Премудрая Элоиза - Бурен Жанна

Было еще темно, когда по улице Сен-Жак мы выехали из Парижа. Полная луна стала нашим первым проводником. Вспоминая этот побег, дорогу и проделанный нами путь, я не перестаю восхищаться твоей предусмотрительностью в организации путешествия. Правда, путь был тебе знаком, ты следовал по нему уже не в первый раз, но от этого он не становился менее опасным.

Ты предусмотрительно попросил знакомого епископа написать тебе охранную грамоту, дающую помощь и уважительное отношение в пути как к паломнику. Эта бумага обеспечивала нам кров и стол в странноприимных домах, больницах и приютах на всем протяжении пути.

Орлеанский тракт, которым мы отправились поначалу, оказался с наступлением дня весьма оживленным. Ты сказал, что это было обычным для этой старой римской дороги, все еще поддерживавшейся в хорошем состоянии заботами церковных конгрегаций. Ты объяснил, что этот путь остается главной дорогой для караванов паломников, направляющихся в Сантьяго-де-Компостела.

Наши облачения доставляли нам всеобщее уважение и позволили, не привлекая внимания, смешаться с толпой путешественников, где то и дело мелькали монашеские сутаны.

И мне стало еще спокойнее. Кто мог бы узнать нас, даже если бы и разошелся слух о нашем исчезновении? Я приободрилась и перестала думать о дяде и его подручных. Все стало для меня предметом любопытства и развлечением в начале первого большого путешествия, в которое я отправилась таким увлекательным образом.

Наша дорога, прямая, хоть и изборожденная выбоинами и рытвинами и довольно грязная, шла через леса и поля. Я любовалась красивой зеленью незнакомой местности, совсем не похожей на холмы Аржантейя.

Был конец лета, но листва, несмотря на жару, не была еще тронута золотом, трава и кустарник на склонах оставались свежими, а в лугах, полузаросшие, журчали ручьи. Там и тут из-за деревьев выглядывали колокольни, сверкавшие на солнце в великолепии утра.

Ликование, пахнущее ветром и листвой, завладело мной. И люди, и вещи казались дружественными и понимающими. Казалось, даже крестьяне, работавшие в полях, провожали нас взглядами, полными одобрения, а пастухи в заплатанных одеждах, пася своих овец, играли на дудках, издавая звуки, тоже полные дружелюбия!

Видишь ли, Пьер, есть лишь правда сердца, и моя правда переполняла меня.

Тем временем наши лошади, так быстро, как было возможно, несли нас сквозь толпу странников, двигавшихся в том же направлении, что и мы. Там было немало монахов, в черных и белых одеяниях, вышагивавших по камням босиком. Встречались и жирные аббаты верхом на мулах. Попадались тряские повозки с богатыми носилками, окруженными вооруженным эскортом. Распевающих псалмы паломников, в грубых плащах и с дорожными флягами через плечо, в украшенных раковинами черных шляпах, с посохом в руке, обгоняли купцы, озабоченные деньгами больше, чем молитвой. Их ослы и мулы тащили плотно набитые тюки. Студенты, без всякого багажа, кроме перьев и восковых табличек, шагали бок о бок с солдатами в красиво выделанных доспехах. Бродячие артисты и ярмарочные гимнасты приставали то к одной, то к другой группе путешественников в надежде если не подзаработать, то хоть получить благословение. По обочинам брели нищие, протягивая к нам скрюченные пальцы или культи. Пастухи, с ужасающей медлительностью перегонявшие стада к водопою, окончательно загромождали дорогу.

Так, бок о бок, мы продвигались вперед, изредка обмениваясь словами и часто заговорщицкими взглядами.

Мы встречали на пути и нищие деревни, где из-под копыт лошадей с квохтаньем разбегались обезумевшие куры, и богатые города, такие как Этамп, где мы совершили первый привал в довольно невзрачной гостинице. Множество народа съехалось сюда на ярмарку, и только после многих неудач мы нашли, наконец, приют в глинобитном строении, в каморке под лестницей. Несмотря на грязь, мы были там не так уж несчастливы.

Наутро мы снова пустились в дорогу. На нас обрушилась гроза, вымочив нас до костей, но было не холодно, и мы продолжили путь.

