Оправдание Иуды - Сергей Добронравов

Захария дёрнулся, но кадык ткнулся в остриё, застыл, выхрипнул с ненавистью: – Ты там был… Был!.. Ты… кидал!

Чужак издевательски уточнил: – Но ни разу не попал… Зачем же мне портить такую красоту?… И без меня нашлось немало желающих, так? Сын Бен-Акибы…

Чужак тихо засмеялся, неторопливо, снисходительно оглаживая лезвием бородку Захарии. Хотел, было, убрать нож в сапог, но передумал…

Доверительно улыбнулся: – Я сразу, ещё на пристани, понял, что ты её хочешь… поэтому и открыл тебе своё вожделение, тебе… Знаешь? Ревекка была прекрасна… и до неё далеко первым блудницам Аскалона и Тира…

Писец снова и бесполезно дёрнулся. Но чёрная ярость помутила рассудок, и он плюнул Чужаку в лицо, и тот равнодушно и коротко ударил его кулаком с зажатой рукояткой. Голова писца дёрнуло вбок, удивительно, как не свернуло шею…

Чужак спокойно вытер лицо, и привычным движением перевернул нож клинком вниз, договорил лениво: – … а тобою двигала глупая ревность, и она ослепила тебя… а яму под ногами минует тот, кто видит дальше других…

Острие ножа скользнуло под подбородок Захарии, и тот тоскливо замычал, скованный страхом.

Чужак склонился над писцом: – Заткнись! В лицо Танатосу смотреть следует молча… хотя бы этому, вам следует поучиться у римлян…

Послышался едва слышный свист. Чужак поднял голову. Прямо перед ним в воздухе висел ярко-рыжий от костра, алебастровый шарик. Он умудрялся неподвижно оставаться на одном месте, но непостижимо стремительно рос на глазах…

Белый булыжник вмялся Чужаку в переносицу. Чавкающий удар, громкий хруст, голову Чужака опрокинуло назад. Удар был так силён, что голова, уже мёртвая, по инерции вернулась в прежнее положение. Вместо носа зияла вмятина, на глазах заполняющаяся кровью.

Глаза Чужака уже невидяще смотрели вперёд, и в зрачках отразилась фигура с посохом, неспешно приближающаяся к костру. Мёртвый и живой глаза Иуды смотрели в мёртвые глаза Чужака. Писец в ужасе застыл, не в силах оторваться от лица Чужака. Он задёргался под ним, но мёртвый Чужак настолько отяжелел, что только чуть покачнулся. Или слишком тщедушен был Захария, сын Бен-Акибы.

Подошедший Иуда с ходу ударил мёртвое тело в грудь ногой и тиреянин грузно свалился вбок. Иуда, потирая спину, доверительно пожаловался: – Раненный тяжелее вдвое, убитый втрое… а у Иуды больная спина…

Писец, морщась от боли, с трудом сел. Он тяжело, гулко дышал. Его руки и голос дрожали. Он попытался ответить, но язык заикался и отказывал в речи. Захария икнул.

Можно было бы подумать, что он пьян, если бы не знать истинной причины его косноязычия…

Наконец, с трудом успокоенное дыхание связало хриплые, сдавленные слова:

– А я тттебя пппомню… Там… на площади…

Иуда спокойно кивнул и… уселся на тело убитого. Писца отшатнуло, он содрогнулся всем лицом и телом от отвращения. – Как ты можешь? Ты!!! … Ты же оскверняешь себя!..

Теперь Иуда насмешливо рассматривал писца. – Так-так… О скверне заговорил… а кто тут только что собирался выпустить наружу нечестивый сирийский дух? Через дырку в спине, а?

Писец в страхе мотал головой, стараясь отодвинуться от Иуды, но бессильно проскальзывал ногами… И как кажется, действительно пошатнулся рассудком бедный грамотей, всё-таки многовато выпало ему за последние два дня и ночи…

Иуда зевнул. – Устал… посижу немного… пока он тёплый. Мне не помешает его сила. А он был сильный…

Иуда наставительно поднял указательный палец. – И умный! А потом встану и пойду дальше… а ты закопаешь его до восхода…

Захария мутно и бестолково оглядывался, но вот заметил нож и дёрнулся к нему. Иуда невероятно быстро сшагнул с Чужака, даже не разгибая колен, и наступил Захарии на руку и сильно ткнул концом посоха в плечо.

Писца исказило от боли, он схватился за плечо, застонал…

Иуда тем же посохом равнодушно пихнул писца навзничь.

И спокойно продолжил:

– …закопаешь его до восхода, если не хочешь, чтоб утром здесь собрались крикливые… и не вздумай бросать его в воду… всплывёт…

Писец снова начал заикаться, страх перед Иудой убавил его голос до шёпота. – Кккккто ттты? … …

Иуда спокойно возвратился на «своё место», сел на труп Чужака, ответил серьёзно, без тени улыбки: – Я Иуда… безупречный Иуда, рождённый от Симона среди камней, но… похоже, ты не рад мне?

