В простор планетный (с иллюстрациями) - Абрам Палей

— Центральное бюро погоды, — пояснила Инесса, — по временам направляет отсюда сильные ветры по обе стороны экватора для перемешивания воздушных масс в обоих полушариях Земли. Оттуда, разумеется, идут обратные воздушные потоки. Представляешь, какое давление выдерживает здание? Оно и сделано из особо прочного материала, а эта форма увеличивает сопротивление напору ветра.

Войдя внутрь, Мерсье увидел, что во всю длину одной из стен протянулась доска с многочисленными шкалами, миниатюрными лампочками, вспыхивающими и гаснущими цифрами. Перед ней стояло удобное кресло, но дежурная — это была Анна — не могла усидеть на месте, хотя кнопки и рубильники находились прямо над креслом. Она беспрерывно прохаживалась взад и вперед. Увидев отца, Анна издали улыбнулась ему.

— Трубы очень велики, — заметил Мерсье, — трудно даже представить, сколько воды они высасывают в секунду.

— Много, конечно, — отозвалась Инесса, — но все же меньше, чем может показаться на первый взгляд. Вот посмотри.

Она подвела его к схеме на противоположной стене, и Пьер увидел трубу в разрезе.

— Видишь, — сказала Инесса, — сама труба не так толста, она окружена очень мощным слоем изоляции из вакуумной пены. Поэтому на всем своем пути вода теряет лишь немного тепла, а на обратном только чуть нагревается.

Мерсье, внимательно слушавший объяснения, но одновременно наблюдавший за Анной, сказал:

— Зная характер своей дочери, думаю, что ей трудновато часами так сосредоточиваться.

— Не часами, — ответила Инесса. — Мы дежурим только по одному часу в сутки — ведь это довольно скучная работа. И самое скучное то, что и сосредоточиваться почти не приходится. Все процессы на головном сооружении и полукольцах регулируются автоматически. Здесь единственный наблюдательный пункт для всего сооружения. За тем, что происходит на нем в обоих полушариях, следит один человек. Случись где авария, тотчас сообщит звуковая и световая сигнализация.

— Сколько же людей работает здесь? — спросил Пьер.

— Двадцать четыре, по числу часов в сутках.

— И это вся ваша обязательная нагрузка?

— Нет не вся. Ты обратил внимание на отводы от насосных труб? Перед тем как вода поступает в полукольцо, она процеживается через грубые фильтры. Они задерживают крупный и средний планктон, богатый белками, жирами, углеводами, витаминами, и подают прямо отсюда на химико-биологический пищевой завод.

Этот завод и есть наша вторая нагрузка. Ну, мы варьируем свою работу по договоренности, как кому удобно. Вот Анна дежурила на пульте ночью, а теперь уже опять здесь. На эти сутки она изменила порядок своих занятий.

— Из-за чего же?

По-видимому не расслышав вопроса, Инесса продолжала:

— Профильтрованная вода идет дальше. Планктон по отводам выдувается сжатым воздухом прямо в заводские лаборатории.

— А микроскопический планктон?

— Здесь пропускать воду через очень тонкие фильтры нет смысла — сильно замедлится ее продвижение. Микропланктон отбирается уже в полярных областях при выходе воды из труб. У них там еще более расширенные устья, и вода проходит через тончайшие фильтры на гораздо более широкой площади, так что циркуляция не замедляется.

— Неужели же Анна остальную часть ночи дежурила на заводе? А потом так скоро опять сюда?

— Ну что ты! В такой перегрузке нет никакой надобности. Завод отнимает часа полтора в сутки. Но нынче ночью Анна занималась совсем другим. Она сама тебе скажет. А теперь не хочешь ли посмотреть завод?

— Нет, спасибо, сейчас не хочется.

Пьер уже был знаком с подобным заводом, на котором работала Ольга. А главное, он чувствовал, что больше не в состоянии смотреть на чужую работу.

Подошла Анна, взяла отца под руку. Ее комната находилась в нескольких сотнях метров. Они молча пошли туда. Анна с трудом согласовала свой шаг с неторопливым, даже вялым шагом отца. Обычно он ходил совсем иначе.

Комната Анны была невелика, ведь в ее распоряжении все общие помещения дома — холлы, гостиная, библиотека, гардеробная, столовая, музыкальный салон, просмотровые телезалы.

В одном углу стоял мультитон.

Пьер с удивлением смотрел на дочь; она продолжала сосредоточенно молчать.

Но, войдя в комнату, выпустила его руку и стремительно бросилась к инструменту. Еще стоя, взяла первые аккорды, а затем села и уже не отрывалась от клавиш.

Изумленно слушал Мерсье.

Углубляются, растут звуки. Это — страстная жажда движения, деятельности.

Вперед, вперед, творить, дерзать!

Он слушал. Весь мир исчез, кроме этой музыки.

И вдруг… Препятствие, стена, глухая стена. Сломать ее, уничтожить, победно устремиться дальше!

Но нет, стена неодолима. Звуки бьются об нее, рассыпаются в прах. Так разбивается в пену и брызги морская волна об угрюмый утес.

Куда идти? Назад — нет волне дороги. В стороны — нельзя, там другие, параллельные ей волны. И вперед нет пути!

Недвижим мрачный утес. Вдребезги разбиваются волны. Разбиваются и рыдают в безысходной тоске, в могучем, но бессильном гневе!

И на этом ищущем и не находящем выхода, полном отчаяния аккорде внезапно оборвалась мелодия.

Наступила глубокая, страшная тишина.

Мерсье глядел на дочь и не узнавал ее. Эта озорная, порой взбалмошная девушка, его Анна — настоящий, зрелый композитор. Как незаметно для него она выросла. И как она проникла в самую глубину его переживаний!

Вот сидит перед ним, так похожая на него своей беспокойной душой и на Ольгу — белокурой головой, голубыми глазами, ласковой улыбкой. Но на этот раз на лбу у нее прорезались две вертикальные морщинки — в первый раз, кажется.

Мерсье тихо сказал:

— Я знал тебя как отличную исполнительницу. Но что ты такой композитор…

Анна подошла и взяла его за руку:

— Это только первый набросок. Но может быть, получится стоящая вещь. Над ней надо серьезно поработать.

— Этим ты и занималась ночью?

— Да.

Глава 8

Тягостные встречи

Взбудораженный музыкой, Мерсье решился. Его неукротимая натура требовала действия. Хотя разве можно назвать действием то, что пришло ему в голову? И зачем это нужно? На такой вопрос Пьер вряд ли сумел бы ответить.

Чтобы связаться с любым человеком, надо было, вызвав по приемно-передаточному кольцу Информационный центр, назвать основные сведения об этом человеке. Центр автоматически находил его индекс и производил вызов легким покалыванием пальца.

Мерсье вызвал Центр, назвал Симона Котона и прибавил ряд признаков: место работы — одна из приливных станций, возраст — около сорока лет, средний рост, серые глаза, прямой короткий нос, рыжеватые волосы, голос низкого тона…