Он и две его жены - Патрик Квентин

– Да... разумеется, – сказал, вставая, лейтенант Трэнт.

Мы все тоже встали – может быть, немного поспешно.

– Ну, я, пожалуй, не буду больше отнимать у вас время, – сказал Трэнт. – Я очень благодарен вам всем.

Он взял со стула свой конверт и направился к двери. По пути он обернулся и бросил в мою сторону:

– Да, еще одно, мистер Хардинг! Может быть, вы дадите мне ваш адрес?

Я выполнил его просьбу, и тогда он спросил:

– А фамилия этой мисс Элен?.. Этой бонны?

На краткий миг, когда наши глаза встретились, мне показалось, что в его взгляде под внешним равнодушием и спокойствием мигнул огонек недоброжелательности. Однако это впечатление тут же растаяло.

– Элен Ходжкинс, – ответил я.

– Элен Ходжкинс, – повторил он медленно. – Я, разумеется, должен буду поговорить с ней. И, может быть, использую этот случай, чтобы встретиться еще раз с вами, мистер Хардинг.

Он продолжил путь к двери, ступая почти беззвучно. "У него кошачья походка", – подумал я. На пороге он поклонился.

– До свидания, – сказал он.

– До свидания, – ответили мы хором.

Долгую минуту после того, как дверь за ним закрылась, мы стояли неподвижно в молчании. А потом вдруг сбились в кучку, как заговорщики, обсуждающие покушение.

– Ну и ну! – захохотала Дафна. – Вот потеха!

– Билл! Сейчас же возвращайся домой и поговори с Элен, а то он опередит тебя, – коротко приказал Си Джей.

Под влиянием еще не угасшей уверенности в себе я ответил:

– А может, было бы лучше предварительно поговорить с ней по телефону?

– Так звони сейчас же!

Я подошел к аппарату, делая вид, что намерен набрать номер, но, взяв в руки трубку, обратился к Си Джей со словами:

– А может быть, будет лучше, если с ней поговорите вы?

По лицу Си Джей разлился румянец гнева; так бывало всегда, когда кто-нибудь из его подчиненных осмеливался критиковать его планы или вмешиваться в них. Однако годы, проведенные в его издательстве, научили меня дипломатии. Я разыграл роль молодого, неискушенного прокуриста[5] и сказал:

– Видите ли... разговор с Элен – это деликатное дело. Ведь жалование ей платит Бетси, а не я. Вы сами понимаете, как ведут себя в таком случае служащие. Элен не слишком высоко меня ставит, тогда как перед вами она благоговеет. Любое ваше слово...

С Си Джей никогда не знаешь, настроит ли его лесть ожидаемым образом, примет ли он ее благосклонно или просто сочтет за нечто вполне заслуженное. Во всяком случае лоб его разгладился, он слегка выпятил губы, как если бы задумался над моими словами. Кожа на его шее начала надуваться, как у жабы, которую дразнят соломинкой.

– Ну... не знаю, что и сказать тебе, мой мальчик. Может быть, ты и прав... Ладно, я поговорю с ней сам!

Он сделал неопределенное движение в сторону телефонного аппарата; это должно было означать, что мне следует соединить его с моим домом. Си Джей никогда не набирал номер сам, если в комнате был кто-нибудь, кроме него. Я набрал свой номер, все время в полной мере осознавая, какому риску я подвергаюсь. Неприязнь Элен ко мне и ее негодование могли оказаться сильнее обожания Си Джей. Она могла просто выложить ему все об Анжелике, разыграв перед моим тестем оскорбленную моим гнусным поведением добродетель. Однако я не считал, что она зайдет так далеко.

Я услышал ее басистый носовой голос: "Квартира Хардингов" – и передал трубку Си Джей. Лицо его тут же приобрело выражение добродушного демократа, произносящего речь на официальном банкете.

– Элен? Говорит Коллингхем... Как поживаете, Элен? Боюсь, дитя мое, что мы оказались в затруднительном положении и нам понадобится ваша помощь. Мистер Хардинг вскоре все вам объяснит, но до того я хочу сам поговорить с вами. Один знакомый Дафны был убит этой ночью. В связи с этим полиция проводит расследование. Мы решили, что проще всего будет, если мы скажем, что мисс Дафна провела вчерашний вечер с мистером Хардингом в его квартире и что она там заночевала. Так вот, Элен, если к вам заявится некий лейтенант Трэнт из криминальной полиции, скажите ему, что готовили для мистера Хардинга и мисс Дафны обед и что мисс Дафна провела ночь в комнате для гостей. Вы хорошо меня поняли?

Он произнес все это так гладко и естественно, как если бы речь шла о том, чтобы одолжить у соседки немного муки. Сделав паузу, он заговорил снова, и голос его звучал, как мурлыкание кота:

– Да, я хочу воспользоваться случаем и спросить вас, Элен, как поживает ваша племянница, та, что недавно тяжело болела... Она все еще больна? О-о! Это нехорошо. Послушайте, Элен, я очень рад, что мне представился случай обстоятельно поговорить с вами. Я думал о болезни малышки и пришел вот к какому выводу: может быть, лучше всего будет доставить ее сюда самолетом? Я знаю, что в Англии есть хорошие врачи, но если девочка будет здесь, рядом, мы сможем создать для нее куда более лучшие условия. Да и вашей сестре будет поспокойней.

