Штрафники против «Тигров» - Роман Кожухаров

— Жмут, товарищ командир. Сильно жмут, — испуганным голосом подтвердил Мадан.

XXI

Группа, как и ожидал Андрей, залегла неподалеку, у корней деревьев, растущих вдоль лесной дороги. Одиночные выстрелы и очереди доносились с нескольких точек неширокого сектора — линии обороны, которую заняли его люди.

Первым им навстречу выскочил Карпенко. Его улыбающееся во всю ширь лицо было залито с левой стороны кровью.

— А мы уж думали, вы — того, товарищ командир… — громко, чтобы пересилить шум стрельбы, кричал он.

— Не того… — ответил Андрей. — Ты ранен?

— Об сук расцарапал, будь он неладен… — отвечал Карпенко с такой улыбкой, будто он встретил лучшего друга, с которым сто лет не виделся. — Чуть зрения не лишился. Как говорится, не в глаз, а в бровь…

— Надо Якима перевязать… — озабоченно проговорил Аникин. — Проверьте, навылет его или нет… И бровь свою обработай…

— Уходить надо, товарищ командир… — тут же переведя тон на деловитый, сказал Карпенко, осматривая рану Якима. — А только деваться нам некуда. Слева топь, сразу на дно тянет. Талатёнкова еле вытащили из трясины. Дорогу фашисты перекрыли.

— Попробуем вернуться обратно… — сплюнув, произнес Аникин. — Хотя путь отхода наверняка нам перерезали. От самого хутора идут за нами по пятам…

Агнешка наклонилась над раненым и отстранила руку Карпенко.

— Почекай, дай я зроблю[7]… — произнесла она. Ничуть не стесняясь, она подняла подол, обнажив выше мужских сапог стройные ноги. Они показались Аникину такими ослепительно-белыми и красивыми, что он зажмурил глаза. У других солдат была такая же реакция. Не обращая на них внимания, женщина умелыми движениями оторвала от исподней льняной рубахи длинную ленту.

— Обробити потребно… Рану… — сухо произнесла она, склонившись на коленях над Якимом. Пуля прошла навылет. У запасливого Карпенко оказалась фляжка со спиртом. Женщина принялась умело обрабатывать рану. Яким вдруг застонал и, морщась, открыл глаза.

— Ну вот, будет жить… — произнес Карпенко, не отрывая глаз от Агнешки и ее голых колен, упертых Якиму в бок — И где это вы, товарищ командир, такую медсестру нашли?..

— Карпенко, не время сейчас шутки шутить… — жестко ответил Аникин. — Жильцова срочно сюда. Пока прикройте. Мадана возьми в подмогу. Уходить будем… Попробуем обойти эсэсовцев.

Карпенко присвистнул:

— Эсэсовцы?! Так вот что за серые мыши на нас лезут. А еще пятнистые леопарды… Чисто — зоопарк, товарищ командир… Девятова убили… и Чеснока… Похоронили их. Чесничанский впереди шел. Первым через дорогу перешел, а там — засада фашистская…

Он подскочил, как на пружинах, и со всех ног бросился собирать людей. Мадан побежал в другую сторону их неширокой линии обороны.

Аникин, пригнувшись, побежал следом. Перед дорогой земля здесь брала немного вверх, на манер насыпи. Вдоль нее и залегли штрафники, ведя перестрелку.

Здесь Андрей и набрел на Жильцова. Жила занял удобную позицию, ведя короткими очередями обстрел широкого сектора. В руках у него был «дегтярь» Девятова.

— Жильцов! Жильцов! — окликнул его Аникин. — Уходим!..

— Понял!.. — коротко бросил тот. — Только не могу я, товарищ командир… Прут, как черти…

Он снова припал к прикладу и послал короткую очередь.

XXII

Аникин подполз чуть левее Жилы. Он увидел сразу двоих эсэсовцев. Как по команде, они поднялись из травы и пробежали несколько шагов. В это время остальные старались прикрыть их, с нескольких позиций обстреливая огневую точку Жилы. Пули крошили древесину ствола, под которым тот устроился. Но все равно его очередь достала одного из эсэсовцев. В момент, когда тот уже нырял в траву, пуля ударила его в бедро. Тело фашиста крутануло в воздухе, и он, неуклюже упав, покатился по траве, визжа от боли.

Андрей с ходу, наугад, открыл огонь по тем, кто стрелял из-за деревьев с той стороны дороги.

— Уходим, Жила… уходим! — крикнул он, дождавшись, когда тот отползет по листве вниз и встанет на ноги.

Теперь отход группы прикрывали все, по очереди. Впереди Агнешка и Мадан тащили под руки раненого Якима. Тот уже очухался и пытался даже самостоятельно передвигать ногами, правда, без особого успеха.