Писец дёргано мотнул головой и вдруг на четвереньках пополз, пополз от костра. Заблевал. Иуда, вздохнув, встал, молча поднял нож и взял Чужака за волосы. Захария поднял на Иуду загаженное блевотиной лицо, и оно исказилось от ужаса. – Нет! Неееет!

Иуда откинул голову Чужака вбок и в одно движение срезал капюшон. Писца свалило с четверенек вбок.

Иуда спустился к берегу, набрал с верхом воды и возвратился к костру. Присел перед Захарией, держа перед собой капюшон, насмешливо протянул: – Умойся… сын Бен-Акибы…

Захария с трудом принял сидячее положение. Иуда наклонил капюшон и Захария радостно захрипел и с животным наслаждением долго мыл лицо и руки…

Костёр почти догорел…

Иуда спросил спокойно:

– Умылся?

Захария дергано кивнул.

Иуда усмехнулся: – Как видно, ты не в ладах с собственной желчью… ешь больше арбуза и козьего сыра… и поменьше смотри на буквы… и найди себе молодую кобылицу. А не сможешь угодить – заплати старухе… Опыт у тебя есть… скриба.

Писец оскорблено вздёрнул подбородок, но Иуда невозмутимо вылил оставшуюся воду ему на голову, и вдогонку, с силой шмякнул промокшим, тяжёлым капюшоном об лоб: – Остынь, сын Бен-Акибы…

Писец стащил с головы обвисший капюшон. Вытер лицо рукавом. Спросил хрипло:

– Почему… ты… спас меня?

Иуда встал, поднял нож, пожал плечами: – Я тебя не спасал.

Захария таращился на Иуду, а тот внимательно осматривал нож, потом перевёл разрубленный свой взгляд на Захарию… и писец снова попытался отодвинуться…

– Не спасал?… Но зачем… тогда…?

Иуда широко замахнулся, и писец панически прикрыл голову, и не увидел, как Иуда закинул нож далеко в воду. Но услышал спокойный голос Иуды. – Сириец солгал.

– Чтооооооооо?

Иуда смотрел на расходящиеся от ножа круги. Кивнул, не оборачиваясь:

– Он не промахивался, он попадал …

Иуда шагнул к костру и улыбнулся правой своей половиной, весело и страшно…

– А вот слыхал я, что Цадок, сын Нелева, скуп настолько, что не заводит при своей лавке ночного сторожа, обходясь собакой… та же голодна так, что не имеет сил даже лаять…

Иуда широко развёл руками, и удивлённо спросил у догорающих углей: – Но кому же тогда умный Захария, гордость семьи и первенец Бен-Акибы, отдал третью драхму?

Писец зажал ладонями уши, но Иуда, присев, ударил его по рукам и те повисли, как плети… и задумчиво продолжал: – Или просвещённый грамотей купил на ту драхму яду у бродячего знахаря из Халдеи? И отравил ту собаку из жалости?…

Захария прохрипел: – Ты… Сатана…

Иуда спокойно встал: – Если на базарах Галилеи я вдруг услышу про мёртвого торговца из Тира, то начну думать, что ты его не закопал… забыл…

Застыв, писец не мог отвести взгляд от мёртвого глаза Иуды, смотрящего на него в упор.

– …и тогда я закопаю тебя живого…

И выплюнул: – …скриба …

Иуда отступил, и ночная тьма бесшумно поглотила его.

Не этот костёр он искал…

7. Костёр

… На пригорке, на фоне звёздного неба, весело горел костёр и ярко освещал двоих, чинящих сети. Было ясно, что эти не от кого не таились. Иуда приблизился. По бесшумному, по Иудиному… И разглядел двоих, того, кто постарше, неторопливого в словах и жестах. И второго, юного и порывистого. И услышал, как старший спросил младшего…

– …И как же он крестил тебя, Иоанн?

Тихо и мелодично рассмеялся Иоанн.

– Водою, брат мой Иаков!

Взволнованно добавил: – …но обещал, что за ним придет новый… но тот будет крестить уже Духом святым и Пламенем!

Иаков недоверчиво пожал плечами: – Что же это? Одних водою, других огнём, путано больно…

Иоанн нахмурился, но совсем по-детски, не страшно: – Ну что ты не понимаешь, Иаков? Креститель наш через воду призывал к покаянию, а кто не покается, того испепелит гнев Господа нашего!

Иаков облегчённо вздохнул, подмигнул. – Видать, нас обойдёт небесная кара, каждый день в озере крестимся…

Шутливо хлопнул Иоанна по плечу и братья весело рассмеялись. И тихо усмехнулся Иуда. Иоанн испуганно оглянулся. Иуда удивлённо покачал головой и отступил подальше… сел на песок, и застыл, неотличимый от дюн. И закрюченный посох слился с ветвями кустарника.

Иоанн встревожено прислушался…

– Иаков, брат мой, ты ничего не слышал?

– А что я должен услышать? – Будто кто-то смеётся над нами…

Иаков пожал плечами. – Откуда здесь взяться чужому? …Верно, ветер играет с сухим песком…

Иоанн успокоился, и вернулась его мечтательная улыбка. Шёпотом он поделился с Иаковом: – Знаешь, что запало на сердце? Я видел! Видел, как он крестил нашего равви!!! Но сперва я услышал отказ!