Яранг — Золотой Зуб - Борис Рябинин

Крызин делал из него зверя, но добро неистребимо, и Яранг остался Ярангом.

И вот теперь они шли вместе, два близких друг другу существа, так исстрадавшиеся оба, и испытания для которых еще не окончились. Сперва она впереди, он позади; потом — рядом; потом она тащилась за ним. Шатались оба, но у Яранга запас прочности был все же неистощимее. Он теперь вел хозяйку, а она лишь покорно следовала за ним.

Мудрый Яранг, судьба посылала тебе одно испытание за другим, но ты побеждал их, преодолевая все препятствия! Ученые, вероятно, долго еще будут гадать, проделывать бесчисленные опыты, пытаясь уяснить, как животные находят дорогу к дому или близкому человеку, проявляя поразительное чувство ориентировки в самых, казалось бы, сложных условиях. Ведь если пес до конца предан, он не потеряется. Найдет хозяина даже через несколько лет, преодолеет громадные разделяющие их расстояния. Такие примеры бывали. Известен случай, когда собака пропутешествовала два года и нашла то, что искала, а именно семью, в которой была выращена. Так что ничего сверхъестественного во внезапном появлении Яранга не было.

Пока не началась метель, Елена Владимировна еще как-то ориентировалась. Но потом разразился такой снегопад, какого она не видала со времен юности. Казалось, и природа решила проверить их: выдержат? не упадут? не сдадутся?

Не сдавались. Не сдадутся! Но с каждым шагом решимости, уверенности в этом становилось все меньше и меньше. Если б не Яранг, Елена Владимировна, наверное, давно бы легла в снег. У нее уже появились галлюцинации, она грезила наяву.

В сверкающий иней одетаСтоит, холодеет она,И снится ей жаркое лето —…та-та, та-та-та, та-та-та…

Откуда это? Мучительно она старается припомнить… Ах, да! Ну, конечно! Некрасов, «Мороз — Красный нос». Ведь учили же… А как дальше?

И снится ей жаркое лето…

Странно: она сейчас видит то, о чем говорится в стихах…

Когда слабеют силы, память почему-то обостряется, яркие, точно было вчера, вспыхивают воспоминания, вереницы их проносятся в короткий миг, и начинает обволакивать какая-то непонятная, удивительная опасная тишина, коварная, как ловушка…

Елена Владимировна пришла в себя оттого что Яранг, повизгивая жалобно, опять лизал ее лицо. Язык у него был горячий, мягкий и чуть влажный, прикосновения его были приятны. Она лежала на снегу, а пес стоял над нею, лизал и подтыкал носом, не давая уснуть, принуждая подняться.

И он все-таки заставил ее встать.

Шли. Тащились. Останавливались, передыхали. Снова шли. Сколько раз она падала и сколько раз подымал ее Яранг, не сосчитать. Она была вся в снегу. И он обмерз до ушей. Снежная мгла как будто начала редеть. Доносился какой-то гул, точно раскаты грома. Но откуда зимой быть грозе?

Вот и вовсе выяснило. Но сразу резко похолодало. От Яранга повалил пар, как от загнанной лошади, а тело Елены Владимировны налилось жаром и одновременно зябью. Начался озноб. Она еле удерживалась, чтобы не стучать зубами. А потом не смогла…

Ее трясло беспрерывно, беспощадно. Яранг то и дело оглядывался. Взглянет, убедится, что хозяйка еще идет, и опять утюжит брюхом снег, оставляя за собой широкую овальную борозду.

Все. Прощайте все. Она сдается…

Видения, видения. Детство, отец, мать. Опять томик стихов со знакомым портретом исхудалого человека на фронтисписе…

Что за странный звук, надрывный, щемящий? Он забивает ее голос, нельзя продолжать чтение. Ага, это воет Яранг. Тяжело… Какая тоска в этих звуках… Будто по покойнику… Опять тишина. Вой прекратился. Так лучше. Но кто душит, давит ее, навалился всей тяжестью… Да пустите же, пустите! Не дамся! Все равно ничего не скажу! Пустите!

Пу-у-у-сти-и-те-е-е!… Не хо-о-чу-у-у!

— Ты слышал? — сказал один из двоих. — Кто-то выл!

— Волк, наверное, — отозвался его спутник. — Их теперь тут хватает, жрут мертвечину…

Эти двое были передовым отрядом разведчиков. Они шли на лыжах, в маскировочных халатах, делавших их белыми привидениями.

Их, и в самом деле, можно было принять за привидения: в немецком тылу — бойцы советского лыжного батальона! В то время, когда переходили линию фронта, на другом его участке командование предприняло отвлекающие действия. Поэтому и донесся рев пушек до слуха измученных Яранга и Елены Владимировны.

