Без Любви - Б. Седов

- Я понял тебя, - четко ответил он, - я ховаюсь тут девяносто шесть часов и, если тебя нет, возвращаюсь в Москву. А свечку я сам тебе поставлю, не беспокойся. Все правильно?

- Да. Все правильно, - ответил я и встал.

Он тоже встал.

Ах, как не хотелось мне идти в зону!

Как было бы хорошо, если бы не было ни побегов этих, ни убийств, ни общака краденого, ни этого пидора Арцыбашева, ничего!

И лежал бы я на морском песочке, талия в корсете… Эх, бля!

Но, как говорится, если бы у бабушки были бы яйца, она была бы дедушкой.

Я достал из блока четыре пачки "Мальборо", по одной на каждый из отпущенных мне мною самим дней, рассовал их по карманам ватничка моего и, посмотрев на стоявшего напротив меня Санька, неожиданно для самого себя протянул ему руку.

Возможно, для уголовника ручкаться с фээсбэшником и западло, но тут как-то так получилось. Да и никто этого не видел. Ладно.

Его рука была твердой и сухой.

Я повернулся и быстро пошел в сторону зоны, чувствуя себя, как приговоренный, идущий к эшафоту, где его ждет равнодушный палач с большим и тупым топором. И надеялся только на то, что одновременно со мной на эшафот взойдет гонец, несущий высочайшее распоряжение о помиловании.

Глава третья

Апрель 1988 года, Афганистан

Командир отдельного батальона Студеный снял куртку и бросил ее на стул. Что-то тихонько звякнуло, покатилось по полу. Он недоуменно нахмурился и посмотрел под ноги. Потом вспомнил. Трофей! Кольцо, снятое с трупа. В суете, вызванной отходом с места операции и транспортировкой ящика, мелочи вылетели из головы.

Студеный взял со стола лампу и, держа ее в руке, присел на корточки. Пропажа долго не находилась. Пришлось шарить под кроватью, заглядывать в щели. Уже когда хотел прекратить поиски, кольцо неожиданно подвернулось. Лежало себе на самом видном месте, поблескивало розовым камушком. Студеный поднял, распрямился. В пояснице стрельнуло - то ли радикулит, то ли еще какая-то хренотень. Растер поясницу, машинально подумал, что надо бы показаться врачу. Подбросил легкое кольцо на ладони и поставил лампу на стол.

Прежде чем завалиться на койку, налил полстакана разведенного спирта. Накрыл его куском лепешки с острым, типа аджики, соусом. Замер, вспомнив про второе кольцо. Совсем голова стала дырявой! Ладно, сегодня это можно объяснить пережитым напряжением…

Студеный лег на кровать. Стакан с выпивкой поставил на пол, в таком месте, чтобы легко дотянуться. И стал разглядывать трофеи.

Через его руки прошло не так уж и много ювелирных изделий, но кое-что он в этом смыслил. Опыта хватало, чтобы с уверенностью заявить: колечки золотые, сделаны не очень давно и особой ценности не представляют. То, что без камушка, совсем тонкое, и какой-то странной формы: одна грань закруглена, вторая - острая, прямоугольная. Так и кажется, что оцарапаешься, если неудачно проведешь по ней пальцем. Снаружи - какие-то косые полоски, изящества не прибавляющие, и арабские буквы внутри…

Да, а что там внутри? Как Студеный ни напрягал зрение, а увидеть не получалось. Палец ощущал какую-то шероховатость, но глаза буксовали, только и смог определить, что циферки выбиты. Проба, наверное! Что же еще? Выругавшись, Студеный отложил кольцо и выпил спирта. Закусил лепешкой с острым соусом, достал из брючного кармана пачку "Мальборо", размял сигарету, но прикуривать обождал, занялся вторым кольцом. Тем, что было с розовым камнем.

Оно тоже выглядело странновато. Если у первого только одна грань была острой, то у этого - обе, и из них выпирали какие-то тонюсенькие штырьки. Уколов палец, Студеный вздрогнул и похолодел. Яд?! Сразу вспомнился труп толстяка-доминиканца, прежнего носителя кольца. Отчего он скопытился?

Студеный сунул палец в рот, чтобы отсосать заразу, но ничего не получилось. Кожа была проколота неглубоко, так что кровь не выступила. Когда прошло время, а самочувствие не ухудшилось, он перевел дух. Нащупал стакан, маханул остатки теплого спирта. Он проскочил, как вода, ни закусывать, ни занюхивать не пришлось.

Ну, дела…

Надев кольцо на так и не прикуренную сигарету, комбат встал с кровати и прошел к столу. Выдвинул ящик и долго, ругаясь, переворачивал его содержимое. Как всегда, под руку попадалась всякая никчемная дрянь. Наконец, из-под старых писем и мотка шпагата он вывернул лупу на длинной ручке. Протер стекло рукавом тельника и, все так же держа трофей на сигарете, приступил к его изучению, в первую очередь обращая внимание на торчащие в стороны четыре микроскопических отростка.

