Крепостная Россия. Мудрость народа или произвол власти? - Михаил Шевченко

В представлении М.Н. Покровского, закрепостительный процесс развивался следующим образом; в конце XV – первой половине XVI в. в Русском государстве усиленно распространялось поместное землевладение. Одновременно совершался переход от архаических форм земледелия – подсеки и перелога к более интенсивной сельскохозяйственной культуре – трехпольной системе полеводства. А это имело своим следствием важные перемены в жизни крестьянского населения. «При подсечном хозяйстве, – писал Покровский, – не было ни смысла, ни возможности долго удерживать крестьян на одном месте: выпахав все, что можно было, в лесу, земледельческое население, в силу условий хозяйства, должно было уйти в другое место. При перелоге, это оказалось уже возможно, при трехполье – даже необходимо. Переход к более интенсивным формам культуры создавал, таким образом, для владельцев и интерес и возможность не только на время подчинить себе крестьянина, но привязать его к земле надолго, по возможности навсегда»[102].

Таким образом, в основе закрепощения крестьян, по мнению Покровского, лежал прогресс сельскохозяйственного производства, переход к трехпольной системе полеводства. «Русского крестьянина, – писал он, – закрепостило трехполье, то трехполье, которое и до днесь является традиционной формой русского земледелия. Это отвечает нам на вопрос, откуда, экономически, взялось крепостное право»[103].

М.Н. Покровский правильно подчеркнул огромное значение экономического фактора в возникновении крепостного права, но его взгляды на роль государства в этом процессе не отличались большой определенностью и устойчивостью. Он считал, что на первых порах помещики, удерживая крестьян за собой, ссылались на старину, как на непререкаемое основание, затем, очевидно, были введены заповедные лета, запретившие крестьянский выход. В конечном итоге точной формулировки своих взглядов по вопросу происхождения крепостного права М.Н. Покровский так и не дал.

Нельзя не согласиться с теми авторами, которые утверждают, что становление марксистского представления о происхождении крепостного права в России в значительной мере связано с трудами Б.Д. Грекова[104]. Будучи вначале историком старой школы, Б.Д. Греков в результате овладения диалектико-материалистическим методом познания общественных явлений сформировался в крупного историка-марксиста.

Вопросами истории крестьянства, крепостного права и крепостничества Б. д. Греков занимался очень много и плодотворно. При этом его взгляды, разумеется, не оставались неизменными: они постоянно уточнялись обогащались новыми аргументами и выводами. В 1920-х гг. он написал ряд работ, в том числе статью «Юрьев день и заповедные годы», в которой законодательство второй половины XVI в. автор попытался тесно связать с процессами, происходившими в то время в хозяйстве страны[105]. Это был шаг вперед. Но названная статья, опубликованная в 1926 Г., посвящена сравнительно узкому вопросу – заповедным летам, и не решала проблему в целом.

Спустя четыре года вышла в свет новая работа Б.Д. Грекова «Происхождение крепостного права в Россию». Здесь автор переходит к более широкой постановке вопросов. Основное его внимание сосредоточено на опровержении господствовавшего в дореволюционной университетской науке мнения о крестьянах средневековой Руси, как свободных арендаторах чужой земли. Не следует преувеличивать крестьянской свободы до законодательной отмены Юрьева дня, заявлял Греков. Автор показывает многостороннюю зависимость крестьян от феодалов и в ту пору, «когда право крестьянского выхода еще всеми буквами стояло начертанным в обоих наших судебниках»[106]. «Крестьянин, писал он, – есть зависимый от феодала человек». Эта зависимость выражалась в его «обязанности давать владельцу часть своего труда натурой, продуктами или деньгами и находиться под его властью административной, финансовой и судебною»[107]. Автор отрицает доводы тех, кто главную причину закрепощения крестьян видел в их задолженности владельцам земли. Он подчеркивал, что хотя на определенном этапе исторического развития России и существовало правило Юрьева дня, но условия выхода для редких крестьян были по силам даже без всякой задолженности и мало кто из них мог выполнить эти условия без посторонней помощи. В результате выход вытеснялся и заменялся вывозом[108].

