Весна варваров - Йонас Люшер

Что касается Прейзинга, то картина складывалась иная. Если истина в деньгах, то масса этой истины на его стороне. С такими финансовыми возможностями ему бы и распоряжаться, что считать игрой, а что реальностью. Почему же Прейзинг допустил, чтобы его там запугали самонадеянные торговцы дериватами и организованные разработчицы четких стратегий?

«Да просто потому, — подумал я, набрав целую пригоршню гравия, — что Прейзинг не умеет обращаться с деньгами. Нет, деньги он не транжирит и не пускает на ветер, даже наоборот — он их почти не тратит, но именно потому он обращается с деньгами безответственно».

Он боялся своих денег так же, как боялся любого другого инструмента. Не оттого, что мог бы порезать палец или что-нибудь там защемить. Прейзинг боялся действенной силы денег, как и любых инструментов; он с содроганием вспоминал, как катался на лыжах в Ле-Дьяблере и однажды увидел, что двое мужчин рассекают толстенный кабель для новой канатной дороги с помощью крошечной, как ему показалось, машинки, обладавшей немыслимой силой, — так вот, он думал, что деньги есть не что иное, как особо действенный инструмент, не что иное, как инструмент для осуществления больших целей, даже высоких целей. Это мне объяснил Проданович, который в прошлую пятницу навещал Прейзинга, и по такому случаю меня ему представили.

Прейзинг, конечно, даже и не думал задаваться вопросами о больших и высоких целях, даже и не думал брать на себя такую ответственность, он сводил на нет связанные с ним ожидания, просто довольствуясь тем, что богат, я даже думаю — баснословно богат, но сам живет, как обычный гражданин, если не считать экономки, которую он позволял себе держать ради решения множества бытовых вопросов.

Еще я подумал, что ведь с поставленными целями дело не так просто. Сомневаюсь, что Проданович вкладывал в постановку целей особые усилия. Таково мое предположение, хотя Проданович мне знаком только по рассказам Прейзинга, да еще мы мельком виделись под сенью желтой стены. И ведь не сказать, что я к нему несправедлив, я просто ставлю его в один ряд с тем множеством ему подобных, кто создает ценности, принимает важные решения и зарабатывает кучу денег, но поди спроси их, так они ответят, дескать, деньги для них совсем и не стимул, нипочем они не станут зарабатывать деньги ради денег, как будто их заподозрили в том, что они собираются в деньгах купаться, а пока что сносят монеты в хранилище и макают в них хвост. Нет, нет, деньги для них — лишь средство для достижения цели, с ними открываются возможности, да, возможности совершить что-нибудь великое, хотя величина деяния обычно выражается в квадратных метрах жилой площади на мысе Кан-Ферра или в корпусной длине судна у острова Сен-Барт, в лучшем случае — в покупке фабрики по производству косточек для бюстгальтеров в Бангладеш, а это принесет еще больше денег, чтобы «шел процесс», как они любят выражаться. Деньги не самоценны, в этом весь смысл, вот в чем глубинная идея. Только почему они пытаются нам запродать ее как собственное открытие, почему думают этим хоть что-то, да улучшить?

Тут уж я по-настоящему разозлился и не сумел усидеть на садовом стуле.

— Давайте-ка вперед! — грубо скомандовал я, выбросил камешки и пошел.

Прейзинг, отнеся мой призыв не к продолжению прогулки, а к продолжению рассказа, постарался вновь нащупать его нить.

— В общем, — заговорил он, — Пиппа пребывала в некоторой меланхолии, и я попробовал развеять ее настроение вопросом о том, какие же стихи она выбрала для прочтения на свадьбе сына. Оказывается — длинное стихотворение незнакомого мне тогда и, на мой вкус, несколько сомнительного американского поэта по фамилии Снайдер, битника, последователя дзен и одного из основателей американской глубинной экологии. Сплошная эклектика, согласись. Тем не менее я попросил Пиппу, поскольку и не слыхивал про это стихотворение, меня с ним ознакомить, сначала она долго ломалась, но потом все же прочитала стихи на великолепном британском английском.

Несколькими шагами вприпрыжку он обогнал меня, перегородив дорогу, глубоко вдохнул и торжественно провозгласил:

— Axe Handles by Gary Snyder. Да, я знаю эти стихи наизусть, потому что в неразберихе последующих дней, о чем пойдет речь позже, я в какой-то миг не растерялся, присвоил тот листок и тем самым спас его от огня. Листок — единственное, что сохранилось у меня после всех приключений, я часто в него заглядывал и запомнил стихотворение наизусть.

