По закону клумбы - Лана Роговская

Сейчас Василий Федорович пришел к Кирееву с докладом о текущих делах. Особое внимание уделил смерти эмбриолога. Он серьезно отнесся к этому делу. Киреев хорошо изучил бывшего начальника, доверял его чутью, поэтому тут же насторожился.

– Рассказывай, Василий Федорович, подробнее…

В свое время он много раз был свидетелем особого дара Водопьянова. Тот умел непостижимым образом чувствовать важные моменты. Люди-прагматики называют это интуицией, основанной на совокупности опыта и знаний. Молодые просто – чуйкой. Чрезмерно одухотворенные лица обозначают это явление как экстрасенсорные способности, ясновидение.

Вспомнилась история, когда под руководством полковника Водопьянова обложили в логове одного матерого московского рецидивиста, на совести которого было много смертей. Тот засел в двухкомнатной квартире пятиэтажного дома. Группа захвата ОМОНа была на старте. Все ожидали сигнала Водопьянова. Однако тот медлил.

– Приказывайте, Василий Федорович, все готовы, – прошептал ему тогда Киреев. – Что ждать?

– Подождем…

Они около часа находились тогда у осажденной квартиры, ожидая команды. И команда последовала, но совсем другая.

– Снимаем осаду! Оперативному составу покинуть позиции! Продолжить наблюдение за объектом, быть готовыми к задержанию преступника на выходе из подъезда, – произнес наконец Водопьянов.

Киреев тогда матюгнулся про себя: «Старый маразматик, на пенсию пора…»

Бойцы ОМОНа набились в свою спецмашину и отбыли в явной растерянности. Но они не привыкли обсуждать приказ командира. Иначе армия не была бы боеспособной. «Сначала выполняй – потом думай!» – этому их учили.

Только глубокой ночью на выходе из подъезда рецидивист был задержан оперативными сотрудниками.

На следующий день все участники событий узнали о том, что Водопьянов спас им жизнь.

Преступник ждал штурма квартиры и приготовился к нему. Мощное взрывное устройство, которое он незамедлительно привел бы в действие, унесло бы жизни не только всех омоновцев, но и жителей как минимум половины дома.

Водопьянов потом, подвыпивши, рассказал Кирееву о том, что он чувствовал, когда отдавал приказ об отмене операции. За долгие минуты, проведенные в засаде, полковник пережил сложнейшую внутреннюю борьбу, но поверил своей интуиции. Он знал, что будет, возможно, смешон для окружающих, но жизни людей для него были важнее.

После этого случая коллеги Водопьянова не раз поднимали тост за его здоровье и за его чуйку.

Вот почему сейчас полковник Киреев с особым вниманием слушал доклад руководителя опергруппы.

– Пока нет подтверждения из лаборатории, но эксперт предполагает, что это метанол, – подытожил Василий Федорович.

– Но при отравлении метанолом смерть не наступает мгновенно, – засомневался Киреев. – Возможны слепота, судороги… А тут никто ничего не слышал, потерпевший не успел даже пожаловаться… Да и бутылка стояла в кабинете длительное время. Может, что-то другое? Или обычный сердечный приступ?

– Конечно, выводы делать рано, подождем экспертов. Когда будет больше данных, доложу. – Василий Федорович покинул кабинет Киреева.

Глава 9

Наука и жизнь

Первую половину дня Ирина Борисовна провела на приеме. К ней всегда была большая очередь. Даже когда другие врачи сидели без дела, к Маркевич народная тропа не зарастала.

Но несмотря на поток пациентов, Ирина Борисовна думала о Никитке. Вчера он пришел домой опять поздно, закрылся у себя в комнате. Утром молча поел и ушел в школу. Мать не оставляло ощущение беды. Смерть Чеснокова подействовала, что ли?

Сегодня в диагностическом отделении все были необычайно напряжены.

Утром на конференции заведующая, как всегда, «душила» сотрудников, но немного злее, чем обычно. Однако, к радости всех, она куда-то торопилась, и закончили довольно быстро. После собрания у врачей еще оставалось пятнадцать минут до приема.

Обычно в эти четверть часа врачи пили чай и обсуждали сложные клинические случаи, советовались друг с другом. Такие вот неофициальные консилиумы за чашкой чая. Сегодня обсуждали смерть Чеснокова. Несмотря на то, что институт был большой и не все распознавали друг друга в лицо, известного эмбриолога знали многие. Благодаря усилиям энергичной Терещенко у входа в институт был вывешен некролог, под ним в хрустальной вазе – традиционные красные гвоздики.