Он слушал долгую минуту голос, звучащий в трубке, а выражение его лица тем временем менялось – он вдруг стал толстым, добродушным Санта Клаусом.

– Но, мое дорогое дитя, не говорите глупости! Ваши заботы – наши заботы; все мы относимся к вам как к члену нашей семьи. Вы сами прекрасно это знаете и, конечно, не считаете, что расходы на авиабилет из Англии до Нью-Йорка меня разорят. Не благодарите, Элен, не за что! И... ах, да, Элен! Не забудьте, что вы должны сказать лейтенанту Трэнту.

Он опустил трубку на рычаг, и одновременно с его лица сползла маска жизнерадостного завсегдатая банкетов.

– Как только вернешься домой, Билл, объяснишь ей все подробно. А я увижусь с ней на будущей неделе и подпишу чек для ее племянницы.

Он буркнул что-то себе под нос; видимо, это должно было означать, что серьезная опасность предотвращена и что он больше не желает говорить на эту тему. Этот человек изумлял меня. И с лейтенантом Трэнтом, и с Элен он уладил дело без малейших усилий... и без малейших угрызений совести. Это были всего лишь мелкие препятствия, которые следовало устранить, чтобы идти дальше по намеченному пути. Вот до чего довели его многие годы, в течение которых он подкупал и покупал людей.

Но я изумлялся и себе. После многих удачных маневров я достиг, наконец, относительной безопасности. Дафна закурила сигарету и растянулась на диване.

– Ну и что? – спросила она лениво. – Вы должны признать, что я великолепная актриса, не так ли? Талант из меня так и прет. Разве ты не гордишься мной, па?

Она перевернулась набок и провокационно улыбнулась Си Джей, который, расхаживая по комнате, как раз оказался рядом с диваном. Внезапно он остановился и неожиданно, не произнеся ни слова, отвесил дочери крепкую пощечину.

– Я должен гордиться тобой после этой последней выходки? – Его трясло от злости. – Вон отсюда! Убирайся сию минуту! Прочь с глаз моих!

– Но, па... – пролепетала, запинаясь, испуганная Дафна.

– Я сказал вон! Убирайся в свою комнату!

Дафна, видимо, колебалась, оказать ли сопротивление отцу или уступить. Наконец, она, бледная и дрожащая, встала и вышла из библиотеки. Си Джей, повернувшись, некоторое время смотрел ей вслед. Он был взбешен, но, кроме бешенства, на его лице отразилось нечто большее; я сказал бы, что это было... страдание. "Как он любит ее", – подумал я.

В первый раз я наблюдал в нем проявление обычного человеческого чувства. Это потрясло меня, и одновременно я ощутил растерянность. Казалось, он совсем забыл о моем присутствии. Он стоял неподвижно, сгорбившись, а его жабье лицо выражало только странную смесь любви и муки.

– Ну, я тоже пойду, пожалуй, – сказал я наконец. Звука моего голоса оказалось достаточно, чтобы он немедленно стряхнул с себя оцепенение и повернулся ко мне. Теперь на его лице не отражалось ничего, кроме высокомерного гнева, столь типичного для Си Джей и столь хорошо мне знакомого.

– Ах, ты!.. – процедил он сквозь стиснутые зубы. – Ты и твоя Бетси! Вы что, остатки ума порастеряли, потакая ей, обманывая меня и закрывая на все глаза?

Он орал на меня минут пять. Я слушал его и удивлялся, как хитрая Дафна сумела обставить дело так, что вся вина и вся ответственность падали на Бетси и на меня.

– Я знал, что это опасный идиот! А вы без колебаний бросили Дафну в его руки! Провоцировали их на самые дикие безумства. А когда он раскрылся, когда однажды вечером он напал на нее как дикий зверь, как ты на это отреагировал? Никак! Совсем никак! И Бетси тоже обманывала меня. Тогда, по телефону. Боже милосердный, да если бы вы тогда обратились ко мне! Если бы хоть одним словом намекнули на то, что происходит!..

Я слушал этот поток упреков и обвинений, не пытаясь защищаться. Во-первых, потому, что так было для меня безопасней, если учесть все то, что я продолжал от него скрывать; а во-вторых, мне было искренне жаль его, и я знал, что извергнув из себя все эти претензии, он почувствует некоторое облегчение. Действительно, спустя некоторое время его ярость стала ослабевать. С Си Джей всегда было так. Каждый раз, когда он обрушивался на кого-нибудь, он делал это с театральной напыщенностью. Однако я знал, что самое худшее уже миновало и теперь он начнет играть свою другую излюбленную роль – роль монарха, несказуемо милостивого и всепрощающего.