Враги не держали здесь сплошную оборону, надеялись на болота. Когда ударили морозы, болота перестали быть помехой. В одно из таких «окон» и проникли бойцы на лыжах. Разведка имела целью связаться с партизанами, прощупать у противника пути подвоза подкрепления.

— Жарко, — сказал первый. Они находились в походе уже несколько часов и еще ни разу не дали себе отдыха.

— Тепло, — согласился второй. Откинув капюшон халата, он снял шапку-ушанку и исподней стороной ее вытер пот со лба, затем пригладил рукавицей светлые, как ржаная солома, волосы.

— Слушай, наши, наверное, уже недалеко…

— Погоди, — прервал светловолосый.

Снежный бугорок впереди вдруг зашевелился, распался и из середины его поднялся зверь, весь заиндевелый, страшный… Несколько секунд светловолосый всматривался, как бы не веря глазам, затем кинулся к нему с возгласом:

— Яранг! Дружище!

Глава 16. ВОЕННАЯ СЛУЖБА ЯРАНГА

Теперь в нашем повествовании должно пройти примерно три месяца. Как мы убедимся далее, эти три месяца не были потеряны даром. Девяносто дней — не такой уж большой срок, но когда война — повороты в судьбах бывают самые неожиданные.

Если бы кто из читателей в один из этих девяноста дней очутился в одном специальном учреждении, то увидел бы на одной из многих клеток табличку:

Яранг, рождения 1939 года.

Пол — кобель. Порода — немецкая овчарка.

Служба — десантно-диверсионная, специальность — подрывник.

Что же, значит, Яранг опять попал в беду, опять он за решеткой, пленник? Несчастное животное…

Не пугайтесь. На этот раз очередная перемена, случившаяся с Ярангом, привела его в лагерь друзей, а не врагов. Каждый день ему приносят свежую вкусную пищу в чистом бачке, меняют воду, подстилку из сена. О нем заботятся, его берегут, хотя взамен и требуют нечто такое, чего прежде с ним не бывало.

Превратности военного времени!

Крызина они сделали прямым изменником, тем самым окончательно обнажив его подлую натуру. Других, чья сокровеннейшая сущность — в самопожертвовании и мужестве, сделали героями.

Так получилось и с Ярангом. Давно ли пес числился обыкновенной, скромной гражданской собакой; но втянутый в силу обстоятельств в водоворот чрезвычайных происшествий и вынужденный отстаивать в жестокой борьбе жизнь свою и друзей, показал, что способен на многое, может быть не только преданным другом, но и настоящим помощником человека.

С той встречи в немецком тылу Яранг и Алексей уже не расставались. Городок их находился во власти врага — куда возвратить Яранга? Их вместе, по просьбе Алексея, зачислили в часть специального назначения.

Но прежде им пришлось пройти специальное обучение. Кроме того, Ярангу требовалась серьезная поправка.

Пес был настолько худ, точно его спрессовали, и напоминал растение, побывавшее между листами книги. Изменилось даже выражение глаз. На него было больно смотреть.

Он долго не давал притронуться к себе, взвизгивал от малейшего прикосновения, — должно быть, болело все тело.

— Здорово, брат, обработали тебя, измордовали, исполосовали, не дай бог никому, — говорили курсанты училища, в стенах которого находился теперь и Алексей Белянин.

— Отощал-то как… Не кормили видать, совсем!

— Сам не ел, наверное. Тосковал…

Его жалели все, кто бы ни увидел.

— Моралите для молодежи, — сказал начальник училища. Он любил иностранные словечки. — Если такое могут сделать с собакой, так чего ждать людям?

Логика в общем-то правильная: известно, что захватчики были больше заинтересованы в сохранении материальных ценностей, нежели людей. Породистая собака относилась к материальным ценностям.

Вскоре здоровый организм взял свое — пес стал быстро поправляться, набирать тело. Но теперь это был какой-то другой Яранг. У него появились новые черточки в поведении, изменился характер. Остались неприветливость, недоверие к людям. Он мог ощериться внезапно, без видимой причины, а потом так же быстро успокоиться. Крызин оставил след в собачьей душе. Ведь все, что есть в собаке, хорошее и плохое, все идет от людей. Лишь Алексею Белянину Яранг повиновался беспрекословно, был предан до корней волос. За него пошел бы в огонь.

Вот когда началась мужская выучка, суровая и требовательная! Теперь пес получал высшее образование; а все, что он пережил, подготовило его к этому, закалило стойкость.