Падальщик - Александр Авраменко

Парень поднялся из-за стола:

— Ладно, замнём. Спасибо вам за помощь в торговле.

— Может, тебе ещё чем помочь?

Михаил чуть помялся, потом всё же произнёс:

— Хочу на рабов взглянуть. Никогда не видел.

Собеседник скривился:

— И охота же тебе пачкаться? Ладно. Твоё дело. Но учти, они тоже на продукты свой «товар» продают…

— Разберусь. Бывай.

Протянул руку, и мужчины пожали друг другу ладони на прощание…

Глава 4

…Угрюмые, насторожённые лица охранников. Потухшие глаза «живого товара», потерявшего всякую надежду и желание жить… Они уцелели в кошмаре невиданной доселе чумы, и попали в руки тех, кто не считает их за живых существ, за людей. Рассматривая их всего лишь как товар, который можно продать, обменять, воспользоваться, наконец, просто убить, когда надоест. Из прихоти, из любопытства, из беспричинной злости. Товар… И этим здоровенным «быкам» плевать, что каждый из тех, кого они привели на продажу — человек. Такой же, как они, как покупатели, которых, кстати, очень немного, всего-то трое, может — четверо. Да и то, практически все посторонние, присутствующие в этом загаженном подземном переходе — зеваки. Любопытствующие… Это одна половина перехода. И вторая, где находятся свободные, продающие себя на время за возможность выжить в длинную полярную зиму. Эти отличаются от отловленных охотниками на людей. У них, по крайней мере, есть то, чего нет у первых — возможность получить свободу после того, как срок действия договора истечёт. Хотя и меньше надежды на то, что их вообще кто-нибудь купит… Больше шансов, естественно, у женщин. Как-никак, ей гарантированно есть чем платить за своё содержание… К тому же за время, проведённое вместе по контракту, может случиться и чудо — вдруг покупатель влюбится и сделает её своей постоянной спутницей? Мизерная надежда, но… В жизни бывает всякое…

…Михаил прошёл вдоль перехода, внимательно рассматривая «живой товар», что одной, что другой категории. Ему было противно, но разум говорил ему, что одному на острове прожить столько времени невозможно — можно сойти с ума. Что бы там ни утверждали Дефо, Дюма — человек существо стадное, и быть без общения, без возможности перекинуться с кем-либо обычным словом почти девять месяцев и остаться в нормальном состоянии — нереально. Значит, ему нужен собеседник и, по возможности — помощник. Поскольку дел у него на зиму запланировано видимо-невидимо. Чего стоит только разобрать те тонны и тонны всего, привезённого им в своё новое обиталище. И не просто разобрать и определить по местам, а сохранить. Возможно на многие годы… Поэтому он и решился пройти туда, куда ни за что бы не стал соваться раньше… Кого же купить? Мужчину? Есть возможность того, что купленный просто убьёт его, чтобы завладеть бесценным богатством. Значит, надо приобрести женщину. Или девушку. Не слишком старую. Не очень уродливую. Зачем портить глаза, настроение и аппетит при виде страшной, как нынешняя жизнь, старухи? Так что надо себе подобрать спутницу на девять зимних месяцев. Впрочем, как говорится, планы у него самые простые, без всяких матримониальных мыслей. И пошлых, впрочем, тоже… Может быть, вот эта? Давно не мытые волосы непонятного оттенка, грязная, вытертая одежда с неумело пришитыми заплатками… Хм, интересно, готовить-то она умеет? Да и выглядит неопрятно как-то… Прошёл дальше. Так… А это у нас что? С прицепом. У неё ребёнок. Девочка. Пять лет. Самой — двадцать четыре. Старше меня на год. Ох ты ж — забыл, что у меня день рождения был! Так и пропахал всё это время, словно проклятый. С ума сойти… Ладно. Сейчас покончу с этим неприятным делом и устрою себе выходной. Тогда и отпраздную… Так кого же выбрать?..

Он прошёл до конца перехода, где была сделана глухая стена из металлического листа, задумчиво повернулся, снова окинул взглядом освещаемый чадными древними керосиновыми лампами проход, сделал пару шагов и остановился возле давешней грязнули. Та сидела, опустив голову и спрятав лицо за распущенными спутанными волосами серого от пыли цвета. Михаил внимательно взглянул на табличку — это не свободная. Отловлена на побережье. Не говорит. Но слышит. Опаньки… Немая? Или просто… Та, словно что-то почувствовав, вдруг вскинула голову, и парень удивился — да она не наша! Потому и молчит… Просто не понимает, что ей говорят… И улыбнулся своим мыслям — это, пожалуй, будет забавно! Вскинул руку, и тотчас возле них вырос здоровенный «бык»:

— Хочешь купить?

— Сколько?

Громила прищурился, смерив парня взглядом:

— Ты картошкой торговал здесь только что.

— И?

— Мешок. И забирай.

Взглянул в свою очередь на «товар», презрительно скривился:

— Странный ты. Но хозяин — барин. Берёшь?

Михаил усмехнулся в ответ:

— Картошки у меня нет. Кончилась. Могу, конечно, съездить и завтра привезти. Но останется ли эта чумазая здесь до моего возвращения?

Громила пожал плечами в знак незнания:

— Не уверен.

— И я о том же… Может, возьмёшь тушёнкой? Десять банок с армейских «НЗ», и она моя.

— Двенадцать.

— Одиннадцать.

Продавец взглянул в лицо парню и вдруг махнул рукой:

— Десять. И забирай, чтобы я её не видел.

Парень удивился — с чего бы это вдруг так? Он уже даёт больше, а этот внезапно соглашается на первоначальную цену. Но нечто человеческое, мелькнувшее на лице «быка» секунду назад, уже вновь исчезло.

— Давай цену и забирай.

— Пошли к машине.

Тот кивнул, чуть наклонился, ухватил грязнулю за руку, заставил подняться. Та с трудом встала — похоже, что у неё была повреждена нога, поскольку ступала она с трудом и чуть подволакивала левую ступню. «Понятно, почему он сбросил в цене — девчонка не в порядке! Ладно. Вылечим…» Вытащив из-под сиденья «Урала» консервы, отдал их продавцу. Тот протянул бумагу:

— Забирай. У нас всё официально. Вот документы на владение. Теперь ты её хозяин, Бог и царь, как говорится.

Подхватил бумажный пакет из крафтбумаги и неспешной походкой отправился обратно к переходу, а Михаил внимательно рассмотрел свою покупку при свете серого осеннего дня… Девушка была напугана. Это первое. А второе — то ли она была больна, то ли ей просто холодно… Скорее — второе. Поскольку признаков температуры нет, а вот серые губы говорят о том, что бедолага замёрзла… Открыл вновь дверцу кабины, ухватив за тонкое запястье, заставил подняться в машину, усадил на сиденье. Снял с крючка между сиденьями висевший на нём армейский бушлат, набросил ей на плечи.

— Подожди немного.

Захлопнул дверцу снова, чтобы покупку не застудил осенний ветер, и осмотрелся — Джаба, его пса, в переход не пустили, и Михаил просто оставил его наверху. Где же этот пёс теперь болтается?