Охотница за скальпами - Эмилио Сальгари

Все это вместе взятое — топот ног, губ барабанов, свистки, визгливые крики

— создавало неимоверную какофонию,

Шедшие хороводом воины не отставали от старух: они выплясывали с таким усердием, что почва дрожала и гудела под их ногами. Индейцы позванивали своеобразными кастаньетами, колокольчиками и бубенчиками и оглашали воздух монотонным криком: «Хуг, хуг!»

Женщина-сахэм Миннегага расположилась несколько в стороне от пляшущих, полулежа на разостланной шкуре бизона. Красное Облако присел рядом с ней на корточки. В этой позе он напоминал костлявого и свирепого гризли, серого медведя Скалистых гор, и по-прежнему отравлял воздух едким дымом смоченного в водке табака.

Пока шло представление у столба пыток, назначенные в караул часовые оберегали покой индейцев. Сидя на неподвижных мустангах, они всматривались в окрестности лагеря, уделяя особое внимание еще дымящейся после пожара прерии.

Странный и нелепый танец продолжался около получаса. Затем последовала смена декораций: появился совершенно нагой индеец, который принялся выделывать прямо-таки фантастические пируэты, кружиться волчком и, наконец, испустив пронзительный крик, растянулся во весь рост на земле. Эта фигура должна была изображать смерть человека, телом которого овладел Мабойя — злой дух индейской мифологии. Едва комедиант упал, как кружившиеся у столба пыток воины с гиканьем рассыпались, а ведьмы вновь схватили свои факелы и замахали ими над головой злополучного пленника.

Они то подскакивали к лорду Вильмору вплотную, словно желая выжечь ему глаза или спалить длинные баки, то с диким визгом отскакивали от него. Искры, падая дождем на обнаженный торс англичанина, причиняли ему мелкие, но болезненные ожоги, заставлявшие несчастного извиваться всем телом и орать благим матом.

Словарный запас лорда Вильмора оказался настолько обширен, что познаниям аристократа позавидовал бы любой извозчик. К сожалению, из всех присутствующих здесь красоту его выражений мог оценить только метис, понимавший английский язык, но неистовый крик и особенно гримасы англичанина, грозившего старым ведьмам наказанием от имени Великобритании, были понятны всем. Воины и старухи буквально катались по земле, задыхаясь от смеха. Этот смех еще больше выводил из себя несчастного охотника за бизонами.

Эта игра продолжалась недолго, — возможно, истязая Вильмора, индейцы боялись зайти слишком далеко и сжечь роскошную золотисто-рыжую шевелюру, которая обещала дать редкий по красоте скальп.

Шесть ведьм, утомившись, наконец прекратили свое издевательство над Вильмором, но на прощание каждая из них по очереди ткнула пылающим факелом в тело англичанина. Тогда на сцену выступил Сэнди Гук, или Красный Мокасин. Он подошел к страшно ругающемуся лорду и поднес к его губам фляжку с отвратительным джином, от которого за версту несло серной кислотой, сказав;

— Ну-ка, глотните, ваша светлость! Откройте пошире пасть и валяйте сколько влезет. Напиточек хоть куда! Подкрепитесь, чтобы достойно выдержать второе испытание.

— Как, разбойники? Неужели вы не кончили терзать меня? — простонал лорд.

— Что вы! Комедия только еще начинается.

— Убийцы!

— Эй, эй! Вы неважно себя ведете, милорд! — издевался Сэнди Гук. — Такой храбрый охотник за бизонами, а держит себя перед благородным обществом словно школьник. Плохое представление о выносливости подданных ее величества королевы Виктории вынесут мои краснокожие братья. На вашем месте любой индеец пел бы во все горло какую-нибудь песню, хвастаясь тем, сколько врагов он зарезал, сколько снял скальпов. И такой индеец дал бы сжечь себя живым не моргнув глазом. А вы хнычете как ребенок.

— Но я — не индейская собака!

— Ну, разумеется. Вы — человек белой расы… Ну же, валяйте! Пейте джин и начинайте петь! Предположим, вы споете нам «Боже, храни королеву». Но я давно не слышал, как поют «Правь, Британия, морями!». Голос у вас есть, вот насчет слуха — не знаю. Да тут и нет строгих критиков…

— Чтоб ты сдох, негодяй! Чтоб вы все провалились сквозь землю!

— Да пейте же джин! Неужто не хотите?

— Не хочу, разбойник!

Сэнди Гук пожал плечами и отошел в сторону со словами:

— Вот упрямец. Ну ладно. Джин я сберегу. Вы еще запросите его, когда станет невмоготу.

Едва закончились эти переговоры, из толпы вышли шесть индейских воинов, вооруженных луками и тонкими стрелами. Они расположились шеренгой в сорока или пятидесяти метрах от столба пыток и опустились на левое колено.

Эти дикари, давно променявшие лук, верного друга своих предков, на винчестеры и кольты, сегодня собирались вспомнить старое искусство и показать, что и они метко умеют стрелять из лука.

Индейцы не собирались убивать англичанина, поэтому они заменили стальные наконечники стрел колючками какого-то кустарника. Эти стрелы могли нанести более или менее глубокие уколы, но отнюдь не смертельные раны.

Наблюдать за стрельбой в живую мишень собралась большая толпа воинов. Они сидели на корточках и оживленно разговаривали. Здесь же был Красное Облако, казалось полностью поглощенный раскуриванием своего калюме. Рядом с ним на шкуре бизона лежала Миннегага. Она равнодушно ела какие-то фрукты и лишь изредка поглядывала на привязанного к столбу пыток англичанина злыми глазами.

Видя жуткие приготовления стрелков из лука, лорд Вильмор бесновался и кричал диким голосом. Это только доставляло удовольствие кровожадным дикарям.

Вот послышался характерный свист летящей стрелы — и следом за ним вопль англичанина: стрела угодила почти в самый центр нарисованных Гуком кругов и впилась в мускулы, нанеся совершенно неопасную, но болезненную рану.

— Негодяи! Звери! Янки правы, истребляя вас, как гадюк! Да сгинете вы все до последнего человека! — кричал Вильмор, дергаясь всем телом.

Снова свист, снова вопль боли — новая стрела впивается в тело несчастного. И снова, и снова…

Казалось, этой пытке не будет конца, но неожиданно Миннегага подала знак и стрельба прекратилась. Сэнди Гук с неизменной фляжкой джина приблизился к англичанину. Тот встретил его неистовыми ругательствами и проклятиями. Метис хладнокровно выждал, пока у англичанина не перехватило дух, и тогда сказал:

— Послушайте, милорд. Клянусь моей честью — пусть это будет честь бандита, — что я вовсе не желаю вам зла. Я сделаю все, что от меня зависит, чтобы спасти вас от смерти. Ей-богу, вы — парень ничего, и как-никак в моих жилах гораздо больше крови белых, чем индейцев. Я чувствую себя солидарным с вами.

— Что ты хочешь от меня, разбойник?!

— Не упрямьтесь и расскажите Миннегаге, куда девался ваш конвой. Эта индианка рвет и мечет, потому что от нее ускользнул ее злейший враг — индейский агент Джон. Его голову она сменяла бы по весу на золото.