Роза Йорков - Жюльетта Бенцони

— Можешь назвать это интуицией, но почему-то мне сразу подумалось, что речь идет о том самом поляке, ее первом возлюбленном. Однако мне хотелось бы знать, где отыскала его Анелька и как посмела ввести в дом своего мужа.

Я начинаю думать, что она куда более лжива, чем кажется…

Аппетит у Альдо пропал вконец, он отодвинул тарелку, достал сигарету и слегка дрожавшей рукой поднес к ней зажигалку.

— Погоди! Не стоит спешить со скороспелыми выводами, о которых потом пожалеешь, — постарался успокоить его Адальбер. — Для начала напомни мне, что происходило в Польше. Ты когда-то говорил мне о молодом человеке по имени Ладислав, но, признаюсь, я успел уже все позабыть.

Кто он такой?

— Он тот, из-за кого Анелька дважды пыталась покончить с собой. Я спасал ее: один раз в «Северном экспрессе», а еще раньше в Вилановском парке. В этом парке я и увидел ее в первый раз!

— Теперь припоминаю! Это тот самый бедный студент, нигилист, за которым она мечтала последовать, разделив его нищенскую жизнь… разумеется, до того, как влюбилась в сорокалетнего князя из Венеции, скорее богатого, чем бедного?

— Ты вкладываешь особый смысл в последнее замечание? — сумрачно спросил Альдо.

— Не больший, чем в нем уже есть, — отозвался Адальбер. — По последним сведениям, она любила тебя. И даже написала записку, которую имела дерзость передать тебе под носом у собственного мужа. И если мы примем за истину, что порыв ее был искренним, то я не нахожу объяснений тому, для чего ей нужно было воскрешать угасшую уже любовь.

Добро бы это случилось в Варшаве, но в Лондоне… Я уверен, что этот поляк появился у них в доме не по ее инициативе.

Адальбер смолк и принялся с жадностью пить пиво.

— Дальше! Дальше! — принялся торопить его Альдо. — Ты думаешь, что он стал преследовать ее своими домогательствами?

— Конечно! Вспомни обрывки разговоров, подслушанных Салли! Анелька умоляла его не подвергать опасности ни его дело, ни ее саму! Без всякого сомнения, он явился к ней и пытался потребовать помощи. Вполне возможно, путем шантажа. Ты ведь не знаешь всей правды об их отношениях…

— Разумеется, не знаю, однако мне очень трудно представить себе этого молодого человека в лакейской ливрее. Это с его-то дьявольской гордостью!

— Революционеры все на один лад. Они поносят буржуазию с высоты своей непримиримой идеологии, но во имя своего «дела» готовы на все. Даже начищать ботинки капиталиста, который нажил свои деньги на продаже оружия, как это сделал бедняга Фэррэлс.

— Ты полагаешь, что он принудил Анельку взять его к себе в дом?

— Думаю, что да. Наверняка наплел ей бог знает каких трогательных историй, пробудил всяческие воспоминания, ну и так далее. А затем убил ее мужа и ударился в бега, оставив ее одну выпутываться из этой ситуации.

Слушая Адальбера, Альдо чувствовал, что жизнь возвращается к нему. Все наконец встало на свои места и казалось теперь таким ясным, очевидным. За исключением одной небольшой детали.

— Объясни тогда и следующее: почему же она ограничилась слезами, узнав, что он сбежал? Больше того, умоляла полицейских оставить его в покое, поклявшись, что он совершенно ни при чем, и позволила арестовать себя вместо него?

Мне кажется, что такое ее поведение идет вразрез с твоей версией.

— Если только… Я могу лишь предположить. Впрочем, вот тебе два объяснения: или она находилась под такой страшной угрозой, что тюрьма показалась ей убежищем. Или… она вновь подпала под его обаяние и надеется, что, отведя от него подозрения, тем самым спасает его. Последний вариант означает — прости меня за прямоту, — что ее маленькое непостоянное сердечко устремилось в другую сторону и тебя она больше не любит. Если только не предположить возможность того, что она не любит ни тебя, ни его. Мне кажется, я тебе уже говорил однажды, что, имея дело со славянской душой, нужно быть готовым ко всему.

— Да, говорил. Не стоит повторяться.

Морозини попросил чашку кофе и взглянул на часы.

— Однако твой друг Бертрам не торопится. Ты не будешь возражать, если я оставлю тебя дожидаться его в одиночестве? Мне кажется, ты можешь и один выслушать его новости. Если только ему будет что рассказать.

— А куда направишься ты? Я не сомневаюсь, ты что-то задумал.

— Задумал. Я намерен отправиться в Скотленд-Ярд и попросить аудиенции у мистера Уоррена.

— Ты полагаешь, что он сообщит тебе результаты своих расследований? Не рассчитывай, такие люди не склонны к откровенности.

— Я и не рассчитываю на его откровенность. Единственное, чего я от него хочу, это разрешения повидать Анельку в тюрьме.

Видаль-Пеликорн на секунду задумался, потом кивнул:

— Недурная мысль! Отказ — единственное, чем ты рискуешь. Позволь только один совет — ничего не говори ему о деле Хэррисона.

— Разве я похож на идиота? Это дело я оставляю тебе.

Во всяком случае, на ближайшее время. Встретимся в гостинице.

Выйдя из «Черного монаха», Альдо обнаружил, что дождь усилился, однако он не изменил своего решения и отправился пешком. Первая половина дня была слишком насыщена всевозможными потрясениями, и ему просто необходимо было пройтись. Он надвинул на лоб каскетку, засунул руки поглубже в карманы и размашистым шагом направился к суровому зданию, прозванному Новый Скотленд-Ярд. Это здание, построенное в 1890 году из темного гранита узниками соседней исправительной тюрьмы, стало главной штаб-квартирой знаменитой английской полиции. Выдержанное в форме баронских шотландских замков в виде высокой башни со множеством узких окон, здание как нельзя лучше подходило полиции, напоминая своим видом мрачного сторожа, который в сто глаз наблюдает за городом, страной, империей… Здание внушало еще больший трепет при мысли о том, что в своих недрах оно скрывает «Черный музей» — богатейшую коллекцию всевозможных улик и вещественных доказательств самых разнообразных преступлений.

Сержант, дежуривший у дверей, отнесся и к самому посетителю, и к его просьбе с должным вниманием, выяснил по внутреннему телефону, кому можно препоручить венецианского князя, и, наконец, доверил его одному из своих подчиненных, с тем чтобы тот проводил гостя до нужного кабинета.

Знатному иностранцу необыкновенно повезло: шеф полиции мистер Уоррен не только оказался на месте, но и любезно согласился его принять.

Сбросив свою крылатку а-ля Шерлок Холмс, Гордон Уоррен уже куда меньше походил на птеродактиля. В отлично сшитом сером костюме он выглядел как раз так, как и должен выглядеть человек его положения — крупный чиновник, находящийся при исполнении ответственейших обязанностей, не чуждый манер и обращения истинного джентльмена. Рука, которая указала на стул вошедшему гостю, не отличалась изяществом, но была ухожена и заставляла предположить недюжинную физическую силу у ее обладателя. Другой рукой шеф полиции положил перед собой на стол визитную карточку, которую Альдо вручил своему провожатому.