— Стежка, стежка… идемо прсез багно[8]… — твердила женщина и все время показывая налево.

— Что за стежка? А? — не понимая, переспрашивал Карпенко, то и дело подбегая к ней.

— Тропинка, видать, — с опаской предположил Мадан.

Женщина закивала часто-часто.

— Тропинка! — подхватила она, показывая в ту сторону, куда она хотела повернуть.

— Командир! — окликнул Карпенко Андрея, когда тот отпустил наконец курок пулемета и, оттолкнувшись от ствола сосны, петляя между другими деревьями, пробежал несколько шагов — до следующего укрытия.

— Командир! Она что-то твердит про тропинку… — еще раз повторил Николай.

— Стежка… — подтвердила Агнешка и опять стала часто-часто показывать в сторону.

— Она на болото нас тянет! — недоверчиво крикнул Карпенко, принимаясь за стрельбу.

— Е стежка через болото, — проговорила женщина. — Можна дойти до самий Гончаривки…

— Другого выхода нет, — произнес Аникин. — Давай, повертай на твою стежку, Агнешка.

XXIII

Болото тянулось около двух километров. Саперными лопатками из осины бойцы наделали себе шестов. Впереди шла Агнешка, щупая дорогу в покрытой цветущей ряской тине.

— Ну и вонища тут… И эти гады покоя не дают… — морща нос, озирался Талатёнков, отмахиваясь от комаров. Они тучами кружили над группой. Каждый сантиметр открытого участка кожи был искусан и расчесан в кровь.

— Лучше они пусть кровь пускают, чем эти пятнистые гады… — резонно заметил идущий позади Агнешки Жильцов.

Карпенко все порывался занять его место, чтобы быть поближе к женщине. Он совсем потерял голову и терпение и все намекал Аникину, что пора бы сделать привал, чтобы «познакомиться с проводницей поближе».

— Нам привалы делать некогда, Николай… — сурово осаживал его Аникин. — Дотемна надо выйти к Гончаровке.

— К чему такая спешка? — как бы риторически досадовал Карпенко. — Будто без нас там не обойдутся…

— Без тебя — может быть, — жестко и угрожающе отвечал Андрей. — На войне без многих можно обойтись. Особенно без тех, которые невпопад рассуждают. И насчет своей шкуры пекутся…

— Это ты зря, командир… — зло огрызнулся Карпенко. Было видно, что слова Аникина его сильно уязвили. — Я свою шкуру от врага не прятал… Ни в Сталинграде, ни тут…

В этот момент впереди, у горизонта вдруг громыхнуло, потом еще раз. Потом грохот слился в одну непрерывную канонаду. Все на миг остановились.

— Ого… — проговорил Мадан. — Гроза, что ль…

— Ага, гроза… — усмехнулся Жила. — В виде тяжелой артиллерии…

— Нет, больше на «катюши» похоже… — предположил Аникин.

— Тогда точно наши!.. — радостно подытожил Талатёнков.

Все заметно приободрились и прибавили шаг. Только Карпенко продолжал супить брови и смотреть волком.

Из громоподобной, накатывающей от горизонта канонады выделился другой гул, непрерывно нарастающий. Сначала казалось, что доносится он тоже от горизонта. Но вдруг его оглушающая волна накрыла группу со спины. Рев моторов был таким сильным, что все невольно присели, а Мадан и Агнешка в ужасе упали прямиком в трясину. На высоте не более трехсот метров над ними величественно прошла группа из пяти штурмовиков «Ил-2».

— Смотрите, «горбатые»! — в радостном восхищении, позабыв про обиды, кричал Карпенко. Но его никто не слышал. Басовитое гудение моторов пробирало до самых кишок.

— Истребители… Товарищ командир… — позабыв про обиды, Карпенко восхищенно тыкал пальцем в пару машин, сопровождавших «илы». На фоне тяжелых, «кашалотоподобных» форм штурмовиков они казались легкими, изящными птицами. Таких истребителей Аникин еще не видел. Похож на «Як-1», только размах крыльев намного меньше, и вся машина — легче, стремительнее.

— Что за истребители, товарищ командир? — почему-то шепотом спросил Талатёнков.

— Не знаю… — ответил Андрей, так же завороженно, как и остальные, провожая самолеты взглядом.

— Главное, наши! Давай, родные! Задайте им там жару! — напутствовал их Карпенко, потрясая кулаком.

— Погоди жестами сигналить, — предостерег его Жила. — Им там тяжело разобрать, что за пресмыкающиеся тут, в жиже, толкутся. Как даст по тебе очередь, будет тебе и жар и холод…

— Неужто началось, товарищ командир? — взбудораженно спрашивал Талатёнков.

— Что началось? — переспросил Аникин.

— Ну, это… наступление…

— Похоже на то… — отвечал Андрей.