— Об этом надо Азраила спросить. Но пока еще никто не знал своего смертного часа. Чего ты так испугался?

— Допустим, душа покинула тело во сне, на время испытаний. А что будет, если кто-то разбудит спящего?

— Считается, что это очень опасно.

— Но ведь люди не знают, что чью-то душу позвали на разговор с Азраилом, и могут разбудить?

— Могут…

— А как узнать, что душа вернулась?

— Никак. Только Азраил знает, а нам — не дано. И вообще, мистику невозможно поверить логикой.

— Да уж, — вздохнул Абдулла. — Вас послушаешь, так Азраил почудится.

— Не бойся! — рассмеялся Белли Назар. — Писатель и актер — это жизнь понарошку, игра. Подумай, какой сюжет — испытания Азраила! Если их можно вообразить, представить, то можно и поставить, показать на сцене, а?

— А не сказано, какие преграды предлагает преодолеть Азраил?

— Наверно, это его тайна, и ее знать людям не дано. Предположить можно. Например, мне встречалось предание о том, как Азраил предлагал пройти по жердочке, перекинутой через пропасть, и если душа сорвется, упадет, попадает в черный список. Ведь драматургия в том, что Азраил знает и видит каждого человека насквозь. И каждому предлагает испытания, связанные с его пристрастиями, надеждами, любовью, враждой, ненавистью, ревностью, страхом, карьерой, подхалимством, завистью, храбростью, благородством! Представляешь, какие картины можно развернуть на сцене? Ведь и театральная сцена сама по себе — мистика, чудо, нереальность! И название спектакля напрашивается в современном духе — мостика, фэнтези… Ну, скажем, «Мост Азраила», «Испытание Азраила», да?!

— Да-а… Интересное зрелище получилось бы, — пробормотал Абдулла. — Я, пожалуй, пойду, яшули. Спасибо…

Белли Назар посмотрел на него, как сквозь туман. Видимо, увлечен был своими фантазиями про Азраила. Но Абдулле в его взгляде почудился вопрос: зачем приходил-то? И он поспешно сказал:

— Сегодня с утра вспомнил, что давно не виделись мы с вами. Время от времени хочется поговорить…

— Ну да, придется поверить, — свел разговор к шутке Белли Назар. — Спасибо, что пришел, двери мои всегда открыты.

Выйдя из квартиры, Абдулла постоял немного на лестничной площадке, прислушиваясь. Тишина. Никого. Осторожно спустился на первый этаж. Никого не встретил, ничего не услышал. Выглянул из подъезда, посмотрел по сторонам, окинул взглядом окна дома напротив. Все спокойно, ничего подозрительного. Быстро прошел по двору, не поднимая головы, и только свернув за угол, замедлил шаг, перевел дух.

Господи, неужели это испытание, тоже устроенное ему Азраилом? Состояние летаргии, сны про пестрый камень, реальные поиски пестрого камня на холмах за городом, страшная невстреча с Великим Яшули под автоматами охраны… наконец, приход к Белли Назару — как будто под уздцы ведут! Не мистика ли все это? А если мистика, то почему столько реальности? Вот ведь он, живой, дрожащий от пережитого. Ну, хотя бы становится более или менее ясной связь событий. Только не сам ли Абдулла провоцирует их появление? Если бы он не спросил, пишет ли Белли Назар что-нибудь для театра, не возник бы Азраил! Так ведь Абдулла спросил для отвода глаз. И вдруг оказалось, что Белли Назар пишет, да еще про Азраила — и Абдулла узнал, отчего впал в летаргический сон. Но страшно верить, не хочется верить, что Азраил вызывал его душу на испытание. В конце концов, он современный человек, живущий в век электроники, черт возьми! Просто не надо было идти к Белли Назару — его дом как сеть, а сам он — как паук, плетущий паутину для душ людских.