Иногда наше путешествие разнообразили мелкие происшествия. Миновав Тури, мы увидели простоволосую девушку, в одной рубашке, которая вдохновенно, будто во сне, шагала вдоль кромки леса, не слыша бойких шуточек встречных парней.

Давая отдых лошадям, мы останавливались время от времени в какой-нибудь деревушке и пользовались минутой, чтобы съесть кусочек сала, сыра или немного фруктов.

Вехами стояли на нашем пути придорожные кресты, колодцы, фонтаны и пирамиды из плоских камней на пригорках. Дорожные молельни и часовенки с островерхими кровлями сторожили перекрестки, охраняли трудные переходы, освящали опасные места. Они не раз служили нам временным пристанищем или убежищем во время ливня или когда меня захватывала усталость. Помню тишину и запах ладана в этих бедных святилищах, дрожащие в темноте огоньки свечей, освещавших убогий каменный или деревянный алтарь. Я вновь вижу фигуры Христа или скорбящей Богородицы, с благоговением вырезанные из дуба или каштана ножом неизвестного простолюдина.

До самого Тура с нами не случалось ничего неприятного, если не считать капризов погоды да изредка поборов, которые нам пришлось заплатить под угрозой.

Хотя страх перед разбойниками и не оставлял нас, дорога святого Иакова была слишком оживленной, чтобы они отважились нападать там открыто.

Мы постепенно обретали вкус к этому странствию, позволявшему нам жить как заблагорассудится, друг возле друга, без риска и без закона.

Если нам не встречались подходящие постоялые дворы и гостиницы, то благодаря грамоте твоего епископа мы находили пристанище в каком-нибудь придорожном приюте, куда нам растворяли двери наши облачения. Нас принимали как Божьих странников, кормили, укладывали, ободряли. Сколько же людей, Господи, в Твоих домах! Нас окружали кающиеся грешники в темных балахонах с красными крестами, женщины с детьми, другие женщины, чья добродетель вызывала сомнение, больные в грязных повязках, тощие писцы, нищие побирушки и, конечно, бесчисленные паломники.

Помолившись в Орлеане у мощей святого Эйверта, мы переправились через Луару, которая так понравилась мне своим торжественным течением. Мы поклонились на ходу Нотр-Дам де Клери. В Блуа мы оказались на грязном постоялом дворе, но кормили там хорошо. Из уважения к приличиям мы спросили две комнаты, как всегда, когда оказывались в приличном месте. И, как всегда, ты пришел ко мне ночью.

Тур был многолюдным местом паломничества. Мощи святого Мартина, воскресившего трех мертвецов, привлекают туда множество народа. В базилике, посвященной святому, в давке перед богатой резной позолоченной ракой я помолилась с особым жаром о своем ребенке — чтобы родился сын и чтобы он был похож на тебя.

К несчастью, после этого славного города нам пришлось свернуть с римской дороги. Путь святого Иакова с его паломниками шел дальше на Пуатье. Нам же нужно было двигаться в сторону Нанта. Мы вступили на узкую извилистую дорогу, следующую среди лугов и виноградников вдоль течения Луары. Местность вокруг была усеяна укрепленными замками. Повсюду высокомерно возвышались их зубчатые башни. Они виднелись на холмах, и в глубине лесов, и на каждом повороте реки.

Мы знали, что такие крепости нередко служат логовом для грубых и жестоких сеньоров, обогащавшихся за счет незаконных поборов, грабежей, а то и пыток. Мрачные истории приходили нам на память. Следуя южным берегом вдоль широкого русла и любуясь светом, который омывал долину подобно золотой пыли, мы не переставали тревожиться и с подозрением всматриваться в лесные заросли и глухие уголки. К тому же на этой едва различимой дороге, заросшей травами, окаймленной колючим кустарником и изрытой выбоинами, путников было совсем не много. На скользком пути наши лошади то и дело замедляли ход, и меня охватывало беспокойство.

Чтобы ободрить меня, ты пел, столь любимым мной голосом, баллады и кантилены, сложенные в мою честь, или указывал на мелькавшие по обоим берегам скромные ограды монастырей, населенных набожными монахами.