Остров Тасмир - Валерий Язвицкий

Привязанная сбоку к первому плоту лодка вдруг заплясала и запрыгала, как поплавок. Второй плот медленно, но сильно идет на нее, угрожая корме. Вот он коснулся кормы, носом прижал ее к первому плоту. Лодка затрещала и начала как-то странно вся разворачиваться. Вдруг с резким треском она разлетелась в куски, и плоты сдвинулись вплотную, дрогнув и закачавшись.

Прошло еще несколько минут, но плоты стояли неподвижно, и только пена и струйки воды около них показывали быстроту течения.

Семен Степаныч и Анна Ивановна вместе с прибывшими стали отвязывать другую уцелевшую лодку, большую и длинную. Усевшись в нее, они ухватились руками за канат и начали быстро подтягиваться по нему к берегу.

— Ур-p-pa! — приветствовали их с земли.

— Ур-ра! — отвечали они, продолжав изо всех сил подтягиваться по канату.

Минут через двадцать они выскочили на берег и, обмениваясь на ходу приветствиями, принялись вертеть ворот. Работали все без исключения, даже подростки, и плоты медленно ползли к берегу.

— Якорь есть? — крикнул Грибов, закрепляя вместе с Рукавицыным ворот.

— Есть, — отвечал Орлов, — на железной цепи. Они быстро вырыли и вырубили яму в довольно твердом грунте берега и на лодке завезли с плота якорь. Дружными усилиями, подкладывая жерди, они перекинули якорь на землю, пододвинули и заложили его в яме. Потом как можно лучше укрепили цепь на плоту.

— Ну, теперь не грех и отдохнуть, — сказал Рукавицын, вытирая пот.

XII

После пережитых волнений все были в приподнятом настроении. Анна Ивановна, крепкая и гибкая, как тростник, являлась центром внимания.

— Что за важность, — отбивалась она от похвал, — не такие штуки приходилось проделывать на Волге, когда в непогоду мы с мужем переправляли нелегальную литературу.

— Да, это было отчаянное дело, — вмешался Успенский, — мы должны были осенней ночью прицепиться на лодке к идущему мимо пароходу и принять товарища с тюком литературы.

Начались расспросы, но их прервал Орлов:

— Чорт возьми, — крикнул он, — я на радостях совсем забыл сказать о товарищах. Я ведь запоздал на сутки, а к вечеру как раз приехали от Лазарева из Енисейска Зотовы, Ермолай Иваныч и Дарья Иннокентьевна. Честь имею представить, — закончил он шутливо, — нашего полку прибыло.

— Зотов? Ермолай? — воскликнул Рукавицын, подбегая ближе. — Наборщик из нелегальной типографии?

Зотов пристально уставился на Рукавицына и, вдруг просияв, обнял его.

— Семен, — говорил он радостно, — ты жив, а Лазарев ничего не сказал мне…

— Жди от него нежностей!

— Ты загорел, оброс бородой, сразу и не узнать…

— Да и тебя трудно узнать, — отступив от него, весело смеялся Рукавицын, — больной, худой был, кашлял, а теперь здоровяк, борода рыжая лопатой. Купец, а не наборщик.

— Это я здесь поправился, на чистом воздухе, продолжал Зотов, — а это жена моя, сибирячка, здесь женился….

— Сказать? — неожиданно подмигнул Орлов молодой жене Зотова.

Та покраснела и потупилась.

— Он всю дорогу надо мной насмешничал, — сказала она низким грудным голосом.

— Дарья Иннокентьевна, — возглашал, как дьякон, Орлов, — привезла с собой са-аммо-варр и при-то-ом ве-е-едерр-ны-ый!

Все засмеялись, а Варвара Михайловна серьезно вступилась.

— И умно сделала. Если бы я раньше догадалась, то захватила бы тоже.

— Ну, а как вы ехали? — спросил Грибов. Орлов тотчас же предратил шутки и дал следующий отчет:

— Дело в том, — говорил — он, — что я случайно задержался у Шнеерсона. Он кое-что упаковывал для нас из своей аптеки. Я уже собирался итти, как пришли Зотовы. Они приехали на пароходе из Енисейска и привезли от Лазарева… Ах, чорт возьми, — перебил себя Орлов, — ну, и память дырявая! Совсем забыл о письме!..

Он протянул письмо Грибову, тот разорвал конверт и прочел вполголоса:

«Дорогой Лев! Отправляю тебе спешно товарищей Зотовых и думаю на этом закрыть список членов нашей колонии. Я присоединюсь к вам, как только получим все нужное из-за границы. Сам и привезу. Пока же посылаю то, что смог достать здесь, в Енисейске, согласно твоему списку. Кроме того, нашел токарный станок для металла, правда, ручной, и такой же для дерева. Добыть это было дьявольски трудно, помог случай. Посчастливилось также купить довольно дряхлый паровичок в десять лошадиных сил, работал он на лесопилке.

Привет тебе и всем товарищам. Сергей».

Письмо это взволновало Грибова, и он дрогнувшим голосом воскликнул:

— Втройне счастливый день! Приехали вы, привезли очень важные вещи, а мы тут нашли слюду и уголь!

— Теперь мы завинтим дело, — подхватил Ру-кавицын, — только с жильем скорей надо орудовать. Ну, да рук у нас хватит.

— Только Льва Сергеича мы освободим, — вмешался Успенский, — довольно с него его книжки и лаборатории.

Грибов рассмеялся и шутливо попросил:

— Все же разрешат мне товарищи, если я захочу потаскать бревна или покрутить ворот?

— Это мы увидим, — сказал Рукавицын с важностью, — До окончания построек вся власть принадлежит мне. Как прикажу, так и будет…

— Да будет вам дурачиться, — перебила их шутки Варвара Михайловна, — пусть лучше Орлов расскажет, как они ехали.

— Да ничего интересного, — снова начал Орлов, — сидели на плотах, рыбу удили, а больше ели и пили чай из ведерного самовара, и при этом Дарья Иннокентьевна…

— Опять вы, — запротестовала Зотова.

— Ну, ладно, не буду, — продолжал Орлов. — Дело шло гладко, а все же одна неприятность вышла. В проводники мы взяли вороватого самоеда, звать как-то мудрено, где-то тут вот живет, около Дудинки, Так вот этот каналья доехал с нами до Толстого носа, где нас опять туманом прихлопнуло. Плыли мы вслепую, а когда туман сбежал, то оказалось, что и самоед наш сбежал. Слямзил, стервец, самую легкую лодочку да кстати новенькую сеть и топор прихватил. Очутились мы без руля и ветрил, куда плыть, не знаем, да и где плывем, тоже не знаем. Хорошо, что Рукавицын нас доглядел, а то бы прямо в Ледовитый океан продрали, — закончил он, смеясь, — вот и все.

— Ну, что самоед удрал, — заметил Рукавицын, это и лучше. Чорт с ним, иначе бы такой фрукт нам больше хлопот наделал. Теперь же пока никто не знает, что мы здесь.

— Ну, об этом скоро пронюхают, — возразил Орлов.

— Конечно, — сказал Грибов, — но нам важно раньше этого стенами огородиться. Пусть знают, что мы живем здесь, только бы не знали, что у нас есть и что мы делаем.

XIII

Целая неделя ушла у колонистов «Крылатой фаланги» на перевод плотов, переноску вещей, бревен и досок к тому месту берега, где были открыты слюда и каменный уголь.