Под жарким солнцем Акапулько - Сара Карнаби

Но он проявлял активность все еще только в поцелуе, своими губами погружая ее в поток чувственности. Она же хотела большего, требовала большего!

Со стоном нетерпения Линн положила руки ему на грудь, коснулась подмышек, погладила спину, прижалась к животу, ощущая его возбуждение…

От сдержанности Дэвида не осталось и следа. Поцелуй приобрел ритм, который Линн не могла да и не хотела сбить. Его руки завладели ее грудью, прижали к телу, уже готовому любить, направили к постели.

— Я ведь сказал, что отойду от двери, если ты меня поцелуешь, — пробормотал он, опускаясь с ней на кровать, прижимаясь губами поочередно то к одной, то к другой груди, потерся через ткань ее майки о почти до боли затвердевшие соски. Приподнял майку и языком коснулся их, вызвав у нее сдавленный стон. За языком последовали пальцы.

Все его прикосновения, все движения сливались для Линн в один тяжелый дурман. Тепло его кожи, ее вкус, запах вызывали одно горячее желание, поднимавшееся из самых сокровенных глубин. Пальцы Дэвида, не оставляя ни единой, даже самой интимной тайны, полностью раскрыли ее для него.

Все фантазии Акапулько наконец-то материализовались. Линн шла ему навстречу, отдавалась и с готовностью брала все, что он предлагал. Он взял ее и поднял к высотам сладострастия, о которых она и понятия не имела. Он стал ее единственной опорой в этом мире, состоявшем сейчас лишь из ощущений и страсти. Она думала, что больше не выдержит, но снова требовала еще и еще, получала, отдавала — пока не наступило пресыщение.

Линн услышала хриплый стон, вырвавшийся из его груди, одновременно испытывая внутри нескончаемую череду пожаров, погасить которые мог только Дэвид.

Он еще долго обнимал ее, целовал, нашептывал на ухо какие-то слова, наполнявшие ее глубоким покоем, и она, бесконечно довольная, прижималась к нему, ускользая в странное состояние, не в силах разобраться, наяву она или видит сон.

Прошло немало времени, уже начало смеркаться, когда Линн очнулась. Руки Дэвида по-прежнему крепко обнимали ее, ничто между ними не изменилось после прилива страсти, и все же Линн вдруг почувствовала себя неловко.

— Это… это было несколько неожиданно. — Она сама готова была отхлестать себя по щекам за топорно прозвучавшую фразу.

Их головы лежали на одной подушке. Его брови вопросительно поднялись.

— В качестве скрытой критики выражение «несколько неожиданно» звучит довольно необычно.

Злость на собственную неловкость она обернула против Дэвида.

— Я знаю, что ты сейчас из чистого тщеславия хочешь слушать только хвалебные гимны…

— Было бы достаточно услышать «это было прекрасно»…

— … но я не об этом. — Она с трудом преодолевала смущение. — Я о том, что мы не были к этому подготовлены… и… и…

— Я был подготовлен. — Он чмокнул ее в лоб и повел глазами к надорванному пакетику на ночном столике.

Злость на себя еще усилилась. Если бы она раньше его заметила, то не пришлось бы мучительно мямлить.

— Ах, так ты, видимо, с самого начала рассчитывал меня поймать.

— Вы сами ворвались в мою комнату, леди. — Он криво усмехнулся. — И ты называешь это «поймать»? А строить планы заранее я никак не мог, поскольку вообще не знал, что ты здесь.

— Это еще лучше! — Она рывком села и натянула одеяло до подбородка. — Значит, ты подготовился для другой!

— Я был готов на всякий случай, Линн, и…

— Как мило! Выходит, я для тебя отношусь к категории «всякий случай»?

— Нет, ты уже относишься к категории «совершенно особый случай»…

Линн скрестила руки перед обнаженной грудью.

— Что-то мне совсем не нравится в твоем заявлении словечко «уже»!

— Твое одеяло сползло. — Дэвид ухмыльнулся.

Линн подхватила одеяло, натянула на грудь и снова скрестила руки.

— Дэвид Бакли, ты… ты… ты… — Черт, ну почему именно сейчас у нее вылетели из головы все подходящие обидные слова!

— Кто? — Дэвид посмотрел на нее с интересом.

— Субъект! Точно, субъект! — Это хоть и не было в достаточной степени обидно, но если произнести с соответствующим выражением, то могло сойти. — Ты равнодушный, инфантильный, любишь только себя и…

— И еще кое-что! — Дэвид взглядом погладил ее голые плечи.

— Да? — Линн проглотила остальные нелестные эпитеты. — А что еще?

Дэвид задумчиво почесал затылок.

— Ну, я люблю свою мать, свою сестру Салли…

Линн ждала, пока он молча размышлял.

— Своих сводных — Пола и Мэри…

Линн еле сдерживала приступ гнева, глядя на его напряженно сморщенный лоб.

— …хотя я порой солидарен с матерью, когда она готова вышвырнуть обоих шалунов… И еще я люблю…

— Что, черт тебя побери? — Линн теряла остатки терпения.

Дэвид просиял.

— Больше всего — свой огненно-красный джип!

Линн проявила недюжинное самообладание и подавила желание двинуть ему в челюсть. Теперь настало самое время продемонстрировать свое возрастное превосходство!

— Мне действительно интересно узнать, что такой ребенок, как ты, хочет получить от жизни, от будущего?

— О, это совсем просто. — На его лице появилось озорное выражение. — Я хочу получить все, что только есть между небом и землей… и второй джип!

Либо парень морочит ей голову, либо он действительно слабоумный, как она опасалась!

— Ну что ж, у нас с тобой абсолютно разные представления о будущем… Мое главное желание, чтобы такие идиоты, как ты, наконец, вымерли! — Линн рывком потянула на себя одеяло, соскочила с кровати, собрала свою одежду и направилась в ванную. — Во всяком случае, здесь, в Кармеле, происходит то же, что и в Акапулько, — мы друг друга терпеть не можем! — И все-таки можем, мелькнуло у нее в голове, но, опасаясь в этом признаться, она захлопнула за собой дверь в ванную.

Она права, эта идиотка, подумал Дэвид — и пожалел, что остался в постели один, без Линн. Голый, несчастный и обиженный.

Через пять минут Линн, полностью одетая, вышла из ванной — готовая немедленно вступить в яростный спор о зрелости вообще и о жизненных ориентирах, в частности. Она уже набрала в легкие воздуху для эффектного вступления, но вид Дэвида заставил ее онеметь.

Он спал. Глубоким, крепким сном праведника. Но как спал! В отсутствие одеяла он завернулся в простыню, повернулся на бок и подтянул к животу колени. Растрепанные волосы, мир и покой на лице, смягченная линия рта.

Не достает только пальца во рту! — подумалось ей. Во сне действительно проявляется истинная натура. Ребенок. Просто ребенок в теле мужчины, которое ей лучше не пытаться поточнее разглядеть под простыней. Намерение Линн учинить большой скандал провалилось, поскольку не могла же она будить этого мальчика. Не могла она и снова раздеться, и юркнуть к нему в постель, ведь это только усугубило бы ее моральное поражение.