Зверь - Ане Риэль
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Однажды Карл по обыкновению пошел за ней следом через двор на кухню, чтобы поужинать, и ей подумалось, что она бы с удовольствием побыла одна, без него. Она устала после долгого рабочего дня, хотелось побыть одной, может, полежать в кровати. Иногда его становилось слишком много, и она даже начинала жалеть, что в свое время пригласила его внутрь и разрешила вот так остаться. Теперь уже поздно что-либо менять. Она не могла попросить его переехать в хлев, да и гамак будет маловат. Она бы с удовольствием держала его вместе со скотом и призывала по необходимости. Она стыдилась подобных мыслей, но они к ней приходили. Ненадолго.
Не в меньшей степени странным стало, она вынуждена была это признать, слышать в доме чей-то еще голос, кроме голоса матери, хотя и голос приятный. Но главное, что теперь ей было с кем поговорить. Он мог ее выслушать.
И хотя Карл едва умел читать и не обладал большими познаниями, чтобы расширять ее горизонт, он все равно рассказывал ей новое, поскольку бывал в местах, где она никогда не бывала. В нем жила вся долина и все окрестные горы. В нем жила природа. Животные. Она иногда замечала, как он останавливался понюхать цветок или послушать птичью песенку, и всегда при этом улыбался птице, как хорошей знакомой, словно встретил друга.
Ее удивляло, что мягкость не была ему чужда.
Карл
Все, что Карлу казалось красивым, было так или иначе связано с природой. Культура была ему безразлична. Ее люди держали в гостиных, куда он заходил лишь изредка. Ему казалось глупостью, что можно повесить плоскую картинку на гвоздь в стенке и считать это прекрасным. Особенно когда то же самое изображение можно было увидеть прямо за дверью, созерцать и обонять, проходя насквозь.
Книги тоже представлялись ему бесцветными, безжизненными и недостоверными. Карл никогда не обременял себя излишним чтением, ему хватало самого необходимого: этикеток, вывесок, ценников и объявлений о найме работников. Писать он почти не умел, хотя и мог поставить свое имя на договоре о найме и даже иногда его менять. Что касается его собственной фамилии, он не удосужился ее запомнить, поскольку ее сложно было произнести, а уж тем более записать. Со временем она исчезла в тумане, как и остальное его детство.
Все это полностью устраивало Карла, он не стремился много на себя взваливать. Он был свободной птицей. Всегда получал лучшее под чистым небом, хотя зимы и работа загоняли его в отсыревшие бараки, амбары и чердаки, где приходилось делить угол с другими мужчинами и терпеть их запахи. Другое дело, когда речь заходила о женщинах. С ними он готов был спать где угодно.
Кровать Даники была необыкновенно уютной. И все же он удивлялся, что так далеко зашел.
Это не было на него похоже.
– Ты куда? – спросил он, подняв на нее взгляд.
Она поднялась с кровати и стала к нему боком, так что половина ее обнаженного тела купалась в прохладном лунном свете. Одна грудь дерзко торчала навстречу окну, как небольшая голубая гора. Сосок возвышался. Даже тень была красивой.
Даника, не отвечая, обогнула столб кровати и исчезла в коридоре, преследуемая взглядом Карла. Ее волосы рекой стекали по спине. Что-то было в ее походке. В том, как покачивались ягодицы. До чего же роскошная попка, подумалось Карлу. Его член слегка пошевелился. За собственной широченной грудной клеткой, простиравшейся как заросшая равнина, его не было видно.
На самом деле ему было все равно, куда она собралась, лишь бы быстро вернулась. Он услышал звон стакана на кухне. Молоко. Она решила попить молока. Скоро она вернется к нему со своими длинными рыжими волосами, обесцвеченными лунным светом. Он подумал о том, сколько раз он спал под открытым небом и видел, как лисица проходит мимо в своем серо-белом ночном одеянии. Утреннее солнце возвращало краски. И Данике тоже. Его сводили с ума ее рыжие волосы, светло-коричневые веснушки и зеленые глаза. И мраморно-белая попка.
Она двигалась не как лисица.
Может, олень? Он подумал о бело-золотистой задней части оленихи. Нет, не олениха. У нее более угловатая походка.
Кошка. Она двигалась как кошка.
Рысь!
Для женщины она была поразительно быстрой. Он отчетливо ощущал мускулы, когда брал ее за бедра. Да, в ней было что-то от дикой кошки.
Ему хотелось ее облизывать.
Ей могло такое понравиться.
Накануне вечером она снова кричала, как хищная птица. Громко, очень громко. Это хорошо. Ему нравилось, что он может довести ее до такого состояния, что она начинала кричать.
Карл улыбнулся, вспомнив, что в комнате сверху живет мать. Она едва ли слышала хоть звук. У него в голове не укладывалось, что эта мертвенно-бледная вдова была матерью такой красавицы-дочери. Наверное, когда-то старушка тоже была хороша. До чего же она с тех пор изменилась!
Даника говорила, что не может забеременеть.
Это отлично.
Об этом можно не беспокоиться.
Все остальные бесились со своим «теперь осторожнее». Даника никогда не бесилась, но она была бешеной. Она отдавалась ему вся, раз за разом, если они начинали. Это было… ему не хватало точного слова… насыщенно. Насыщенно. Раньше такого не бывало, не так. После того, как он подобрал Данику в том кабаке, другие его уже не интересовали.
За все время была парочка девиц, которые утверждали, что он – отец их детей. Это могло быть и правдой, но эти девки скромностью не отличались, так что с тем же успехом отцом мог оказаться кто угодно другой. Карл не хотел рисковать, чтобы они вцепились в него когтями, так что с тех пор он старался их избегать. Не то чтобы он имел что-то против детей, но вот так… Это было недостойно мужчины, который ни за что на свете не желает расстаться со своей свободой.
Ребенок стал бы оковами.
И все же он не мог не задумываться, как бы выглядели их дети, если бы у него и Даники могли быть дети. Одно он знал точно – получился бы красивый ребенок.
О том, что тебе дано
Ш-ш-ш… Нет, это только лось. Ладно,