Врачи вспоминали, как в начале восьмидесятых начиналась эпоха высоких репродуктивных технологий. Именно Сергей Николаевич вместе с ныне покойным профессором Рыбалко стоял у истоков технологии ЭКО.

Рыбалко был врачом «от Бога» и руководил одной из первых в стране лабораторий ЭКО, а Чесноков проводил основную работу в экспериментальной области. Он был одним из первых эмбриологов. Обычно мало кто из пациентов знал, что самую важную часть процесса создания беременности по новым технологиям осуществлял именно эмбриолог. От уровня и опыта этого специалиста во многом зависит успех всей длительной процедуры искусственного оплодотворения.

– А когда появился первый ребенок из пробирки? – полюбопытствовала аспирантка Катя.

– Первой из пробирки родилась Луиза Браун в тысяча девятьсот семьдесят восьмом году, в Великобритании. Тогда в прессе было много шума, – ответила доктор наук Наумкина.

Врачи наперебой стали обсуждать вопросы ЭКО.

– Не успеваешь следить за прогрессом в этой области! Вот и оплодотворение яйцеклетки единственным сперматозоидом стало возможно, можно селекцию пола ребенка делать. Хочешь – мальчика тебе подсадят, хочешь – девочку. Скоро и мать будет не нужна, – заметила Маркевич.

– Ну, мать пока нужна, – возразила ей научный сотрудник Афифа. – Без матки никак невозможно. Кстати, вы слышали результаты шведских экспериментов по трансплантации матки? Одна женщина уже забеременела и родила после пересадки ей матки донора.

– Неужели правда? – послышалось со всех сторон.

– Клянусь! Об этом было опубликовано несколько дней назад в американском журнале, могу даже ссылку найти, – тонко усмехнулась Афифа. Она никогда ни с кем не спорила, но всегда спокойно и уверенно ставила точки над «и».

– А суррогатное материнство и отцовство! Что творится в Америке! Кстати, как решился вопрос о суррогатном материнстве в Думе? Вроде недавно обсуждали… – поинтересовалась аспирантка Катя.

Наумкина компетентно изрекла:

– Согласно определению Всемирной организации здравоохранения, суррогатная мать, или гестационный курьер, – это женщина, у которой беременность наступила в результате оплодотворения ооцитов, принадлежащих третьей стороне, сперматозоидами, принадлежащими третьей стороне. В одних странах это до сих пор запрещено, в других – можно все. У нас в России генетическая мать не может быть суррогатной матерью. По отцовству, честно говоря, не все знаю. – Светлана Владимировна читала лекции по этому вопросу на кафедре, поэтому эту проблему знала лучше других. – Внятных законов у нас сейчас нет по этому поводу. Самое сложное сегодня – это порядок отказа суррогатной матери от ребенка. По умолчанию права на малыша в нашей стране принадлежат той женщине, которая его выносила и родила. Супруги, давшие свое согласие в письменной форме на имплантацию своего эмбриона другой женщине в целях его вынашивания, особых прав не имеют. Они могут быть записаны родителями ребенка при регистрации рождения только с согласия суррогатной матери.

– Так что до получения такого согласия сохраняются риски, что она захочет оставить ребенка себе, – задумчиво протянул Курилин. – У меня в практике был недавно скандал – суррогатная мать не отдала ребенка после рождения. Кстати, Чесноков им и делал.

Мадина Уламова слушала внимательно, как всегда. Она подумывала уступить родителям и тоже сделать себе беременность с помощью новых технологий. Естественным путем не получилось. Возраст уже… Она была единственной дочерью, и родители очень просили внуков.

– Как же она объяснила свой отказ? – спросила Мадина.

– Никак, просто начала шантажировать генетических родителей и требовать с них еще денег.

В это время раздался телефонный звонок. Мадина ответила.

– Да, хорошо, передам. – Она положила трубку. – Звонили из приемной директора. Сегодня в институте работает следователь по делу смерти Чеснокова. С нами будут беседовать по очереди, просили известить.

– Сюда придут? – уточнила дотошная Катя.

– Ой, надо же Инессе Петровне сообщить, – уже переключилась Мадина.

После приема Ирина Борисовна побежала перекусить. Она любила обедать в столовой института. Там можно было спрятаться от пациентов, которые ловили врачей на каждом шагу. Там можно было пообщаться «за жизнь» с другими коллегами и поесть горячего.

Она подсела за столик к профессору Гуляеву.

– Можно с вами пообедать?