Голливудский участок - Джозеф Уэмбо

Таким образом, преданный городским руководством личный состав потерял былую славу самого компетентного, неподкупного и знаменитого городского управления полиции и оказался вынужден подчиниться пришлым назначенцам. Они могут прийти в полицейский участок и, образно говоря, перевернуть его вверх дном, угрожая расправой непокорным, мешая вести профилактическую работу, которая до скандала с Родни Кингом и Рампартским участком была отличительной чертой Управления полиции Лос-Анджелеса.

Разумеется, была создана новая комиссия по делам полиции, которую возглавил бывший руководитель Городской лиги Лос-Анджелеса. Перед своим назначением он сделал заявление газете „Лос-Анджелес таймс“. Цитирую: „В Управлении полиции Лос-Анджелеса существует давно установившаяся культура, когда некоторые офицеры, считая, что действуют с молчаливого одобрения руководства, издеваются и даже убивают афроамериканских юношей и мужчин“. Конец цитаты.

Эта необоснованная и грубая расистская клевета, очевидно, на руку нашему новому мэру, выходцу из Латинской Америки, который, утверждая кандидатуру председателя комиссии, заявил, что борется за гармонию в кипящем расовом котле, в котором полиция должна выполнять свою работу. — Энди, готовясь к заключительному аккорду, еще раз посмотрела на теперь уже озадаченные лица. — Все контролеры, назначенные после преступлений нескольких полицейских, поддерживаемые циничными политиками, подстрекаемые желтой прессой и оголтелой политкорректностью, а кроме того, стоящие налогоплательщикам миллионы долларов, дали ответ на вопрос, заданный римским поэтом Ювеналом еще в первом веке нашей эры. Его тоже волновали надругательства над правоохранительными органами, поэтому он спросил: „Кто стережет самих сторожей?“ В Управлении полиции Лос-Анджелеса более девяти тысяч офицеров знают ответ: „Все, кому не лень“». — С этими словами Энди повернулась и посмотрела на Англунда. Тот просматривал бумаги, лежавшие у него на коленях, с таким видом, будто не слышал ни слова. Тогда она спросила слушателей: — Есть вопросы?

Долгое время все молчали, потом одна азиатка, миниатюрная молодая женщина, ровесница сына Энди, спросила:

— Вы коп?

— Да, я коп, — ответила Энди. — Работаю в Управлении полиции Лос-Анджелеса, в которое поступила еще тогда, когда была в вашем возрасте. Есть еще вопросы?

Студенты переводили взгляд с настенных часов на профессора и обратно на Энди. Наконец Англунд сказал:

— Благодарю вас, миссис Маккрей. Благодарю вас, леди и джентльмены, за ваше усердие и внимание. А теперь, когда весенний семестр близится к завершению, почему бы вам не пойти погулять?

Последние слова профессора вызвали улыбки, смешки и даже аплодисменты. Энди уже собиралась уходить, когда Англунд произнес:

— Миссис Маккрей, задержитесь, пожалуйста, на минутку. — Он подождал, пока остальные студенты выйдут, и встал перед ней, сунув руки в карманы вельветового пиджака.

Его хлопчатобумажная рубашка была очень мятой, и вдруг Энди подумала, что у его жены нет гладильной доски. Седые волосы Англунда поредели, сквозь них проглядывала усыпанная перхотью розовая кожа. Ему было не меньше семидесяти.

— Почему вы до самого конца ничего не рассказывали нам о своей жизни? — спросил Англунд.

— Не знаю, — ответила она. — Возможно, мне нравится надевать костюм Бэтмена, только когда на город опускается ночь.

— Давно посещаете занятия?

— С перерывами — лет восемь.

— За все это время вы никому не говорили, где работаете?

— Нет, — ответила она. — Я любительница хранить маленькие секреты.

— Прежде всего, миссис Маккрей… или мне следует называть вас «офицер Маккрей»?

— Детектив, — сказала она.

— Прежде всего должен сказать, что ваша работа содержит утверждения, которые вы не сможете подтвердить, плюс собственные субъективные оценки. Тем не менее я не думаю, что вы расистка.

— Спасибо и на этом. Это по-нашему, по-белому, если мне позволено так выразиться. — И подумала: «Прощай степень с отличием. Хорошо еще, если он поставит три с минусом».

— Извините, — улыбнулся Англунд, — если мои слова прозвучали снисходительно.

— Наверное, им было до смерти скучно, — предположила Энди.

