Одна из нас лишняя - Марина Серова

Людмила Григорьевна всхлипнула и разрыдалась. Такого я, честно говоря, несмотря на горе и потрясение, от нее не ожидала. Людмила Григорьевна с ее высокомерием и какой-то сверхчеловеческой отстраненностью казалась неуязвимой для любых жизненных невзгод.

А тушь у нее, видать, водостойкая…

Представляю рекламный ролик: одетая в норку, увешанная бриллиантами женщина плачет над гробом «нового» русского мафиозного типа, убитого в перестрелке, а приятный, но требовательный голос другой женщины за кадром призывает в подобных случаях пользоваться водостойкой тушью от «Макс Фактор» или помадой «Каптиф» фирмы «Лореаль», которая ни за что — можно даже не волноваться — не оставит следов на бледном челе дорогого покойника.

— Простите, — слабым голосом сказала она, поборов очередной приступ слезливости, — нервы — ни к черту! Никита! — крикнула она. — Сколько можно?!

— Иду, — донеслось со второго этажа.

По всей видимости, он уже вышел из комнаты и приближался к лестнице.

— Ма, ну че ты кричишь? — с беззаботным пренебрежением в голосе спросил он.

На Никите была узкая фиолетовая, в оранжевых разводах рубашка и черные обтягивающие брюки. От колен шел едва заметный клеш.

На ногах — огромные ботинки на «тракторной» подошве.

— Привет, — он широко мне улыбнулся и, подойдя к Людмиле Григорьевне, с мальчишеской непосредственностью чмокнул ее в щеку.

— У тебя что, другой рубашки, что ли, нет? — она смерила его быстрым оценивающим взглядом. — Эта, я уже сто раз тебе говорила, тебе не идет.

— Ну че ты зарвалась? — Никита плюхнулся в кресло.

— Да потому что тебе наплевать на… — рвущийся наружу всхлип не дал ей договорить.

— Мам, — Никита поднялся с кресла и потряс ее за плечо, — хватит тебе, еще ведь толком ничего не известно. А Женька, она, даю тебе голову на отсечение, со всем этим разберется, мам, ну не плачь!

Людмила Григорьевна вытерла слезы и с надеждой посмотрела на меня.

— Вы ведь правда нам поможете? — В ее голосе я различила интонацию маленькой беззащитной девочки.

— Сделаю все возможное и невозможное, — рапортовала я и, движимая искренним порывом помочь и утешить, пожала Людмиле Григорьевне руку.

— Сегодня я уже видела эту тачку, — сказала я, глядя в зеркало заднего вида, в котором с надоедливым постоянством маячила темно-серая «БМВ».

— Завидую твоей наблюдательности, — сидевший рядом, на переднем сиденье моего «жука», Никита повернулся назад, — а может, это не наблюдательность, а мнительность? — решил он меня поддеть.

— Назови это как хочешь, — беззлобно парировала я, — но что-то не нравится мне эта тачка, чего она на хвосте виснет?

— Же-ень, — на манер избалованного ребенка протянул мой оболтус, — ты скорости не прибавишь? А то опаздываем!

Никита посмотрел на свои плоские ультрамодные часы.

— Живей надо было собираться, — не удержалась я от назидательного брюзжания, — не дергайся, успеем.

Я остановила машину перед светофором в левом ряду. Правый занимал только что отошедший от остановки троллейбус. «БМВ» нагло уткнулся почти в самый бампер моего «жука».

Сквозь тонированные стекла «БМВ» совершенно ничего не было видно. Может, это другая машина? Номерной знак из окна кафе я не разглядела. Сейчас мы тебя проверим.

Загорелся зеленый. Я стояла на месте. Прием, конечно, не новый, но довольно эффективный.

— Поехали, опаздываем ведь! — Никита немного раздраженно и в то же время с удивлением посмотрел на меня.

— Ты бы лучше ремень пристегнул, — бросив на него быстрый взгляд, ответила я.

Он послушался, но удивление его от этого не стало меньше. По правому ряду двигался поток машин. «БМВ» даже не попытался меня объехать или хотя бы посигналить. Видимо, его водитель разгадал мои намерения (тронуться с места, как только загорится красный). Мне показалось, что я услышала, как ревет мощный двигатель стального болида, готового сорваться с места следом за мной.

Но я не рванула на красный. Поток машин в поперечном направлении был небольшой, и это позволило мне за мгновение до того, как загорится зеленый, выехать на полкорпуса вперед.

Вдавив педаль акселератора до упора, я резко крутанула руль вправо. Машину занесло и развернуло на девяносто градусов. Едва не зацепив двинувшуюся по правому ряду «Газель», я прибавила скорость, выезжая на узкую улочку.

«БМВ» мимо «Газели» проскочить не успел.

