Как убить рок-звезду - Тиффани де Бартоло

– Нет.

– Голуби – это крысы с крыльями.

Лучше бы она этого не говорила. Мне хватало проблем и без летучих крыс.

Вера оглянулась на нью-йоркскую Публичную библиотеку за своей спиной.

– Я подала документы в Колумбийский университет, – сказала она. – Если меня примут, занятия начнутся в январе. Если к тому времени группа не подпишет контракт, Майкл понимает, что ему придется уйти. – Она взглянула мне прямо в глаза. – Я так хочу.

Мне стало смешно. Удивительная фраза – «я так хочу». Вроде и имеешь право, и готова бороться, а на самом деле она просто о том, чего тебе не хватает.

Я задумалась, чего хочу я. Пальцы нащупали в кармане записку Пола, и в желудке образовалась такая пустота, будто я три года ничего не ела. Потом я вспомнила Адама. Я вспоминала все, что хотела получить от него и чего он никогда бы не смог мне дать. И как-то удивительно все свелось к одному детскому и тайному желанию.

– Песню, – сказала я вслух.

– Что?

– Адам не написал для меня песню.

Вера сосредоточенно смотрела на меня, пытаясь определить, насколько я серьезна.

– Он же был ударником, – сказала она наконец. – Ты ведь сама знаешь, что поющий ударник – это катастрофа.

Это правда. Конечно, если забыть «Romantics», Дона Хенли и Фила Коллинза. А еще такие песни, как «Yellow Submarine» и «Love Stinks». Ударникам хватает работы за установкой. Их обычно даже трудно разглядеть. А у поклонников должен быть визуальный контакт с певцом – так получается гораздо сексуальнее. Но я-то говорила не об этом.

– Все сделаю для парня, который напишет мне песню. Как Бет, или Розанне, или Саре. Или Шароне. Неужели я слишком многого хочу? Стать для кого-нибудь Шароной?

– Высоко берешь, – сказала Вера.

Всю неделю я уходила с работы не раньше восьми часов, но после разговора с Верой у меня испортилось настроение, и перспектива провести остаток вечера в пустой квартире наедине со своими мыслями меня пугал.

Я пораньше улизнула с работы, пошла домой и начала переодеваться, когда услышала, как по лестнице грохочет Пол. Через секунду он стоял в дверях моей комнаты. И ухмылялся.

– Ты дома. Наконец-то.

– Я дома? Забавно, учитывая, что ты не спал в своей кровати уже несколько дней.

– Ах, Элиза. Милая Элиза. А ведь я тебе нравлюсь, разве нет?

Наверное, я слаба, когда дело касается музыкантов. А может, я вообще слаба. Но бесполезно отрицать, что я была очарована этим самоуверенным придурком. А поскольку уже давно никем не очаровывалась, ситуация становилась угрожающей.

Пол выглядел как-то странно. И я не сразу поняла почему: он был с ног до головы одет из «Гэп».

– Знаю-знаю, – сказал он. – Сейчас переоденусь и пойдем.

Он опять появился через несколько минут, сияя, как солнце, в брюках от своего зеленого костюма и в желтой майке с надписью «Мой лимузин работает на джазе».

– Мы сегодня в одном цвете. – Он указал на свою футболку, а потом на мою грудь.

– Не поняла.

– Лифчик, – пояснил он. – Просвечивает. Желтый.

Я назвала его уродом, и он довольно засмеялся, как будто этого и добивался.

– Ты любишь азартные игры? – спросил он, открывая и закрывая все кухонные шкафчики и ящики.

– А что?

– Ничего. Можешь просто ответить?

– Я вообще-то никогда…

– Есть! – Он торжествующе помахал в воздухе пятидолларовой бумажкой, найденной под кучей старых ручек, резинок и пластмассовых приборов.

Он начал торопить меня, как только мы вышли на улицу.

– Давай не тормози и двигай ногами. Мы пропустим первую игру.

– Может, поедем на метро?

– Метро? – Это прозвучало, как будто я пригласила его прогуляться по аду. – Я не поеду ни на чем, что движется под землей. Я проведу там вполне достаточно времени, когда помру.

Обнаружив его слабость, хотя и высказанную с некоторой надменностью, я почему-то опять захотела дотронуться до его груди. До этого у меня никогда и ни с кем не возникало подобного желания, но в Поле было столько энергии и жизни, что мне казалось, его сердце должно стучать как большой барабан. Я хотела почувствовать этот ритм, слиться с ним. Быть им.

– Ну, ты точно педик.

Он засмеялся.

– Предупреждаю: если ты еще раз подвергнешь сомнению мою гетеросексуальность, мне придется привести неопровержимые доказательства прямо посреди улицы.

Я прикусила язык, потому что мне немедленно захотелось проверить, как это будет.

Шесть месяцев – это большой срок.

