Снежный Цветок и заветный веер - Лиса Си

Когда я решила написать ответ на веере Снежного Цветка, я попросила Тетю помочь мне составить послание на правильном нушу. Целыми днями мы обсуждали варианты. При том, что я была очень решительна в отношении веера, мне следовало быть по возможности традиционной в своем тайном послании. Тетя написала слова, которые устроили нас обеих, и я начала упражняться в каллиграфии, пока она не стала вполне сносной.

Когда я была удовлетворена своим чистописанием, я растерла чернильный порошок на чернильном камне, смешивая его с водой, пока она не стала совсем черной. Я взяла кисточку, держа ее прямо между большим, указательным и средним пальцами, и окунула ее в чернила. Сначала я нарисовала маленький подснежник среди гирлянды из листьев на веере. Для своего послания я выбрана место на складке веера, следующей за той, где было красивое послание Снежного Цветка. Я начала с традиционного вступления, а затем написала фразы, обычные для такого послания:

Я пишу тебе. Пожалуйста, послушай меня. Хоть я и бедна, хоть я и неподходящая для тебя, хоть я и недостойна высоких ворот твоего дома, я пишу тебе сегодня, чтобы сказать, что наш союз был предопределен судьбой. Твои слова заполняют мое сердце. Мы с тобой, как пара уточек-мандаринок. Мы — мост над рекой. Все люди будут завидовать нашему союзу. Да, мое сердце бьется рядом с твоим.

Естественно, я не испытывала всех этих чувств. Как мы могли испытывать глубокую любовь, дружбу и брать на себя вечные обязательства, когда нам было всего по семь лет? Мы даже не встречались, а если бы и встретились, все равно ничегошеньки не понимали в подобных чувствах. Это были просто слова, написанные в надежде, что когда-нибудь они станут правдой.

Я завернула веер и пару туфелек для бинтованных ног, которые сделала сама, в кусок материи. Теперь, когда мои руки остались без дела, мои мысли начали метаться в беспокойстве о многих вещах.

Что если мое происхождение слишком низкое для семьи Снежного Цветка? Что если они посмотрят на мою каллиграфию и поймут, насколько я ниже их? Что если примут мое нарушение традиции за плохие манеры? Будут ли они возражать против такого союза? Эти беспокойные мысли — духи лисицы, как моя мать их называла, преследовали меня постоянно, но я могла лишь ждать, продолжая трудиться в женской комнате и давать отдых своим ногам, чтобы кости срослись правильно.

Когда Мадам Ван увидела, что я проделала с веером, она сначала неодобрительно поджала губы. Затем, после продолжительного молчания, она понимающе кивнула. «Это будет на самом деле совершенный союз. Эти две девочки не только две половинки но своим восьми знакам, они обе настоящие лошади по своему духу. Это будет… интересно». Она произнесла это последнее слово почти как вопрос, что, в свою очередь, заставило меня еще больше заинтересоваться Снежным Цветком.

«Следующим шагом будет заключение официального соглашения. Я предлагаю отвезти обеих девочек на ярмарку Храма Гупо в Шэся для подписания договора. Мать, я позабочусь о перевозке обеих девочек. Идти пешком им придется немного».

С этими словами Мадам Ван связала в узелок веер и туфельки и взяла их с собой, чтобы отдать моей будущей лаотун.

Снежный Цветок

Следующие несколько дней мне было очень трудно сидеть спокойно и залечивать свои ноги, как мне полагалось; я могла думать только о своей встрече со Снежным Цветком. Даже Мама и Тетя были охвачены этим ожиданием и строили предположения о том, что именно нам со Снежным Цветком следует написать в нашем договоре, хотя ни одна из них никогда ни одного договора не видела. Когда паланкин Мадам Ван остановился у нашего дома, я уже была вымыта и одета в простую деревенскую одежду. Мама отнесла меня вниз, потом на улицу. Через десять лет, когда я буду выходить замуж, я совершу подобное путешествие к паланкину. Тогда я буду страшиться новой жизни, расстилающейся передо мной, и горевать от разлуки со всем тем, что мне знакомо. Но ожидая встречи со Снежным Цветком, я испытывала головокружение от нервного возбуждения. Понравлюсь ли я ей?

Мадам Ван открыла дверцу паланкина, Мама посадила меня внутрь, и я очутилась в тесном пространстве. Снежный Цветок была намного красивее, чем я себе воображала. Глаза у нее были, как две совершенные миндалины, а кожа бледная. Было видно, что она не проводила так много времени на улице, как я, в свои молочные годы. Прямо за ней висел занавес красного цвета, и на ее черные волосы падал розовый отсвет. Она была одета в шелковую рубашку небесно-голубого цвета с узором из облаков. Из-под ее штанин выглядывали туфельки, которые я сделала для нее. Она ничего не сказала. Возможно, она нервничала, как и я. Она улыбнулась мне, и я улыбнулась ей в ответ.