В рассмотренной нами работе Б.Д. Грекова бросается в глаза и известная неопределенность в трактовке некоторых аспектов проблемы. Так, в заключительной части своего исследования автор пишет: «Вопрос о прикреплении крестьян возник в момент разложения старых феодальных отношений и замены их новыми». Спрашивается, в чем конкретно выражалось разложение «старых» феодальных отношений и что следует понимать под «новым» феодальным строем? В этой связи необходимо подчеркнуть, что в 20-е гг. у отдельных советских историков отсутствовала необходимая ясность в понимании феодализма как общественно-экономической формации. Особенно большой спор вызывал вопрос о характере крепостного хозяйства России XVII–XVIII вв., которое нередко отрывалось от феодализма и противопоставлялось ему. Так, А.Е. Пресняков в 1926 г. в рецензии на книгу С.Б. Веселовского «К вопросу о происхождении вотчинного режима» заявлял, что в России в XVI в. произошла смена средневекового феодального хозяйства новой формой сельскохозяйственного труда – хозяйством крепостным. Он считал недопустимым смешение понятий «феодального строя» и «крепостного режима» в связи с их бы принципиальными различиями и по типу «хозяйственных отношений, и по классовой структуре, и по выраставшей из них государственности»[109]. Такого же мнения придерживались в то время и некоторые другие исследователи, в частности С.М. Дубровский, опубликовавший в 1929 г. специальную книгу «К вопросу о сущности «азиатского» способа производства, феодализма, крепостничества и торгового капитала».

С.М. Дубровский выделял крепостничество в отдельную общественно-экономическую формацию, принципиально отличную от феодализма и занимавшую в порядке исторической последовательности промежуточное место между феодализмом и капитализмом. Главное различие между феодализмом и крепостничеством он усматривал в том, что феодальная формация будто бы покоилась на ренте продуктами, а в основе крепостничества лежала барщина. Господство барщинного хозяйства Дубровский считал самым существенным признаком крепостнической формации. «Крепостничество, – писал он, – имеет особый, присущий ему, отличный от феодализма способ высасывания прибавочного труда из непосредственного производителя, именно форму отработочной ренты, в отличие от ренты продуктами, которая характерна для феодализма»[110]. Исходя из такой предпосылки, Дубровский пришел следующим выводам:

1. При феодализме крестьянин свободен, при крепостничестве – закрепощен. Господство барщины привело к возникновению крепостного права.

2. Государственная власть при феодализме децентрализована, а при крепостничестве господствует абсолютная монархия, диктатура крепостников. «Со стороны политической, – писал Дубровский, – феодализм отличается децентрализацией власти, сосредоточением у отдельных феодалов функций госвласти. Крепостничество отличается централизацией власти, оно характеризуется абсолютной монархией, осуществляющей диктатуру крепостников»[111].

3. Классы феодального и крепостного общества и классовые отношения в этих обществах в корне различны. Выступая на заседании социологической секции Общества историков-марксистов в мае 1929 г., С.М. Дубровский заявил, что «в России феодализм благополучно разрушился в XVI в. и родился новый класс – класс помещиков, который вступил в борьбу со старым классом – боярством… Бояре и крепостники – это разные классы… Крепостники – это тот класс, который сверг феодалов и который в опричнине утвердил диктатуру крепостников»[112].

На рубеже 1920-1930-х гг. состоялся ряд дискуссий: о «Народной воле», о характере финансового капитала и особенностях русского империализма, о характере крестьянских войн и по некоторым другим проблемам. Особенно большое значение имела дискуссия об общественно-экономических формациях, учение о которых является краеугольным камнем марксистско-ленинского понимания закономерностей исторического процесса. Она протекала преимущественно в форме критики положений, выдвинутых С.М. Дубровским в его книге «К вопросу о сущности «азиатского» способа производства, феодализма, крепостничества и торгового капитала». Материалы дискуссии публиковались в периодической печати того времени.

Значительная часть историков отвергла тезис С.М. Дубровского о крепостном строе как особой общественно-экономической формации. В то же время в ходе дискуссии высказывалось ошибочное мнение, что крепостничество относится к феодализму как империализм к промышленному капитализму, т. е. что крепостничество является последней стадией в развитии феодализма. Некоторые участники дискуссии, в частности А. Малышев, объявили крепостничество XVI-ХVIII вв. «своеобразной формой разложения феодализма» и проникновения в сельское хозяйство капитализма, результатом воздействия на феодальную экономику товарно-денежных отношений, связанных с начальной стадией развития промышленного капитализма[113].