Древний рим — история и повседневность - Георгий Кнабе

Массовое распространение терм выдает далеко зашедшую эволюцию античного общества-несвязанность значительных масс населения, могущих проводить долгие часы в праздности, с повседневным производительным трудом, размытость некогда единой схемы общественного поведения и организации жизни, ослабление жесткого стандарта традиционной морали. Бани становились постепенно массовой страстью, местом ленивого сибаритства и отнюдь не самых чистых наслаждений. Был популярен стишок:

"Бани, вино и любовь разрушают телесные силы, Но ведь и жизни-то суть в банях, вине и любви".

27. Термы Каракаллы (слева) и Диоклетиана , планы

28-29. Центральный блок терм Каракаллы, план и перспектива

39. Термы Адриана в Лептис Магна в Северной Африке. План. 1 - плавательный бассейн под открытым небом; 2 - фригидарий; 3 - бассейны; 4 - тепидарий; 5 - ванны тепидария;6 - кальдарий; 7 - парильные камеры; 8 - печи; 9 — уборные

Имелась упорная, причем явно шедшая снизу тенденция к тому, чтобы мужчины и женщины мылись в банях одновременно и совместно. Адриан специальным указом "разделил бани на мужские и женские"[95], но не прошло и полувека, как Марку Аврелию понадобилось снова "уничтожать совместные бани"[96], которые, следовательно, возродились немедленно после первого запрещения. Последний раз пытался настоять на их ликвидации еще полувеком позже Александр Север. Отсутствие позднейших свидетельств говорит, скорее всего, не об устранении самого явления, а о том, что с 30-х гг. Ill в. императорам было уже не до того. Что из этого совместного купания получалось, видно из некоторых эпиграмм Марциала[97]. В термах с их ежечасно сменявшимся многотысячным, бездельным, падким на легкие радости населением особенно ясно выступала деструктуризация этого жестко структурного по своей природе общества[98].

29-31. Термы Каракаллы в Риме. 211-217 гг.

32, 33, 35. 37, 44 Термы Каракаллы

34. Термы в Лютеции (ныне Париж). II в

38. Руины императорских терм в городе Августа Тревиров (ныне Трир в ФРГ).  Ок. 300 г.

36. Аподитерий в Форумных термах в Геркулануме

41. Пригородные термы в Геркулануме

Развитие водоснабжения в Риме, таким образом, предстает перед нами как частное, повседневное проявление общей закономерности. В этой области особенно ясно видно, как патриархальная бедность и "нравы предков" уступают место прогрессу, цивилизации, как накопление избыточных средств общины нарушает ее традиционную структуру, как специфически общинные формы жизни тиражируются в тысячах копий по всему римско-средиземноморскому миру, утрачивая свой исконный, корневой, чисто местный (и тем самым собственно общинный) смысл. Разобранные выше особенности римского водоснабжения иллюстрируют эту эволюцию и объясняются ею. При более внимательном взгляде, однако, в нем обнаруживаются и совсем иные черты, которые противоречат указанной закономерности, остаются в ее пределах непонятными и загадочными и требуют, следовательно, какого-то другого объяснения.

Бичом римского водоснабжения всегда была кража воды. Основной наш источник - книга Юлия Фронтина "О водопроводах города Рима"[99], - содержит бесконечные жалобы по этому поводу. А ведь в той же книге говорится, что ко времени ее написания, то есть к принципату Нервы (96-98 гг.), все граждане Рима были обеспечены водой. Кто же крал и, главное, зачем? И как вообще могли существовать кражи при фантастическом изобилии воды? При том же крайнем изобилии чем можно объяснить упорное ограничение воды, подаваемой в частные дома? Включение домов в систему городского водоснабжения производилось в Риме отнюдь не автоматически, а в виде привилегии данному домовладельцу, каждый раз по особому разрешению. Если воды с избытком хватало и она в принципе могла подаваться в дома, то зачем сохранялся и даже рос уличный водоразбор? В Москве в 1925 г. было 324 уличных водоразбора, в Риме в 98 г. н.э. - 591, хотя воды здесь было больше, а населения вдвое меньше. Почему таким благополучным, полностью обеспеченным и, в сущности, второстепенным участком коммунального хозяйства города, как бытовое водоснабжение, в Риме ведали высшие магистраты?