Никаких отверстий в них не наблюдалось. Просто овальные заусенцы длиной в полмиллиметра… Слишком ровные и слишком одинаковые для того, чтобы быть оплошностью мастера. Какой в них смысл? Непонятно. Явно не для красоты сделаны! Расшатав крепление, Студеный вытащил камень. Если под ним и располагался резервуар с ядом, то вся доза должна была уйти на толстяка-доминиканца.

Но теперь, приглядевшись и успокоившись, комбат в отраву не верил.

На внутренней поверхности кольца были выбиты цифры: 7019. Такой пробы быть не могло! И вряд ли какой-то производитель ставит такое клеймо. Вдохновленный открытием, Студеный наконец закурил, выпил и, закусывая лепешкой, взялся за второе кольцо. Теперь, при помощи лупы, он явственно видел четыре цифры на внутренней стороне: 3626. Более того, стали заметны и четыре крошечных впадины с той стороны, которая не была закруглена. Осененный догадкой, комбат сложил кольца вместе. Когда выступы совпали с углублениями, золотые половинки слились в одно целое. Щель между ними стала практически незаметной, косые полоски на внешней стороне совпали, а изнутри стало видно, что цифры сложились в единую линию, выбитую чуть наискосок.

7019 3626. Что это за фигня?

Студеный бухнулся на кровать. Сомкнутые половинки, уже не боясь, держал перед собой, вертел так и этак. Алкоголь, до того блокированный испугом, теперь возымел свое действие, и в голове комбата роились самые фантастические предположения. Сколько они отхватили? Два миллиона? Тьфу, мелочовка! Зуб можно поставить, что этот перстенек стоит значительно больше!

Ясно, что какой-то части не хватает. Скорее всего, одной, а не нескольких. Значит, что получается? Одна часть была у казначея, везшего деньги. Одна у… У кого? Кем был передний пассажир джипа? Хрен с ним, назовем экспедитором! Значится, вторая была у экспедитора. А третья - наверняка у получателя денег. У полевого командира Кемаля. И на ней, наверняка, выбиты еще четыре цифры. В сумме - двенадцать. Что означает это число? Номер банковского счета? Шифр для доступа в хранилище ценностей? Что-нибудь из этой оперы, однозначно.

Студеный вздохнул. Помечтали - и хватит. Только расстраиваться! Кольца можно оставить на память, но другого применения им не найти. Разве что отдать в разведотдел. Ребята там ушлые. Пусть ковыряются, выясняют. Если напрягутся по-настоящему, то загадку эту щелкнут, как орех. Сам Кемаль им все объяснит. И лично проводит к хранилищу, передаст горы богатств на благо ЦК КПСС. А заодно поведает и о том, как пропали два миллиона…

Студеный перевернулся на спину. Одновременно с движением тела изменилось и направление его мыслей.

Они с Арцыбашевым долго спорили, как поступить с ящиком. Комбат хотел открыть его немедленно, любым способом. Разведчик предлагал не торопиться. После того, как самая тяжелая часть плана оказалась реализованной, между офицерами возросло взаимное недоверие. Каждый подозревал другого в подвохе. Но прийти к соглашению им, в конце концов, удалось. Решили переправить деньги в Душанбе и спрятать там до лучших времен на одном из военных складов.

Надежных людей знали оба, так что опять родился спор, к кому именно обратиться. Каждый настаивал на своем протеже, но сошлись на кандидатуре Тохтамбашева как наиболее удобной во всех отношениях.

Чарры Каримовичу Тохтамбашеву доверять было можно…

Он происходил из беднейшего рода и всего добился своими руками. Вместе со Студеным учился в Киевском высшем общевойсковом командном Краснознаменном имени М. В. Фрунзе училище, потом долго служил в Сибири и на Дальнем Востоке. Как и Студеный, добровольцем напросился в Афган. Там провел всего несколько месяцев. Сначала отличился в боевой операции, потом был тяжело ранен. Долгое время провел в госпиталях, но сумел избежать увольнения по состоянию здоровья. За капитана-орденоносца вступились влиятельные земляки. Последовал перевод в Душанбе, подыскалось и теплое место начальника тыла дивизии.

Студеный вспомнил курсантские годы. Тохтамбашев всегда был в центре внимания. К нему с особой придирчивостью относились как преподаватели, так и сокурсники. Поблажки никто не давал, приходилось учиться без дураков. Какие бы трудности ни выпадали, Тохтамбашев не жаловался. Круглым отличником, конечно, не стал, но показатели имел очень приличные. И в мужском коллективе сумел себя показать. В роте он был единственным нацменом, так что сперва пришлось тяжко. Желающих поучить "узкоглазого" было достаточно, но Тохтамбашев не подкачал. Достойно выдержал все испытания, а там и друзья появились. И перекрестили Тохтамбашева из трудно произносимого Чарры в простого Жору. Одним из первых, кто с ним сошелся, как раз был Студеный. В этом был корыстный интерес, у Студеного учеба не ладилась, а Жора всегда мог дать списать и доброжелательно объяснить то, что не ясно. Начало многолетней дружбе было положено, и даже потом, когда судьба разнесла по разным гарнизонам, они не теряли друг друга из вида.