Новая квартира - Карло Гольдони

Кекка. Ну?

Розина. Ну, я отперла дверь и сказала, чтобы она шла.

Кекка. Напрасно. Нечего нам связываться с этими людьми.

Розина. А ведь вы же обещали позвать синьорину Менегину.

Кекка. Если придет ее дядюшка, позову; но только в этом случае, и никогда больше, слышите? Больше никогда. Впредь мы с этими полоумными якшаться не будем.

Розина. Зачем вы мне это все говорите? Мне-то что?

Кекка. И с их служанкой не желаю больше никаких фамильярностей.

Розина. Ничего не поделаешь, уж на этот раз я ей отворила. В другой раз не отворю. Хотите, отошлю ее обратно?

Кекка. Нет, уж выслушаем, что ей надо.

Розина. Я слышала шум. Любопытно, что там такое.

Кекка. Сестричка дорогая, умерьте свое любопытство. И что вам за дело до чужих? Если Лучетта придет со сплетнями, оборвем ее и не станем слушать.

Розина. Хорошо, хорошо, все будет по-вашему.

Явление второе

Те же и Лучетта, потом Тони.

Лучетта. Ваши милости!

Кекка. Здравствуйте!

Розина. Здравствуйте! милая!

Лучетта. Я убежала наверх; никто и не знает. Хочу вам рассказать: такое у нас вышло!

Розина. Расскажите, голубушка!

Кекка (Розине). Опять начинается?

Розина (Кекке). Ну что такого я сказала?

Лучетта. Вы на меня сердитесь, ваша милость? Что я вам сделала?

Кекка. Не желаю сплетен у себя в доме.

Лучетта. Простите, я только хотела рассказать… Ну, а раз вы не желаете, как угодно, ваша милость. (Хочет уйти.)

Кекка. Подите сюда. Что вы хотели рассказать?

Розина (в сторону). Как будто я не знаю, что сестрица еще любопытнее, чем я.

Лучетта. Я хотела рассказать вам новости, но вовсе не хочу, чтобы потом сказали, будто я разношу сплетни.

Кекка. Ну что же? Если вам надо что-нибудь сообщить нам…

Лучетта. У нас, знаете, бог весть что делается.

Кекка. А именно?

Лучетта. Хозяин вне себя от отчаяния. Никак не может управиться с делами. На той квартире все опечатали тут еще не заплачено. Рабочие требуют денег. Я уж семь месяцев не получаю жалованья. Ужас, что делается, ваша милость! Ужас!

Кекка. Да, знаете, это и в самом деле ужас!

Розина. Вы меня просто поражаете.

Кекка. А что же эта кривляка, жена его?

Розина. А что же сестра его, бедняжка?

Лучетта. Синьорина плачет, а молодая беснуется.

Кекка. Скажите, как же это он ухитрился влезть в долги?

Лучетта. Все от спеси да от транжирства. Все хотел угодить своему сокровищу женушке.

Кекка. Ведь всего только две недели, как он женат…

Лучетта. Ох, что вы! Как это вы считаете? Ведь он уж два года ухаживает за нею. Бывал у них в доме — ну, и тратился, и сорил деньгами. Вот и доигрался.

Розина. А приданого она ему никакого не принесла?

Лучетта. Ничегошеньки.

Кекка. А ведь какую корчит из себя важную барыню!

Лучетта. Вот именно! Мне рассказывала одна женщина, которая служила у них в доме пятнадцать лет, что зачастую, когда господам не на что было пообедать, ей приходилось закладывать свои браслеты.

Розина. Как же эта женщина решилась после пятнадцатилетней службы бросить их?

Лучетта. Она ушла, потому что не получала жалованья. Эх? ваша милость, дорогая синьора, не все ведь, знаете, похожи на меня! Я семь месяцев ничего не получаю, а вот все же молчу и за хозяев своих готова дать себя разорвать на части.

Розина (в сторону). Ну, и ты тоже изрядное сокровище!

Тони. Ваша милость, вас спрашивают.

Кекка. Кто?

Тони. Его милость синьор Лоренцино, а с ним какой-то старик.

Розина. Это, должно быть, синьор Кристофоло.

Лучетта. Дядюшка моей синьориты?

Кекка. Да, да. Вот что, милая, подите-ка вниз, отзовите в сторонку синьору Менегину и попросите ее сюда.

Лучетта. Сейчас, ваша милость.

Кекка. Только смотрите, чтобы никто не услышал.

Лучетта. Уж будьте покойны. (Хочет уйти.)

Розина. Да не говорите никому.

Лучетта. Ой, что вы! Воздух, и тот не услышит. (Хочет уйти.)

Кекка. Смотрите, дело ведь нешуточное.

