О возлюблении ближних и дальних - Наталья Волнистая
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Утром фрау Анна заезжала за Иво, вечером привозила, лично сопровождала до входа, грозно зыркая и рявкая на девушек приятной внешности и сомнительной репутации. От зырка и рявка красавицы тушевались и теряли задор, а их позы – призывность.
В пятницу всем коллективом бюро отметили успешное решение проблем, пожелали счастливого пути, и фрау Анна, от рюмки не отказывавшаяся, усадила Иво в свой гроб на колесах. Гроб натужно пыхтел и стучал внутренностями, а на последнем километре встал. Фрау Анна наговорила гробу непонятных энергичных слов, не помогло.
– Такси тебе на утро заказали, а отсюда сам дойдешь, тут рядом, вдоль дома, потом налево – и гостиница; с девками не заговаривай, без штанов останешься. Ну все, спасибо тебе, помог, запустим производство, разбогатеем; приедешь – на «мерседесе» возить будем.
И неожиданно расцеловала.
Вечер стоял теплый, во дворе дома на скамейке сидела девушка с книжкой, вокруг скамейки носилась собака сложносочиненной породы, низкое солнце просвечивало волосы девушки и делало ее похожей на пушистый золотой одуванчик. Если б не отмечание успешного завершения, Иво не отважился бы. А так – решительно направился к скамейке, аккуратно упал к ногам девушки и правдоподобно закатил глаза от невыносимой боли. Девушка вскрикнула, вскочила и бросилась к нему. Собака тоже бросилась, взлаяла, но кусать не стала, а преданно посмотрела и лизнула в щеку.
– Кажется, я вывихнул ногу, – простонал Иво.
– Я не понимаю! Вы можете встать?
Из окна первого этажа выглянула женщина, и Иво увидел, как его жена будет выглядеть через тридцать лет.
– Надюша, что там такое? Он не пьяный, нет? Что-нибудь сломал? Надо скорую вызвать! Доктора!
– Найн доктор! – закричал Иво.
– Мама, он не хочет доктора!
– Он что, немец? Бедный мальчик! Сейчас я позову Илону Степановну, она язык знает.
Из подъезда выбежала его будущая Schwiegermutter, вместе с девушкой они дотащили прыгающего на одной ноге Иво до своей квартиры, усадили в кресло в маленькой комнате. В другом кресле сидел сердитый старик. Все четверо говорили одновременно, собака за компанию радостно лаяла.
Я хотел с вами познакомиться, я Иво. Наденька, что он говорит, какие ивы? Дожили, немчура недобитая в доме! Может, он голодный? У меня ж там оладушки! Получи, дед, подарок от единственной внучки! Я не понимаю! И чайник поставь. Сметаны положи побольше, худой какой, кто его тут кормит, в чужой стране. Мы им задали жару в сорок пятом, на Зееловских высотах, будут помнить! Я Иво! А, вот и Илона Степановна!
Симулянт еле отбился от предложения вызвать скорую, и муж говорящей по-немецки женщины отвез его в гостиницу.
– Надюша, тебе не показалось, что, уходя, мальчик хромал не на ту ногу?
Утром в субботу в дверь позвонили, Надя открыла, на пороге стоял давешний травмированный с букетом. Розы в букете были не первой свежести, что, по замыслу продавца, компенсировалось обилием завивающихся бумажных ленточек и ядовито-зеленым целлофаном. Немец расшаркивался, что-то объяснял, а потом замолчал, покраснел и сказал:
– Ляпушька!
Стоял со своим дурацким букетом из неликвида, смешной, растерянный и очень, очень милый. Из немецкого Наде в голову пришло только Анна унд Марта баден (спасибо, Ильф с Петровым), но потом всплыл граф Алексей Толстой, и она взяла букет и сказала:
– Битте, ой, то есть данке, мин херц!
Через год Иво приехал просить Надиной руки и сердца. Не один. С дедушкой.
Надя переживала, а Иво ее утешал:
– Не будут же они стрелять друг в друга!
Дедушка Франц немножко знал по-русски, а дедушка Александр – кое-что из немецкого.
– Ванья, здрастуй! – сказал дедушка Франц.
– Гитлер капут! – сказал дедушка Александр.
Этого хватило. Вечером сидели за бутылкой, спорили, рисовали схемы какие-то, наверно, объясняли друг другу, как надо было правильно воевать на Зееловских высотах, где в тысяча девятьсот сорок пятом году они вполне могли встретиться – мобилизованный в семнадцать лет Франц и призванный в восемнадцать Александр. Хорошо, что не встретились.
Дедушка Франц умер в начале две тысячи пятого года. Дедушка Александр сказал:
– Будет ждать меня, немчура, там договорим.
Пережил на три месяца.
Утром Иво будит Надю:
– Просыпайся, ляпушька!
– Доброе утро, мин херц! – говорит Надя.
Иво по пути на работу отвозит в детский сад маленькую Нину, а Надя отправляет в школу Франца-Алекса.