На улице было очень жарко.

– Ага, – сказал Пол. – Теперь я знаю, как можно тебя заткнуть.

В молчании мы прошли почти полгорода и наконец остановились у невыразительного здания с зеленой вывеской «Центр для престарелых имени Святого Патрика».

– Ты же сказал, что мы идем играть.

– Так и есть.

– Но это богадельня.

– А что, престарелые не могут играть?

– Надеюсь, у них есть кондиционер.

Пол за локоть провел меня через дверь, потом по длинному холлу в большой унылый зал с низким потолком, коричневым тусклым линолеумом на полу и – слава богу! – кондиционером. Здесь пахло мочой и пюре из картофельного порошка.

Мясистая немолодая женщина по имени Мэри-Лу приветствовала Пола, назвав его при этом Вилли. Она сказала, чтобы он садился за пятый стол.

– Патти про тебя уже спрашивала. Она говорит, что никогда не выигрывает, если тебя нет. Патти у нас самая азартная, – пояснила она уже для меня. – И она влюблена в Вилли.

Это, похоже, какая-то эпидемия, думала я, подходя вслед за Полом к другому столу, за которым сидела еще одна толстушка с коробкой табличек «Привет, меня зовут…».

Пол взял черный фломастер, большими жирными буквами написал на табличке «ВИЛЛИ» и приколол ее себе на грудь.

– Что это с твоим именем?

– Моя кличка, – ответил он шепотом. – Не выдавай меня. Мне надо заботиться о своей репутации. Они считают меня воспитателем детского сада.

Я засмеялась.

– Понятно. Ты как раз очень похож.

Он заполнил еще одну табличку и прикрепил ее прямо над моим сердцем, с демонстративной осторожностью стараясь избегать физического контакта. Он проделывал это, глядя мне прямо в глаза, и я почувствовала горячий прилив крови в низу живота.

– Что? – ухмыльнулся он.

– Ничего.

В комнате было несколько столов и по десятку игроков за каждым. Мы уселись за пятый стол. Нашей соседкой была хрупкая женщина с белыми волосами и вампирской улыбкой. Морщины на ее лице напоминали схему автобусных маршрутов Манхэттена.

– Роджер, подвинься. Вилли любит сидеть рядом со мной, – сказала она.

Беззубый Роджер, который казался древнее динозавров, безропотно уступил свой стул.

– Вот моя любимая девочка. – Пол потрепал Патти по щеке.

Я огляделась и обнаружила, что в комнате находились и люди не старше тридцати лет. Вероятно, это были родственники стариков и добровольные помощники.

– Ты сюда часто приходишь? – спросила я у Пола.

– Раз в месяц примерно. Начал, когда только переехал в город, потому что мне сказали, что здесь бесплатно кормят.

Патти заполняла сразу четыре карточки и не пропускала ни одного номера. В первой игре ей не хватило до «Бинго» только одного номера, и она громко выругалась, когда ее опередила афроамериканка с восьмого стола.

– У Бетти болезнь Альцгеймера, и она жульничает, – сообщила она нам. – Вилли, проверь-ка ее карточку.

Во время третей игры Патти потянула Пола за руку и прошипела:

– Скажи Луке, чтобы была повнимательней.

Пол откашлялся и показал пальцем на табличку с моим именем.

– Очень смешно, – сказала я. Потом проверила свою карточку, вскочила и завопила «Бинго!», как будто только что выиграла миллионный джекпот в казино «Цезарь».

Сначала я обрадовалась неожиданной удаче, но когда попыталась получить выигрыш, Пол объяснил, что добровольным помощникам не разрешается зарабатывать деньги на игре. Мэри-Лу вручила мне брелок для ключей и календарь с фотографиями такс, одетых в дурацкие наряды.

Мы закончили играть, когда уже темнело. Пол заторопил меня обратно в Ист-Сайд, обещая показать самый потрясающий урбанистический закат с крыши складского здания, в котором помещалась репетиционная студия «Бананафиш».

Когда мы туда добрались, было почти темно, но ночь оказалась теплой и ясной, и можно было видеть Ист-Ривер и Бруклинский и Манхэттенский мосты. Пол проверял мое знание Нью-Йорка, и я набрала жалкое одно очко из трех: я узнала статую Свободы, но приняла Бруклин за Куинс и Статен-Айленд за Нью-Джерси.

– Я не очень хорошо ориентируюсь, – объяснила я.

– Не очень хорошо? – Пол расхохотался. – У тебя топографический кретинизм.

Я стояла у края крыши. Пол подошел ко мне. Он встал совсем близко, касаясь меня плечом, хотя слева от него было достаточно свободного места.

– Я хотела поблагодарить тебя, – сказала я, чувствуя, что дрожу, несмотря на теплый вечер.

– За что?

– За то, что ты отказался от контракта. За то, что не наплевал на Майкла.