Рокировка - Светлана Бестужева-Лада

Кресла в небольшом салоне первого класса были расположены на носу прогулочного катера, обзор был потрясающим, а стекла надежно защищали от довольно-таки прохладного, хоть и южного ветра. Несмотря на то, что сезон только-только начался, пассажиров уже было достаточно: не забронируй Вадим Сергеевич билеты прямо из гостиницы, стоять бы в очереди часа два, не меньше.

— А в Петергоф можно попасть только по морю? — спросила Алина.

— Это не море, девочка, это — Финский залив, довольно мелкий.

— Какая разница?

— Да никакой. Нет, можно ехать и на машине, но я хотел показать тебе Кронштадт. Видишь, вон там, справа.

Далеко справа, словно прямо из воды, вырастали какие-то строения и величественный собор с нестерпимо блестевшим на солнце золотым куполом.

— Красиво… — мечтательно сказала Алина. — Только море какое-то серое.

— Это же север. Вот поедешь на Средиземное море…

Вадим Сергеевич осекся на полуслове. Поездка на море — это ведь свадебное путешествие. А свадьбы, возможно, не будет…

Алина, словно бы не заметив возникшей неловкости, продолжала любоваться берегами по обе стороны залива. Это действительно было красиво: новые кварталы на Приморском шоссе и на Васильевском острове чуть ли не вплотную подступали к самой воде.

И в Петергофе она вела себя идеально: была ровно-веселой, в меру оживленной, в меру задумчивой, сравнивала местные дворцовые интерьеры с венскими чудесами и то и дело щелкала фотоаппаратом.

Вадим Сергеевич даже подумал, что если бы аппарат был не цифровым, а прежним, пленочным, неизвестно, сколько километров этой самой пленки понадобилось бы на снимки: сначала Москвы, потом — Вены и вот теперь — Санкт-Петербурга с его окрестностями. Все-таки технический прогресс — великое дело.

— Будешь заказывать отпечатки? — поинтересовался он. — Или просто сбросишь на компьютер?

Алина почему-то ответила не сразу, словно этот простой вопрос нуждался в самом тщательном обдумывании.

— Наверное, сначала сброшу на компьютер, — наконец ответила она. — А потом потихонечку буду делать отпечатки… не со всех, конечно.

— Почему? Это же память…

— Я и так ничего не забуду, — услышал он тихий ответ.

И снова почувствовал себя бестактным чурбаном. Зачем спросил? И без того ясно, что не забудет, оба не забудут эти дни и, особенно, ночи. Нет, нужно обязательно внести ясность… никому, в общем-то не нужную.

Вернувшись домой, Вадим Сергеевич испытал одновременно и облегчение, и сожаление. С одной стороны, он был рад, что может заняться привычным и любимым делом, хоть как-то отвлечься от своей нелепой и почти преступной любви. С другой же стороны…

С другой стороны он прекрасно понимал, что ничего подобного в его жизни больше никогда уже не будет. Жениться на Алине? Это однозначно — потерять сына. Не жениться? Потерять ее, не менее однозначно. Он уже достаточно хорошо знал ее характер, чтобы понимать: компромиссов она не потерпит, лгать никому не будет, просто уйдет. Но — куда?

Вот от этих мыслей и этих вопросов Вадим Сергеевич и сбегал каждое утро в свой офис, давая себе слово, что проведет там весь день, а может быть, и весь вечер, допоздна. И каждый вечер возвращался домой не позже восьми часов, зная, что дома его ждет Алина. И не просто ждет, а готовится к его приходу, старается, поддерживает в доме почти стерильную чистоту, красиво накрывает на стол, подает любимые его блюда.

«Она была бы мне идеальной женой, — все чаще думал он. — Да, я на двадцать пять лет старше, но ведь есть масса примеров счастливых браков и с такой разницей в возрасте. Конечно, она захочет иметь детей, но ведь и я, на самом деле, хочу того же. Хочу — и не могу. Сергей никогда не простит мне такого… предательства».

И ему, и Алине было трудно поверить в то, что несколько месяцев, оставшихся до приезда Сергея, они проведут вот так — то ли в идиллии, то ли в напряженном ожидании неизбежного конца этой самой идиллии. И тем не менее… Не зря ведь говорится, что нет ничего более постоянного, чем временное.

