Червь времени (Подробности жизни Ярослава Клишторного) - Михаил Савеличев

Проснулся Геродот от того, что в привычное безмолвие вплелась прядь тишины совсем уж странной и только храп путаны мешал уловить ее источник. Пришлось двинуть девку по зубам, прикрикнуть на сокамерников и, встав во весь рост, прислушаться. В караульном помещении наверху явно было не все в порядке. Непонятная повседневная деятельность стражников, по шуму напоминающая возню тараканов за шкафом, теперь замерла и как Геродот не пытался, он не мог уловить ни кашля, ни отрыжки, ни взрывов лошадиного ржания, играющего роль смеха. Створки слегка обвисли - видимо новобранец, в чью обязанность входило и днем и ночью висеть на веревке и прижимать их, тоже куда-то испарился вместе со всеми. История требовала своего разрешения, скука и неудачи разбудили в Геродоте вулкан деятельности, и он заметался по камере, грызя ногти и спотыкаясь о голые ноги варваров.

О том, чтобы вскарабкаться по глиняной стене и дотянуться до люка речи и быть не могло - даже противным гекконам этот трюк не удавался и они периодически падали на головы заключенных. Любопытно, что сомнительная этичность и правомерность его намерений не особо беспокоили Геродота - наверху творилось явно что-то неладное - берберские ли пираты вновь незаметно прокрались к стенам города, внезапно вынырнув из пучины на своих лодках-гробах, кракен ли проснулся, осерчав на дурную кормежку или свалившийся на щупальце корабль, груженый амфорами с маслом - в любом случае его место было на стенах - воином, летописцем или просто зевакой. Жажда приключений и историй породили обильное слюнотечение и к нервным жестикуляциям бегающего из угла в угол юноши добавились беспорядочные плевки и бормотания.

Неожиданно, варваров это нисколько не запугало, они стали хлопать ладонями по голым коленям, выбивая такт, мычать безъязыкими ртами и трясти головами, закатив глаза под самый лоб. Путана с тоски присоединилась к ним своими всхлипами и воем. А Геродот тем временем тонул в собственном воображении: боги спустились с Олимпа, и впереди шествовал могучий Геракл, тщетно пытаясь прикрыть торс мелковатой львиной шкурой, чтобы изящная Гера не слишком уж фамильярно похлопывала его чуть пониже спины... Геродот изумленно потряс головой и с яростью посмотрел на плачущую девчонку. Могучие египетские демоны с птичьими головами остановили солнце в небе и закрыли его луной, но клювы их судорожно раззевались и ни один звук не выходил оттуда... Варвары заботливо поставили юношу на ноги и толкнули его в пустующий уголок с разобранной лежанкой.

Геродот с головой укрылся драным одеялом и зарыдал от отчаяния. Варвары и путана притихли, потом девушка перебралась к Геродоту и прижалась к его трясущимся плечам. Дикари сбились в тесный кружок и переговаривались сверканием глаз, озаряя полумрак яростными вспышками. Тоска и бессилие бессмысленно бегали босиком в голове, наматывая круги, словно обезумевшие скакуны на ипподроме, где-то в животе поселился непереносимый зуд - игольчатый зверек ворочался и рвался прочь из темнице, и Геродот затащил добросердечную путану под покрывало. Соитие вышло яростным, души рвались сквозь тела друг к другу, но медовая сладость скрывала янтарную безвкусность, путана опять слюнявила его уши, а он, прижимая ее к себе, прислушивался к благословенной пустоте в желудке.

Архистратиг Демосфен не верил в богов - ни в мрачных египетских, ни в склочных олимпийцев, ни в еврейского Единого. Он верил, что Земля круглая, что звезды - это множество миров, населенных такими же болванами, как тоскующий в тюрьме Геродот, и что в гавани поселился морской змей, по ночам воруя с палуб галер бочонки с солониной и бурдюки с индиго.

Впрочем, в змея он до поры тоже не верил - вернее было винить мздоимствующих таможенников, пока однажды самолично не увидел высунувшуюся из моря глупую башку, по-собачьи обнюхивающую сваленный кучами товар на пирсах. Архистратиг в ту ночь сидел на зубце стены, пил из кувшина заваренный кофе и размышлял о звездных путешествиях. Голова их моря его нисколько не испугала, не переставая хлебать бессонную горечь, Демосфен зарисовал чудовище мелком на стене, а на следующий день уже листал финикийский каталог морских животных. Книгу ему привез зять вместе со связкой засоленных голов ее бывших владельцев - народа вороватого, о чем свидетельствовал не только их печальный конец, но и штамп Александрийской библиотеки на титульном листе. Демосфен обещал самому себе как-нибудь вернуть книгу, тем более что и сам он числился в должниках и дарителях этого уважаемого заведения, но оказии все не подворачивалось, и укоризненные послания за просрочку чтения копились в углу кабинета.

Змей печальными геродотовскими глазами смотрел с тридцать первой страницы каталога. Демосен отметил место закладкой, распорядился отправить внуку девку поглупее и назначил на послеобеденное время совещание.

Закопченное стекло позволяло рассмотреть на светиле множество темных пятен, согласно тайному египетскому трактату и мудреным астрономическим статьям Гельсинорской обсерватории предвещавшим еще более жаркое лето и неурожай оливок, и именно с этого Демосфен начал свою речь. Сытое собрание оглаживало животы, в голодный год никому не верилось, особенно Распорядителю-экономисту, из которого масло этих оливок сочилось даже из ушей. Слово затем было предоставлено Распорядителю-экономисту и тот, чертя графики прямо на столе, выкладывая их виноградинами и кусками мяса, убедительно показал, что торговля ширится, народ богатеет, скот тучнеет... "А путаны?" - хмыкнул Демосфен. "Дешевеют", - не моргнув глазом ответил толстяк.

При всех своих недостатках, главным из которых был постоянный, неутолимый голод, Распорядитель-экономист воистину был профессионалом и имел невероятное чутье на возможные стихийные бедствия, а вдобавок мог определить урожайность с точностью до одной амфоры. Архистритиг подозревал, что радения за дела народные есть с его стороны не что иное, как просто страх самому остаться голодным. Но не важно какого цвета собака, лишь бы она сторожила дом.

Кстати, о собаках. Зять на совещание пришел, задумчиво пил воду и, кажется, совсем не слушал экономические споры. Не его ума было дело. Морской змей погоды не делал и не избавлял от обязанности в обиду государство не давать, радеть честно, не мздоимствуя, вешать пиратов и топить в море контрабандных рабов. Богатый полис привлекал хитрых финикийцев, жестоких египтян, заносчивых афинян и просто Кибела знает кого, желающих обманом ли, силою урвать кусок хлеба и глоток вина.

Таможенные галеры сновали по всему побережью, умело пользуясь течениями, ветрами, тайными заливами, волшебным огнем и летучим десантом. Кто и что только не попадались им в руки! Запрещенные ткани с яростными божествами Пунта, крамольные книги и свитки о связях с загробным миром, где загубленные души кричали из каждого иероглифа, божественная пудра, оживляющая покойников и лишающая души живых, слонята и тигрята для личных зверинцев, перволюди, обросшие шерстью, знающие допотопные слова и яростные в любви, для развратных матрон, огненная вода с далекого севера, пьянящая сильнее чем вино, рождающая не веселие, но леденящую печаль, и многое, многое другое.