Полной загадкой представляется крайнее - хочется сказать: демонстративное - техническое несовершенство водопроводной сети Рима, резко контрастирующее с высоким инженерным уровнем акведуков. Каждый из семи главных водопроводов, в конце I в. н.э. подававших в Рим воду, соединялся своей особой системой проложенных под землей труб со своими же разбросанными по городу водораспределительными сооружениями, так называемыми сastellum'ами, которых всего было 247, от 14-ти до 92-х на каждый водопровод. От каждого castellum'a к разным центрам потребления воды в свою очередь шли не сообщавшиеся между собой линии подземных труб. В итоге под улицами города перекрещивались, сталкивались, разбегались 988 независимых друг от друга водопроводных сетей! Надо ли удивляться, что вероятность аварий на линиях была очень высока, а обнаружить аварию было головоломно трудно, что для обслуживания и эксплуатации требовался штат в 700 человек, и стоило все это очень дорого. Римляне тем не менее упорно держались за эту явно нерациональную систему. Очевидно, она покоилась для них на каких-то основаниях, более важных, чем экономия средств или удобство эксплуатации.

Наконец, не поддается логическому объяснению и тот факт, что жители империи, уже с I в. н.э. прекрасно умевшие изготовлять краны[100], почти ими не пользовались, и поступавшая в города вода текла непрерывным потоком из домашних водопроводов, из уличных колонок и фонтанов, переполняла бассейны, лилась на землю и, доставленная с таким трудом в город, ежедневно тысячами тонн уходила без всякой пользы в канализацию[101] и реки. Это было не упущение, а принцип: в сенатусконсульте 11 г. до н.э. говорилось, что главная задача сенатора, ответственного за римские водопроводы, - "прилагать величайшее тщание к тому, чтобы в уличных бассейнах вода изливалась днем и ночью"

Эти особенности римского водоснабжения не так нелогичны, как кажется. Просто они связаны не с процессом распада общины под влиянием роста общественного богатства, а отражают иную закономерность и растут из иной системы взглядов, всегда в Риме дополнявшей первую. Познакомиться с ней лучше всего, проанализировав раздел ,"Дигест", который называется "О воде и задержании дождевых вод"[102].

Хотя речь в нем идет не о водопроводной воде, а о дождевой и не о городе, а о селе, картина, из него встающая, обнаруживает некоторые исходные основы общего отношения к воде в Риме, в том числе и к перечисленным только что особенностям водоснабжения.

45. Цистерны для сбора дождевой воды на одной из вилл на острове Капри

"Дигесты" представляют собой свод положений римского права, которые в разное время были выдвинуты наиболее авторитетными римскими юристами и вошли в практику судопроизводства. По самому своему характеру, таким образом, тексты "Дигест" отражают разновременные пласты римского правового сознания, амальгамированные единой правовой системой империи во II-IV вв. н.э. В разбираемом разделе эта многослойность выступает особенно отчетливо. Речь в нем идет о судебных претензиях, которые может (или не может) предъявлять владелец земельного участка своим соседям, если их действия по использованию почвенных вод или по задержанию дождевых нанесли ему ущерб. По самой сути дела при этом в центре внимания оказывается вопрос о взаимных обязательствах членов сельской общины, о степени их солидарности и допустимых отклонениях от нее. Целый ряд текстов, вошедших в данный титул и извлеченных из сочинений юристов I-II вв..фиксирует реальные и развивающиеся отношения этой эпохи - далеко зашедшее отчуждение общинников друг от друга и ограничение их взаимных обязательств принципом непричинения вреда: "Никого нельзя принуждать, чтобы он заботился о пользе соседа, но только чтобы не чинилось ни ущерба, ни препятствий тому, кто действует в согласии с законом".

Последовательное проведение этого принципа, однако, оказывалось в условиях сельской общины немыслимым. Когда, например, человек, копая свою землю, изменял русло протекавшего по ней ручья, в результате чего вода переставала орошать участок соседа, то последний не имел права возбуждать дело в суде, "если намерение изменившего русло состояло не в том, чтобы принести ущерб соседу, а в том, чтобы улучшить свое поле". Отправным моментом судебного разбирательства здесь, как и в других текстах данного раздела, признается чистота помысла. Пусть я фактически повредил соседу, но если очевидно, что я сделал это без злого умысла, то поступок мой неподсуден - верность традиционно общинному ходу мысли, обязательной соседской приязни важнее реальных, материальных последствий моего поступка. За группой земельных собственников, из которых каждый преследует свои выгоды и не ограничен ничем, кроме как правом другого точно так же преследовать свои, здесь все время ощущается единый коллектив общины, прошитый скрепляющими его нитями традиции, солидарности, взаимных обязательств, неразрывности хозяйственных интересов. Это положение становится особенно ясным во втором пункте анализируемого титула "Дигест".