Баблия. Книга о бабле и Боге - Александр Староверов

Михай перестал выкладывать пачки из сейфа.

– Все, здесь все, – сказал он молдаванину.

– Ну как же, а еще пятьсот, обещали еще пятьсот, как же так, еще пятьсот обещали, как же, обещали же еще, а еще пятьсот как же, обещали же… – быстро, на одной ноте затараторил молдаванин.

Фраза походила на молитву древнего молдаванина грозному молдавскому богу виноделия и шабашки, какому-нибудь Фетяске Ликострашному.

– Все, иди, иди, иди. Завтра, послезавтра, нет, в среду позвони. Все решим. Все, не видишь, я занят.

Молдаванин со скорбным видом удалился.

– Привет, Михай, – наконец смог поздороваться Алик. – Не помешал?

– Да ты что, дорогой, это они вот все мешают, а ты только помогаешь. Достали все, и ЛМ достал тоже. Представляешь, звонит вчера в полвторого ночи, говорит, придет строитель, который баню мне делает, дашь ему три с половиной. А во сколько, спрашиваю, придет? В десять утра, говорит. А я говорю: ну пусть после обеда хоть придет, где я за ночь-то столько достану. А он: в десять, и все – и положил трубку. Пришлось свои отдавать. А мне ЛМ и так уже десятку должен с прошлого года. И возвращать не торопится. Достали… Этому дай, тому отдай. А как на решение вопросов с ментами, так денег никогда нет. Выкручивайся, Михай, как хочешь. А ведь мне ЛМ и так должен. Теперь тринадцать почти…

Перед важными, особенно денежными, разговорами Михай встречал Алика одним и тем же монологом о том, как его все задолбали, а больше всех ЛМ с его прихотями, семьей, любовницами, фаворитками, стройками и т. д. О том, что он взрослый, состоятельный, почти старый человек, а работает на побегушках у шефа непонятно кем и непонятно за что. А ему уже полтинник скоро.

«Если не остановить, будет плакаться до совещания, – подумал Алик. – Надо подыграть».

– Ну и вот зачем тебе это все нужно? Отстраивать надо всех. И ЛМ тоже, а то на шею сядет и ножки свесит. Послал бы ты его, ничего бы не случилось. Получил бы строитель бабки завтра, ну и что, мир бы рухнул?

– Легко тебе, Алик, говорить, вот ты пришел четыре года назад, весь такой красивый, с образованием и связями. Для тебя ЛМ просто еще один шеф, сегодня вместе – завтра разбежались. А я с ним с самого начала почти, семнадцать лет скоро будет. Врос я в него корнями, а он в меня, сука, врос. Вот говорит херню какую-нибудь, и знаю, что херня точно. А у меня рефлекс – исполнить. Умереть, в лепешку расшибиться, а исполнить. Как у собаки Павлова. Плохо это для меня, а поделать ничего не могу.

Алик в очередной раз восхитился Михаем. «Молодец какой, – подумал он. – Как изящно расставил акценты перед важным разговором. Тонко показал, кто в берлоге главный. Мол, ты деляга бессердечный, а я волкодав верный, эмоционально к шефу привязанный. И про то, что вросли они с ЛМ друг в друга, здорово. Типа без его позволения здесь ни одна мышь не проскочит. А про то, что плохо это все для него, вообще шедевр, приглашение на тур финансового вальса. Мол, давай, друг, попробуй, предложи мне, а я послушаю, только много предложи, чтобы слушать интересней было. Придется ему за талант полпроцентика накинуть. Заслужил».

Дележ добычи между Аликом и Михаем происходил по-честному. В стиле правильных русских пацанов. Схема называлась «В пополаме штрих». Добыча делилась пополам, но вес добычи определял тот, кто непосредственно завалил медведя, а не тот, кто помогал или, как чаще всего случалось, не мешал, соглашался с предложением главного охотника, что медведь нынче весит, допустим, сто кило, а не триста, как давеча. Или не соглашался. В конечном итоге договаривались всегда. Несколько лет назад, когда Алик только пришел в контору, говорили они с Михаем за жизнь, что-то о судьбах России и принципах русского делового оборота. Высказал тогда Михай мысль, поразившую Алика своей исчерпывающей всеохватностью:

– Понимаешь, у нас в России все в точности как в коза ностре. А структура эта хоть и жесткая, но, в принципе, сетевая. То есть заносить наверх надо ровно столько, чтобы не грохнули. Занесешь больше, в следующий раз захотят еще больше, потом все захотят, потом грохнут. Занесешь меньше – грохнут сразу. Поэтому искусство русского бизнесмена и состоит в точном определении этой границы. Знать ее невозможно, можно только чувствовать. Граница эта меняется под воздействием тысячи обстоятельств. Ни один компьютер не рассчитает. Поэтому только чувствовать. Она меняется, а ты чувствуешь, снова меняется – снова чувствуешь. Или не чувствуешь… Тогда кранты.

Крепко тогда запомнил он эти слова. С тех пор так и жили.

– Эх, Михай, собакой быть плохо, – печально произнес Алик. – Даже Павлова. Сидишь под столом, ждешь, пока косточку бросят. А ведь могут и не бросить. Могут на старости лет на улицу выгнать. Когда трюки перестанешь исполнять, добычу таскать хозяину.