— Дело в том, что студентам глубоко безразличны гражданские свободы, злодеяния полиции и правоохранительных органов вообще, — сказал Англунд. — Более половины не могут даже понять, о чем идет речь в газетных статьях. Их интересуют плейеры, сотовые телефоны и премьеры фильмов. Большинство представителей поколения студентов дома не читают ничего, кроме глянцевых журналов, и вряд ли способны думать о чем-то более серьезном, чем загрузка видео из Интернета. Да, я считаю, вы не смогли их расшевелить, как, очевидно, намеревались.

— Наверное, мой сын такой же, — сказала она, представляя, как ее три с минусом превращаются в единицу с плюсом.

— Он студент?

— Солдат. Решил пойти в армию вслед за двумя своими друзьями.

Англунд несколько секунд изучал ее, потом спросил:

— В Ираке?

— В Афганистане.

Несмотря на недостатки в докладе, на меня произвела впечатление ваша личная заинтересованность. Вы являетесь частью организации и чувствуете настоящую боль от того, что посторонние люди разрушают то, что вы любите. Такой энтузиазм редко встречается в аудиториях в наши дни. Жаль, что вы раньше не открыли свое место работы.

Энди смутилась. Она очень устала, тошнота усилилась.

— Я бы и сегодня этого не сделала, профессор, — сказала она, — но через две недели мне стукнет сорок пять, поэтому я переживаю кризис среднего возраста, да такой, что иногда непреодолимо хочется натянуть черные колготки, мини-юбку и пуститься в загул. Неизвестно, какую еще глупость я могу выкинуть. Вчера ночью меня вызвали на место преступления, напоминавшее кровавую баню, и я очень устала. Но не так, как те два молодых копа, которым пришлось буквально купаться в крови, выполняя работу, которую не в состоянии выполнять нормальный человек. А когда все закончилось, в Голливудском участке один из них попросил у меня увлажняющий крем. Видите ли, он очень много времени проводит на воде и боится, что его шея станет сморщенной, как у галапагосской черепахи. Я готова была расплакаться. — Энди замолчала, потому что у нее перехватило голос. — Извините, что разболталась, — сказала она. — Мне нужно отдохнуть. До свидания, профессор.

Пока она собирала сумку и книжки, Англунд открыл журнал и показал ей оценку, которую выставил напротив ее фамилии, когда она читала доклад, думая, что он сидит позади и не слушает. Это было «отлично».

— До свидания, миссис Маккрей, — сказал он. — Будьте осторожны в своем ночном городе.

Энди Маккрей возвращалась в Голливудский участок, чтобы убедиться, что собраны все отчеты о вчерашнем происшествии. Она так и не привыкла называть его Голливудским отделом, как теперь полагалось, и вместе с уличными копами игнорировала новое название. Она была детективом второго класса в одной из трех бригад по раскрытию убийств, но в Голливудском участке не хватало людей, и ей приходилось самой заниматься текущей бумажной работой, в том числе и отчетами о вчерашнем самоубийстве и убийстве.

Энди решила послать профессору Англунду букет цветов за пятерку, которая гарантировала ей окончание колледжа с отличием. В конце концов, этот старый социалист оказался неплохим мужиком. Энди въехала на южную автостоянку участка на своем «вольво».

Автостоянки Голливудского участка пока справлялись со своей задачей, учитывая то количество патрульных, служебных и частных автомобилей, которое должно было здесь парковаться, но если личный состав когда-нибудь увеличится до штатного расписания, придется строить отдельную стоянку. Однако Энди сомневалась, чтобы Управление полиции Лос-Анджелеса когда-нибудь выросло до полного штатного расписания. И с какой стати городу выделять деньги на строительство отдельной стоянки, если уличные копы постоянно жалуются на нехватку даже такого оборудования, как цифровые фотокамеры и батарейки для фонариков? У них никогда не оказывалось нужных приспособлений, если приходилось ломать двери. У них не было ничего, что можно было бы использовать в нужную минуту.

Энди Маккрей была измучена не только потому, что не спала со вчерашнего утра. Штатное расписание Голливудского отдела предусматривало пятьдесят детективов, но их работу выполняли (или пытались выполнить) менее половины этого количества, поэтому она испытывала хроническую усталость. Она медленно шла к заднему входу в участок, копаясь в сумочке в поисках ключей, но не смогла их найти и направилась через парадный вход — на Уилкокс-авеню.

Здание представляло собой типовую бетонную коробку с единственным украшением — потускневшим от времени кирпичным фасадом. В крохотных кабинетах ютились четыре сотни душ. В качестве складского помещения приходилось использовать даже одну из комнат для допросов.