В паланкине было всего одно сиденье, поэтому нам пришлось потесниться. Чтобы сохранить равновесие, Мадам Ван села посередине. Носильщики подняли паланкин, и вскоре уже быстро шагали по мосту, который вел прочь из Пувэя. До этого мне никогда не приходилось сидеть в паланкине. У нас было четверо носильщиков, которые старались бежать так, чтобы паланкин раскачивался как можно меньше, но от задернутых занавесок, от жаркого дня, от своего собственного волнения и от странного ритма нашего движения меня тошнило. Я никогда не бывала далеко от дома, поэтому, даже если бы и выглянула наружу, то не знала бы, где нахожусь, и сколько нам еще предстоит путешествовать. Я слышала раньше о празднике Храма Гупо. Кто о нем не слышал? Женщины ходили туда каждый год на десятый день пятого месяца, чтобы помолиться о рождении сыновей. Говорили, что тысячи людей приезжали на эту ярмарку. Все это было за гранью моего понимания. Когда до меня начали доноситься новые звуки — звяканье колокольчиков на конных повозках, крики носильщиков: «С дороги!», голоса уличных продавцов, уговаривающих покупателей купить благовонные палочки, свечи и другие подношения, которые можно было возложить на алтарь в храме, я поняла, что мы достигли места назначения.

Паланкин остановился, и носильщики опустили его, сильно ударив о землю. Мадам Ван перегнулась через меня, открыла дверцу паланкина, приказала нам сидеть смирно и вышла. Я закрыла глаза, радуясь тому, что качка закончилась, и стараясь успокоить свой желудок, когда чей-то голосок высказал мои мысли вслух: «Я так рада, что мы остановились. Мне казалось, меня вырвет. Что бы ты обо мне тогда подумала?»

Я открыла глаза и посмотрела на Снежный Цветок. Ее белое лицо позеленело, как, мне думалось, и мое собственное, но в ее глазах было откровенное любопытство. Она заговорщицки втянула голову в плечи, улыбнулась с таким видом, который, как я скоро узнала, означал, что мы накличем неприятности на свою голову, потеребила занавеску и сказала: «Давай посмотрим, что там снаружи».

Ключом к совпадению наших восьми знаков было то, что мы обе родились в год лошади. Это означало, что мы обе тосковали по приключениям. Она снова посмотрела на меня, измеряя степень моей храбрости, которая, я вынуждена признать, совсем испарилась. Я глубоко вздохнула и быстро передвинулась на ее сторону паланкина. Снежный Цветок подняла занавес. Теперь я могла совместить лица и голоса, которые я слышала, но помимо этого, перед моим взором предстали удивительные картины. Люди Яо соорудили из ткани торговые палатки, украшенные колышущимися кусками материи, куда более разноцветными, чем те, что ткали Мама или Тетя. Мимо нас прошествовала группа музыкантов в ярких одеждах, направлявшаяся на оперное представление. Прошел мужчина со свиньей на привязи. Мне никогда не приходило в голову, что кто-то приводит свиней на ярмарку, чтобы их продать. Через каждые несколько секунд мимо нас проносили паланкины. В каждом из них, как мы предполагали, находились женщины, прибывшие возложить дары Гупо. По улицам сновали множество женщин — названые сестры, которые вышли замуж в разные деревни и могли в этот день встретиться вновь. Они были одеты в свои лучшие юбки и старательно вышитые головные уборы. Они стайками семенили по улицам на своих «золотых лилиях». Там было так много красивого, что надо было впитать в себя, и впечатление от этой красоты усиливал невероятно сладкий запах, который проникал к нам в паланкин, дразня мое обоняние и успокаивая желудок.

«Ты бывала здесь раньше?» — спросила Снежный Цветок. Когда я отрицательно покачала головой, она затараторила: «Я приезжала сюда с моей матерью несколько раз. Мы всегда здесь веселились. Мы ходили в храм. Как ты думаешь, мы пойдем туда сегодня? Наверное, нет. Туда слишком долго идти, но я надеюсь, что мы пойдем к ларьку, где продают таро. Мама всегда водит меня туда. Чувствуешь запах? Старик Цзо — он и есть владелец палатки — делает самое вкусное угощение в уезде».

Она была здесь много раз! Снежный Цветок продолжала тараторить: «Вот что он делает. Он обжаривает кубики таро, пока они не станут мягкими внутри, но твердыми и хрустящими снаружи. Потом он расплавляет сахар на большой сковородке на сильном огне. Ты когда-нибудь ела сахар, Лилия? Эта самая лучшая вещь в мире. Он нагревает сахар до тех пор, пока тот не станет коричневым, потом кидает туда обжаренные кусочки таро и поворачивает их там, пока они не покроются сахарной корочкой. Кладет их на тарелку и ставит на стол вместе с миской холодной воды. Ты не поверишь, до чего горячо таро в расплавленном сахаре. Оно может прожечь дырку у тебя во рту, если ты попробуешь есть его просто так, поэтому его надо взять палочками и опустить в воду. Крак, крак, крак! Так трещит сахар, когда он затвердевает. И когда ты вгрызаешься в него, ты сначала раскусываешь сахарную скорлупу, потом хрустящую корочку таро, а потом добираешься до мягкой середины. Тетушка должна отвести нас туда, ты согласна?»