Где-то наверху, а может, внизу, а может, в другом измерении, в какой-нибудь Вальхалле к разговору прислушиваются дедушка Франц и дедушка Александр, вздыхают довольно, говорят друг другу «Гитлер капут!» и «Ванья, здрастуй!» и опрокидывают по стопочке.
Или из чего там пьют – из рогов, что ли?
О службах быстрого реагирования
Три девушки – Красавица, Симпатичная и Таксебе – собрались вместе встретить новый, две тысячи седьмой год. Наготовить калорийного и холестеринового, сказать «прощай, талия!» – и встретить.
Накануне Красавицу бросил эффективный менеджер. Думал, она секретарша на кафедре. И предстоящая защита диссертации «Некоторые следствия из теоремы Рисса об общем виде линейного ограниченного функционала в гильбертовом пространстве» повергла его в недоумение и ужас. Отреагировал он так:
– Ты че? Совсем дура?!
И растворился в бизнес-пространстве, в котором ему было привычнее, чем в гильбертовом.
А мама Витеньки сказала сыночку, кавалеру Симпатичной:
– Эта Янина возится с отстающими, ты же умный мальчик, подумай, какие у нее будут дети – уроды и дебилы, дебилы и уроды!
И умный Витенька удалился искать объект, достойный Витенькиных первосортных генов.
Что касается Таксебе, то ее и бросать было некому. На улице с ней не знакомились, дома – выкройки, заказчицы, примерки. Разве что перейти на пошив мужских костюмов.
– Зато мою статью знаете кто заметил! – сказала Красавица, разделывая карпа. – Это как если бы тебя, Любаша, похвалил какой-нибудь дольчегабана, а Янку выбрали в макаренки.
– Зато у меня Илюша с Сонечкой заговорили! – сказала Симпатичная, запихивая гуся в духовку.
– Зато я Галине Марковне, соседке, такой костюм сшила, сказка, а не костюм, ее голландский старичок прям обомлел, предложение сделал, – сказала Таксебе, взбивая белки для торта.
– Пенсионерки – и те устраиваются, – желчно заметила Красавица, а Симпатичная и Таксебе дружно вздохнули, согласившись, что на свете счастья нет, да и с покоем не складывается.
В 23:05 сели за стол.
В 23:20 приехала бригада скорой помощи. Красавица, Симпатичная и Таксебе клялись, что не вызывали, доктор грозил штрафом за ложный вызов, а сам все косился на Симпатичную и салатики.
В 23:45 снова настойчиво позвонили. Три милиционера с автоматами.
Снова клялись. Капитан орал «у людей праздник, там уже грабят, а вы тут развлекаетесь!». Потом глянул на Красавицу, на румяного гуся, снова на Красавицу и строго сказал:
– Больше так не делайте! Нехорошо!
– Кто еще не охвачен – газовщики и пожарники? – задумчиво спросила Красавица. – Ничего себе праздник получился. Руки бы шутнику поотрывать!
В 00:15 Симпатичная выглянула в окно, побледнела и медленно обернулась к Таксебе и Красавице:
– Девочки, к нам опять гости! Гасите свет, никому не открываем!
Дверь вышибли в 00:19. Главный пожарник гаркнул:
– Мы звонили! Кто хозяин?
Таксебе сказала:
– Я хозяйка. Мы никого не вызывали, честное слово! Может, вы тортика хотите? Или гуся? Карп еще есть… – и заплакала. И стояла растрепанная, перепуганная, с мокрыми блестящими глазами, в дивном платье, сшитом из неземной красоты шелка, что привезла ей благодарная соседка Галина Марковна. И была такой милой и растерянной, что главный пожарник замолчал, а потом буркнул:
– Слесаря завтра вызовите.
Дверь кое-как прислонили, для надежности подперли комодом.
– Девочки, – всхлипнула Таксебе, – представляете, какой у нас год будет, раз мы его так встретили?
Красавица и Симпатичная зарыдали в унисон. И плакали до половины пятого утра. С перерывами на заливание горя. Гусь с карпом и тортиком остались нетронутыми.
В начале второго Симпатичная с трудом оторвала неподъемную голову от подушки и прислушалась. В прихожей явно кто-то был. Она растолкала Таксебе и Красавицу и страшным шепотом сообщила:
– Там воры! Квартиру обносят! Черт, и милицию не вызовешь, не поверят! Не робей, отобьемся!
Симпатичная схватила портновские ножницы, Красавица вазу, а Таксебе – тяжелую настольную лампу.
– Ну, на раз-два-три… Раз-два-три!
И с диким визгом они выскочили в прихожую, насмерть перепугав пожарника, доктора и капитана. Капитан аж молоток выронил на ногу доктора.
Отдышавшись, доктор сказал:
– Девушки, вы кого угодно в гроб вгоните! Какой слесарь первого января, они все в лежку. С дежурства ехал, дай, думаю, помогу. Зашел, вы спите, ну я и начал потихоньку. А тут и мужики подтянулись, говорят, знакомые ваши. Минут десять, все готово будет. А что там с гусями и карпами?