Но, пропустив ее, водитель «БМВ» надавил на клаксон и, не обращая внимания на протестующие сигналы, кинулся следом за нами.

— Класс! — Никита восхищенно моргал глазами.

— Рано еще радоваться, — осадила я его. — Между прочим, это по твою душу.

«БМВ» маячил метрах в пятидесяти позади, но расстояние между нами стремительно сокращалось. Я не могла тягаться с ним в скорости: менее сотни лошадей «Фольксвагена» против двух с лишним сотен «БМВ». Но у меня было преимущество в плане маневра. Тяжелой мощной машине понадобится немало времени, чтобы развернуться на узкой дороге.

Перед самым перекрестком, когда «БМВ» уже почти догнал нас, я повторила свой трюк, который выполнила на светофоре. Только теперь я развернула своего «жука» на сто восемьдесят градусов и лихо тронула навстречу «БМВ», водитель которой от растерянности резко нажал на тормоза, не успев даже сообразить, что мог бы перекрыть мне дорогу. Если бы успел, конечно.

Я повернула направо на том же светофоре, от которого так невежливо стартанула минуту назад.

Без трех девять мы уже парковались у «Рондо». Стоянка у этого знаменитого ночного клуба, места сборища самой разношерстной публики — от отдыхающих проституток до богатеньких студентов престижных вузов, — была запружена иномарками, «девятками» и «десятками». У стен клуба царило праздничное оживление. Не успев выйти из машин, люди тут же со сверхъестественной легкостью и быстротой находили своих знакомых, кучковались, образовывали импровизированные пресс-клубы, обменивались рукопожатиями и поцелуями.

— Давай шустрей, — поторопила я Никиту, — а то все действо пропустишь!

Наконец он выбрался из «жука» и, совершенно неожиданно взяв меня под руку, потащил к двери. Мы то и дело натыкались на разгоряченных жарой и общим приподнятым настроением людей, извинялись и снова продолжали путь.

Женщины все как одна были в платьях с декольте, мужчины — одни в светлых рубашках и брюках, другие (те, что помоложе) предпочли более свободный вариант — майки, джинсы, жилеты.

У самой двери тусовалась компания желторотых юнцов.

— Поигрались и будет, — я высвободила руку, глядя на Никиту сверху вниз, — а вот и твои братья по разуму.

Я кивком указала на хихикающую группу парней. Оранжево-фиолетовая рубашка Никиты привлекла взоры его сверстников. Вдруг от их компании отделилась тощая сутуловатая фигура.

— Темка, привет, — поздоровался Никита.

Темка остановился в двух шагах от нас. На его непропорционально вытянутой физиономии застыла блаженная улыбка.

Экстази, что ли, наглотался? — мелькнуло у меня в голове.

— Мы вместе в художке учимся, — шепнул мне Никита на ухо. — Тем, познакомь со своей братвой!

— Давайте к нам! — Тема наконец разжал губы.

— Странный он какой-то, — заметила я вскользь.

— Он всегда такой, замедленный… — Никита хотел было ринуться к ребятам, но я его тормознула, ухватив за руку.

— Не торопись, давай вначале сядем на места, потусуешься еще, успеешь.

Никита проявил удивительную сговорчивость.

— Ладно, пацаны, — махнул, он парням, — на дискотеке попляшем.

Тема вернулся к сдоим приятелям, которые дружно проводили нас заинтересованно-настороженными взглядами.

Предъявив билеты, мы протиснулись на наши места. Спектакль вот-вот должен был начаться, зал был битком, и я не могла понять, что делают на улице все эти толпы расфранченных и возбужденных граждан.

Посередине зала возвышалась довольно узкая подиумная дорожка. По обеим сторонам от подиума были расставлены столы, красиво и со вкусом сервированные. Некоторые из посетителей уже набросились на закуски. Я повернула голову и обнаружила справа у стены роскошный фуршетный стол, не менее длинный, чем подиум.

— Смотри, смотри, — дотронулся до моей руки Никита, — начинается.

— А ты что, этого Шнайдера знаешь? — полюбопытствовала я, но мой вопрос остался без ответа, так как Никита был поглощен выходом сильно декольтированной, эффектной брюнетки, которая уже начала объявлять программу вечера.

— Дамы и господа, — разлился по залу ее мелодичный, хорошо поставленный голос, — мы рады приветствовать вас в нашем гостеприимном клубе. Позвольте мне вкратце проинформировать вас о программе вечера. У нас есть замечательный повод…

Я не стала слушать эту муру, в которой мой слух пару раз уловил фамилию Шнайдер. Ведущая что-то долго и восторженно говорила о «Зодиаке» Шнайдера, о его мастерстве, новаторстве и вдохновении, об усилиях организаторов этого чудесного, по ее выражению, праздника, который прямо-таки способен вывести нас на один со всей культурной Западной Европой уровень, и так далее, и тому подобное.