Когда до приезда Сергея оставалось меньше недели, Вадим Сергеевич как-то вдруг понял, что последние два месяца письма от сына приходили крайне редко. Точнее, пришло всего одно, причем короткое и маловразумительное. Единственное, что в нем было прописано достаточно четко: дата предполагаемого приезда. Но — предполагаемого, поскольку срок демобилизации вещь вообще крайне условная. Может реализоваться день в день, а может и растянуться, причем достаточно серьезно.

Впрочем, было похоже, что Алину не слишком волновала неуклонно приближающаяся дата. Правда, она убрала квартиру до неправдоподобного блеска, проследила за тем, чтобы «студия» для Вадима Сергеевича была закончена и полностью очищена от последствий ремонта. Забила продуктами оба холодильника — для себя, точнее, для них с Сергеем, и для Вадима Сергеевича. И…

И — все. Как ни приглядывался Вадим Сергеевич к своей юной возлюбленной, он не смог заметить ни малейшего признака озабоченности, нервозности, опечаленности. Напротив, она стала удивительно спокойна, настолько спокойна, что Вадима Сергеевича как-то посетило совершенно несвойственное ему образное сравнение: когда рыбка умирает, она перестает трепыхаться.

Впрочем, никаких признаков того, что Алина погибает, тоже не было. Наоборот, она стала чуть более земной и темпераментной, чем до этого. Радоваться ли такой перемене или огорчаться, Вадим Сергеевич не знал. С одной стороны, это было прекрасно, с другой — немного тревожно.

Накануне предполагаемого приезда Сергея Алина впервые не пришла ночевать в спальню. Вадим Сергеевич, прокрутившись какое-то время в ожидании, не выдержал и отправился к ней сам. Алина оказалась даже не в комнате Сергея, где когда-то жила, а в так называемой гостевой комнате, которую она облюбовала после возвращения из поездки в Вену. И не спала, даже не лежала в постели, а совершенно неподвижно сидела в кресле возле окна.

— Ты заболела?

— Нет, — после весьма ощутимой паузы ответила Алина. — Я здорова.

— А почему же…?

— Сегодня может вернуться Сергей. Будет неправильно, если он застанет нас… ну, врасплох.

Вадим Сергеевич испытал одновременно и чувство восхищения, и стыда. Эта девочка — такая умница! — предусмотрела все детали. А он, уже практически пожилой человек, продолжал прятать голову в песок, как страус и надеяться на то, что все каким-то непостижимым образом рассосется, устаканится и тому подобное.

— Ночью нет поездов по его маршруту, — попытался он все-таки оставить за собой последнее слово.

— А если он прилетит на самолете? Или приедет на попутке?

— Зачем?

Алина пожала плечами.

— Не знаю. Но мне как-то тревожно.

— Может быть, мне лучше завтра не уходить в офис? Точнее, уже сегодня.

— Нет! — почти выкрикнула Алина.

Потом помолчала и добавила уже более спокойно:

— Не нужно. Мне легче будет самой, то есть одной. Иначе Сергей все поймет, а вам с ним жить дальше.

— А тебе? — задал давно наболевший вопрос Вадим Сергеевич. — Тебе как жить?

— Спасибо, что не спросили с кем, — краешком губ усмехнулась Алина.

— Пожалуйста. Но ты не ответила на мой вопрос.

— А я не знаю ответа. Посмотрю, как ситуация сложится. Тогда и решу.

— И не позволишь мне принять в этом участие?

И тут Алина внезапно разрыдалась. Она плакала так горько и так отчаянно, что у Вадима Сергеевича в полном смысле слова перевернулось сердце. Он подошел к ней и опустился на колени перед креслом.

— Ну что ты, — бормотал он, целуя ее неподвижные руки. — Ну, перестань. Все образуется, вот увидишь. Сергей — нормальный, разумный парень. Он же в состоянии понять, что первая детская влюбленность…

Алина успокоилась не сразу, но все-таки успокоилась. Вадим Сергеевич на руках отнес ее в постель, уложил, бережно прикрыл одеялом и сидел рядом, пока ее дыхание не стало ровным и спокойным. Уснула…