Он давил на самую больную мозоль Михая. Ритуальный танец воинов древнего племени среднерусских пильщиков достиг кульминации.

– А что делать? Как жить? Помоги, научи, вразуми? Ты же умный, Алик.

– Какой я умный, хватит подкалывать. Сам все понимаешь лучше меня в сто раз. А помочь, конечно, помогу, когда я тебе отказывал. Вот, кстати, тему с Магаданпромбанком знаешь?

– Да говорил чего-то ЛМ вчера. Я и внимания не обратил. Чушь какая-то очередная его. Интересно, кто ему идейку подкинул?

«Нет, ну какой же все-таки умница, – опять восхитился им Алик. – Как все правильно делает. Опускает, прям как по методичке «Введение в распальцовку и основы понтокидания» на курсах юного олигарха».

– Нет, Михай, ошибся ты, не его это чушь – моя. И подкинул ее я.

– Тогда точно ошибся, – легко согласился доверенный человек. – Извини, и на старуху бывает порнуха. Так в чем там дело?

Алик рассказал.

– Интересно, – задумчиво произнес Михай, – интересно как. И красиво, и недорого вроде.

Он вопросительно посмотрел на Алика. Тот молчал, как рыба в плену у фашистов. Уж что-что, а паузу он держать умел.

– Интересно и недорого. – Снова вопросительный взгляд. – И красиво… но… но… – Вопросительный взгляд. – Но я не знаю. Вот не знаю, как сформулировать. Что-то мне не нравится. Интуиция, или черт его знает что. Нет, ты пойми правильно, очень красиво придумано, ты молодец, претензий по сути нет. Все вроде хорошо… Но вот что-то… что-то смущает.

Михая обычно смущала комбинация трех обстоятельств – большие трудозатраты с его стороны, большой риск для его задницы и маленькая прибыль. В данном случае делал все Алик. Значит, только деньги. Пришло время бросить на стол козырного туза. Алик был немного разочарован. «Все хорошо сделал, – подумал он. – И цену себе набил, и опустил меня грамотно, а в конце поторопился. Что это значит: «не могу сформулировать, что-то не нравится, интуиция…» По-детски это как-то, тривиально, без фантазии. Поэтому 1 % за статус, полпроцента за талант и минус четверть процента штрафа за торопливость. Итого 1,25 % Михаю. Миллион долларов, между прочим. Нехило. А поскольку все у нас пополам, то вес медведя на сегодня составляет 2,5 %. Два с половиной процента от двух с половиной миллиардов. Красиво звучит и правильно…» Алик верил в магию цифр и не верил в совпадения. Цифра ему понравилась. Он внимательно посмотрел на Михая и, как бы спохватившись, сказал:

– Да, совсем забыл, уболтал я банкира на 7,5 %. Два с половиной нам с тобой за труды, чтобы поводок у собаки Павлова был длиннее.

– Дело не в этом, – быстро сказал Михай.

Его задумчивое выражение лица никак не изменилось. Алик даже испугался, что дело действительно не в этом. «Наверное, я зря про поводок сказал, понтярщик хренов. Передавил».

– Не в этом дело, – продолжил Михай. – Просто что-то смущает. Честно. Не могу только сказать что. Как-то гладко слишком.

Алик уже совсем собрался предложить больше денег, увеличив вес медведя до 3,5, но Михай быстро продолжил:

– Хотя что я, как маленький. Не могу сформулировать, значит, и нет ничего. Померещилось. Но вот скажи мне, а ты ничего такого не чувствуешь?

«Уф-ф, слава богу, – у Алика отлегло от сердца. – А я еще себя считал хорошим актером. Учиться, учиться и еще раз учиться у старших товарищей».

– Ты знаешь, ничего я не чувствую. Знаю только, что будет польза конторе, ЛМ и нам с тобой.

– Ну тогда давай попробуем убедить шефа. Докладчик ты. Я повозражаю для вида, чтобы подозрений не было, а потом соглашусь. Как всегда, короче. Но ты точно уверен?

«И этот страхуется, – расстроился Алик. – Хотя, с другой стороны, я и денег получаю больше на порядок. Все справедливо». Что-то было не так в их разговоре, неправильно. Он засомневался. «А вдруг Михай искренне, правда что-то чувствует? Интуиция-то у него ого-го, иначе не продержался бы здесь столько лет…»

Внезапно захотелось отменить сделку, послать банкира, сказать Михаю «не уверен» и уехать в отпуск на Карибы. Карибы… Багамы, счастливая беззаботная старость, гольф, любовницы и солнце… Он вспомнил мечту. Мечта лежала близко, руку протяни. И из-за глупых сомнений все бросить? И торчать в этой серой психованной Москве, пока не посадят? И терпеть эту власть? Этих людей вокруг? Эту вечно гнетущую думу о завтрашнем дне? И ловить крошки с высоких барских столов? И сдохнуть от перенапряжения в пятьдесят? И все это потому, что у Михая что-то там шевельнулось, а может, просто показалось или вообще ничего нет, кроме торговли и желания прикрыть свой зад.