Лучетта. Что это вы, право, ваша милость? За кого меня принимаете? Словно я сплетница какая-нибудь! Когда надо, я молчать умею и крепко держу язык за зубами. Ваши милости! (Уходит.)

Кекка (к Тони). Просите сюда этого синьора, а синьору Лоренцино скажите, чтобы он ушел пока, а потом вернулся бы или посидел там, подождал.

Тони. Слушаю, ваша милость.

(Уходит.)

Явление третье

Кекка, Розина, потом Кристофоло.

Кекка. И знаете, пока я буду говорить с синьором Кристофоло, вы тоже подите к себе, вам не след быть тут.

Розина. Дорого бы я заплатила, чтобы послушать!

Кекка. Ну, еще бы, ведь вы воплощенное любопытство.

Розина. А вы? Ни капельки?

Кекка. Я только выслушиваю то, что стоит послушать.

Розина. А я не слушаю того, чего не стоит слушать. (Уходит.)

Кристофоло (входит). Мое почтение!

Кекка. Ваша милость, синьор Кристофоло!

Кристофоло. Нет, дорогая, уж, пожалуйста, без этих милостей.

Кекка. Не хотите, чтобы я вас почтила, как подобает?

Кристофоло. Я не нуждаюсь в почитаниях. Никогда я не был охоч до церемоний. Цену себе я знаю. Слава богу, ни в ком не нуждаюсь; а все эти титулы дарю, кому угодно.

Кекка. Ну, как прикажете. (В сторону.) По старинке живет. (Громко.) Прошу вас, простите, что я вас обеспокоила.

Кристофоло. Я к вашим услугам. Чем могу служить, приказывайте.

Кекка. Садитесь, пожалуйста.

Кристофоло. С удовольствием. Что слышно о синьоре Фортунато? Когда вы его ждете?

Кекка. Как раз вчера было от него письмо. Он должен быть здесь к концу недели.

Кристофоло. Это так. Возможно, он приедет в пятницу болонской почтовой каретой.

Кекка. Ах, если бы вы знали! Я прямо дождаться не могу!

Кристофоло. Да, когда у женщины хороший муж, так всегда хочется иметь его рядышком. Правда?

Кекка. Когда его нет, я просто как потерянная. Ничто мне не мило. Ни в театр я, ни в маскарад, ни… Да никуда, просто-таки никуда.

Кристофоло. Хорошие женщины всегда так.

Кекка (в сторону). Не знаю, с какого конца начать.

Кристофоло. Итак, синьора Кекка, что же вы мне прикажете?

Кекка. Дорогой мой, уж вы простите, что я беру на себя такую смелость…

Кристофоло. Да говорю же! Со мной вам церемониться нечего, я приятель вашего мужа, а потому свободно располагайте мною.

Кекка. Вы разрешите мне поговорить с вами об одной особе?

Кристофоло. О ком?

Кекка. Об одной особе.

Кристофоло. Только не о моем племяннике. А о ком угодно другом — извольте.

Кекка. О, до вашего племянника мне нет дела.

Кристофоло. А мне откуда знать? Я слышал, что Этот плут поселился тут под вами. Потому-то я и подумал, что вы хотите говорить о нем. И чуть-чуть не совершил невежливости — не хотел идти к вам.

Кекка. Синьор Кристофоло, вы слишком воспитаны для этого.

Кристофоло. Если бы вы знали, до чего он въелся мне в печенку своим гнусным поведением!

Кекка. А бедняжка сестра его?

Кристофоло. А сестра тоже полоумная. Когда умерла ее мать, я ведь хотел взять ее к себе, а она, видите ли, не пожелала; захотела жить у брата: там, дескать, свободнее, потом у дяди придется рано спать ложиться, по маскарадам да по театрам не разгуляешься. Ветреница! Вот и получила свое! Пусть теперь и радуется!

Кекка. Если бы вы знали, как она, бедняжка, сейчас несчастна.

Кристофоло. Все знаю. Вы что же думаете — я не знаю? Все знаю! Знаю, что он по уши в долгу, знаю, что за два года он пропустил сквозь пальцы десять тысяч дукатов; частью проиграл, частью истратил на свое сокровище — благоверную. Вот где его погибель! С тех пор как он стал бывать в этом проклятом доме, он сам на себя стал не похож. Со мной вовсе не считается, не удостаивает даже посещением. Встретится со мной на улице, так норовит ускользнуть незаметно, потому что я хожу в камзоле без галунов и не ношу манжет. Знаю, — эта ее милость, квашня надутая, говорила, что ей от меня тошно, что она меня стыдится и никогда в жизни не назовет меня дядей. Нет, врешь, это ты у меня подождешь, чтобы я тебя назвал племянницей, нахалка, дрянь, нищая!