Прейзинг раскинул руки — то ли он преграждал мне путь к бегству, то ли хотел добавить своим словам выразительности — и с сильным акцентом, выговаривая все «the» как «зе», но все-таки отчасти подражая учительнице английского, начал декламировать:

One afternoon the last week in AprilShowing Kai how to throw a hatchetOne-half turn and it sticks in a stump.He recalls the hatchet-headWithout a handle, in the shopAnd go gets it, and wants it for his own.A broken-off axe handle behind the doorIs long enough for a hatchet,We cut it to length and take itWith the hatchet-headAnd working hatchet, to the wood block.There I begin to shape the old handleWith the hatchet, and the phraseFirst learned from Ezra PoundRings in my ears!«When making an axe handlethe pattern is not far off».And I say this to Kai«Look: We'll shape the handleBy checking the handleOf the axe we cut with» —And he sees. And I hear it again:It's in Lu Ji's Wen Fu, fourth centuryA.D. «Essay on Literature» — in thePreface: «In making the handleOf an axeBy cutting wood with an axeThe model is indeed near at hand». —My teacher Shih-hsiang ChenTranslated that and taught it years agoAnd I see: Pound was an axe,Chen was an axe, I am an axeAnd my son a handle, soonTo he shaping again, modelAnd tool, craft of culture,How we go on[14].

На «террасе бея» Прейзинг, завороженный метафорической мощью стихов американского поэта, утопал в замечательной синеве глаз английской учительницы и не видел, как все резче обозначались морщины на ее челе. Она дочитала. На время воцарилась тишина. Лишь пальмы легонько шелестели верхушками, но тут Пиппа нарушила тишину кратким и крепким английским словцом, напирая на букву «F». Прейзинг — за время экскурсии с мужем Пиппы он вроде бы попривык к суровой манере выражаться, явно присущей английским интеллектуалам, — решил, что таким способом она хочет подтвердить свое согласие с прочитанными стихами, и попытался также подыскать слова, но все они казались ему неточны, а может, таковы они и были, ведь он изъяснялся на чужом для него языке. Наконец, он попробовал начать с «Да, действительно…» (Yes indeed…), оборвал сам себя, начал заново и, уж как сумел, сообщил, that the apple does not fall so far from the stem[15] — так, мол, у нас говорят, но эта общеизвестная истина выражена здесь неподражаемым образом.

Пиппе эта попытка анализа показалась несколько поверхностной, она мрачно смотрела мимо него в пустоту. Не будет она ставить себя в дурацкое положение. Как ей такое в голову пришло? Ясно, она при изготовлении рукояти плохо сняла мерку и теперь не может рассчитывать на то, что ее сын проникнется тонким смыслом стихов и уж тем более разделит ее восторг, ведь они никогда не разделяют ничьих восторгов. Да и поздновато уж теперь заниматься воспитанием. Слишком многое, и к Санфорду это тоже относится в полной мере, сделано было неверно. Не удалось поделиться, не удалось передать то, что самим казалось важным. Прейзинг молчал. А вообще-то — так она рассуждала — сложившееся положение вещей можно интерпретировать двояко: либо сама она плохо строгала, либо сама она не была достойным образцом. Первое, правда, вероятнее, потому что в сыне своем она себя почти не узнает. И уж чтением стихов на его свадьбе теперь ничего не изменить — так она считала.

Прейзинг почуял, что не надо бы оставлять Пиппу с этим чувством горечи. И принялся уверять ее, мол, пусть и тяжело ей сейчас осознать, что она могла бы дать сыну больше, нежели дала, однако дело тут и в обстановке, и в обстоятельствах.

«Пиппа, не забывайте: это стихотворение восходит к далекому прошлому, к глубинам истории, к истории многих поколений, но обращено в будущее, к поколениям новым. В нем отображаются, — Прейзинга воодушевляла его собственная речь, — звенья единой живой цепи. Ваш сын однажды тоже станет отцом, и тогда ему вспомнятся ваши слова. Стихотворение — как это важно! Прочитайте его сегодня вечером, Пиппа».

Пиппа покосилась на него с сомнением: «Вы и вправду так думаете? Я же выставлю себя на посмешище».